Новая эпоха - старые тревоги. Политическая экономия - Евгений Ясин Страница 11

Сокращение же предстоящих выплат по ГКО-ОФЗ (оно планировалось в 1999 году на 30 млрд. против 80 млрд. без дефолта) в значительной мере оказалось съеденным в переговорах, которые затем все равно пришлось вести с инвесторами по реструктуризации долга.

Короче говоря, все было сделано далеко не лучшим образом. Все же справедливости ради нужно признать, что даже оптимальные действия в сложившихся обстоятельствах не дали бы намного лучших результатов.

Мораторий на выплату долгов нерезидентам в течение 90 дней также ныне осуждается. А я бы признал его по меньшей мере наименее вредным, а скорее — самым разумным из решений 17 августа. Впрочем, это стало достаточно очевидным после того, как срок моратория истек: все же оставалось время, чтобы попытаться спастись, найти деньги, договориться с кредиторами. Другое дело, что возможности эти использовали лишь в незначительной степени.

Так или иначе, но в течение примерно полутора-двух месяцев краткосрочные последствия кризиса были отчасти преодолены. Цены в октябре-ноябре выросли на 4,5 % и 5,7 %, курс стабилизировался на уровне 15–17 рублей за доллар. Восстановилась торговля, хотя импорт серьезно упал и ассортимент обеднел. Сказалось действие рыночных сил, а также достаточно эффективные действия Центробанка по восстановлению платежей и стабилизации валютного рынка. Деятельность нового правительства тоже можно оценить как удовлетворительную: оно, несмотря на риторику об усилении роли государства, почти ничего не делало такого, что могло сразу дать отрицательный эффект. Например, не торопилось печатать деньги в опасных количествах.

С чисто экономической точки зрения решения 17 августа имели большей частью краткосрочные последствия, хотя, конечно, скачок цен и потери денег в проблемных банках будут еще долго ощущаться и населением, и предприятиями.

Тем не менее это замечание имеет смысл, так как те угрозы российской экономике, с которыми она будет сталкиваться в среднесрочной перспективе, обусловлены отнюдь не столько обострившимся кризисом, сколько более глубокими причинами, имеющими более длинную историю.

Мы рассмотрим три главные среднесрочные угрозы:

1) инфляция;

2) кризис банковской системы;

3) дефолт по внешнему долгу.

С точки зрения перехода к рыночной экономике финансовый кризис 1998 года означает срыв третьей, наиболее успешной, как казалось, попытки финансовой стабилизации. О причинах сказано выше.

Сейчас речь идет о том, насколько серьезным будет этот срыв, какую он вызовет инфляцию. Первый взрыв, вызванный падением рубля и ростом цен на импортные товары, остановлен, поскольку до последнего времени ограниченными были масштабы эмиссии. Если бы от нее удалось совсем удержаться, то финансовый кризис мог стать эпизодом с печальными, но ограниченными последствиями. Уже через полгода — год страна вернулась бы к ситуации лета 1997 года и могла бы продолжить поступательное движение.

Но так уже, видно, не получится. На IV квартал правительство испросило 25 млрд. руб. на продажу ЦБ нерыночных облигаций. Получено, по словам М. Задорнова, 23,5 млрд.

Здесь учтена, видимо, только эмиссия на покрытие бюджетного дефицита. Кроме того, нужно принять в расчет операции ЦБ по поддержке банковской системы, которые, по моей оценке, уже обошлись примерно в 30–35 млрд. руб., и В. В. Геращенко назвал цифру 10 млрд., полагаю, сверх этой суммы. И еще пополнение валютных резервов: только с момента введения нового порядка валютных торгов ЦБ приобрел не менее 1 млрд долл., т. е. эмитировал не менее 15 млрд. руб. И будет продолжать, ибо считает эту эмиссию обеспеченной, хотя затем отдает валюту Минфину для расчетов по внешнему долгу.

Итого только до конца 1998 года получается минимум 70–80 млрд. руб., что составляет примерно 45–50 % денежной базы середины августа; расходы все — необходимые. Итог сказался уже в декабре: месячная инфляция достигла 11,6 % против 5,7 %, вдвое больше, чем в ноябре.

На будущий год программа правительства планирует инфляцию 30 %. Оно также обещает жесткий бюджет с первичным профицитом в 1,4 % ВВП. Общее мнение таково, что на деле инфляция в 1999 году будет как минимум вдвое выше. В качестве неблагоприятного рассматривается сценарий, в котором не будет получен кредит МВФ и не будет достигнута реструктуризация внешнего долга, — тогда, по мнению правительственных экспертов, возможна инфляция до 300 %. И я бы добавил, что сбор налогов снизится еще больше против ожиданий правительства.

Если судить по другим решениям правительства, по другим разделам его программы, то напрашивается вопрос: что будет выполняться — жесткий бюджет или другие решения? Совместить их невозможно. А большее смягчение бюджетной и денежной политики в духе преодоления монетаризма грозит гиперинфляцией со всеми вытекающими последствиями. Страна была бы отброшена уже не в 1995, а в 1992 год, только без резервов того времени, истощенная тремя предыдущими попытками стабилизации и лоббистскими усилиями по их срыву.

Распространено мнение, что банковский кризис обусловлен дефолтом по ГКО: в ГКО была вложена значительная часть активов крупных банков, и дефолт привел к резкому их обесценению. Это мнение плюс паника среди вкладчиков наши банки и подкосили.

На самом деле ситуация выглядит несколько иначе. До 70 % всех ГКО-ОФЗ принадлежали Центробанку и Сбербанку. Значительную долю держали иностранные инвесторы. Российские частные коммерческие банки также держали активы в ГКО-ОФЗ, и власти действительно просили покупать свои бумаги, а потом не продавать их, чтобы не сломать рынок. Но, кроме того, средства банков были вложены в валютные облигации, считавшиеся совершенно надежными. В начале финансового кризиса, еще задолго до дефолта, эти бумаги вместе с ГКО-ОФЗ резко потеряли в цене. В то же время наши банки активно привлекали ресурсы с Запада в виде синдицированных кредитов посредством форвардных контрактов, в частности под залог российских бумаг. Долги к июлю 1998 года составили 19,2 млрд. долл. против 6 млрд. год назад. Когда обстановка стала накаляться, контрагенты потребовали дополнительных гарантий. Еще раз напомню историю с Токобанком.

Могущество наших крупнейших, так называемых уполномоченных, банков зиждилось либо на «особых» отношениях с бюджетом, с таможней, то есть на возможности «прокручивать» государственные средства, либо на контроле над финансовыми потоками значительных экспортных производств. Казалось, они ко времени кризиса уже напитались соками, даже претендовали на политическое влияние. Однако под ними не было серьезной основы, поскольку от бюджета их постепенно отваживали, а реальная сфера была в глубоком кризисе. Она не давала банкам кредитных ресурсов и не могла привлечь кредиты из-за своей низкой платежеспособности.

Банки, кредитовавшие предприятия, либо устанавливали над ними контроль, либо терпели убытки. Для них условием процветания было держаться подальше от реальной сферы и поближе к бюджету. Изменить положение могли только основательная реформа предприятий и окончательная финансовая стабилизация. А на это требовалось много времени и усилий, в том числе со стороны самих банков, по выращиванию клиентов. Экспансия ГКО если и нанесла банкам ущерб, то прежде всего тем, что минимум на два года позволила им не заниматься активно этой работой, избегая и собственного оздоровления.