Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ - Сергей Бабурин Страница 11

И, наконец, культурно-нравственный — как единение с Богом в праведном подвижничестве, служение Справедливости и Правде. При многовековой проповеди Смирения и Послушания русский человек часто следовал им лишь после нахождения приложения своей страстной тяги к созиданию — созиданию Семьи, созиданию Отечества. Стремление к Красоте и Гармонии всегда сопровождает русского человека — независимо от его национальности, заставляя помнить о них даже в заблуждениях.

В чудеса надо верить. Тогда ты сам сможешь их и творить.

Все вместе эти грани национального идеала формируют характер русского человека и его образ жизни. Среди нравственных императивов, формирующих русскую культуру как ключевой элемент цивилизации особого типа, следует выделить идеал подвижничества, аналогичный культу героя-мученика для самосознания британцев, и идею греха как главный критерий человеческого поведения.

Именно на этих идеалах нас воспитывали. Некоторых религиозно, но большинство — светски и по-советски, однако, искренне и последовательно.

Стремиться воплотить в жизнь Русский национальный идеал — это и означает следовать Русским путем.

Следовать своим Путем должна любая нация. Те же японцы, лучше нас сохранившие солидаризм своего общества, именно поэтому идею Пути определили смыслом жизни самурая.

«Человек должен всю жизнь стремиться к тому, чтобы никогда не отступать от Пути. Он должен учиться, постоянно работая над собой и ничего не оставляя без внимания. В этом Путь». Это бусидо.

Ныне с полным основанием можно утверждать, что исторический спор между русскими марксистами и народниками XIX века — спор о том, должны ли мы лечить социальные болезни западноевропейскими рецептами, как требовали марксисты, или у нас свой путь в истории, называвшийся А.И. Герценом «русским социализмом», выиграли не марксисты-большевики, как казалось почти весь XX век, а народники. Возвышение СССР произошло только тогда, когда политика России соединила стремление к социальной справедливости с национальным укладом и национальным духом, когда на руинах Мировой революции вновь возвысилась чувство Империи, идея Отечества, как того и добивались где осознанно, где интуитивно народовольцы.

Сколь многого наша Родина могла бы избежать, если бы ее государственные деятели на сто лет раньше прислушались к советам мудрого К. Маркса не пытаться жить по его книге «Капитал», подражая Западу, а опираться на свои собственные общинные традиции [2].

Что губительнее для души человека — злопамятство или склероз? А для души нации? Как порой тяжело отвечать на этот вопрос. Но в жизни очень многое зависит от того, что ты предпочитаешь помнить, плохое или хорошее.

Главные люди, не только давшие мне жизнь, но и научившие меня добру и ответственности, состраданию и готовности делать любую работу добросовестно — это мои родители. Они учили меня не только словом, но и личным примером.

Родился я 31 января 1959 года в Семипалатинске, где в то время родители учились. Мама, Валентина Николаевна, — в медицинском, а отец, Николай Наумович, работавший водителем на заводе, — заочно в педагогическом. После моего появления на свет, как уверяют родные, пошел снег. Для зимы, пусть даже восточно-казахстанской, это не удивительно, но почему-то им запомнилось.

Мама была исключительно талантливым врачом. Окончив вуз, была приглашена работать в медицинскую клинику, стала работать над диссертацией, даже выступила на симпозиуме по хирургии в Алма-Ате. Но отдала всю себя мужу и сыновьям, без колебаний оставив ради этого науку.

После окончания отцом педагогического института мы выехали на его родину, в Омскую область.

Первые годы моего земного существования — это годы активных ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне. Помню детские впечатления, когда в объявленное заранее время надо было выходить из квартир на улицу, потому что дома ходили ходуном, мебель качалась, звенела посуда в шкафах. Потом оповещать жителей о необходимости покинуть дома перестали, но опять же дома трясло, посуда бренчала. Годы спустя я стал понимать, что был очевидцем отзвуков близких ядерных взрывов. В детстве же эти землетрясения были просто интересны. Даже не было страшно. Воистину, счастье в неведении. Ныне же на упреки недругов я спокойно замечаю:

— Какие ко мне могут быть претензии? Ну, родился я и вырос в Семипалатинске в годы пика активных ядерных испытаний. Мутант. Отвяжитесь с нравоучениями. Принимайте, какой есть.

Бабурины и Бабуриды

В 2007 году я впервые побывал в краю солнечных легенд — в Самарканде. Сразу при нашем с А.В. Фоменко прибытии в отель на вопрос, куда я хотел бы направиться в первую очередь, ответил без колебаний:

— В Гур-Эмир, мавзолей Тимура.

— Конечно, вначале надо к родственникам.

— Не понял?

Я и действительно не понял.

— А Тимур тоже, Сергей Николаевич, был из Бабуридов. И вообще, жаль, что вы не наш политик! У нас вряд ли кто отказался бы голосовать за Бабурида.

Конечно, люблю говорить о предках, восходящих к великому Бабуру, основателю династии Великих Моголов. Но не менее люблю вспоминать, что до XVIII века в Сибирской тайге было много тигров, а называли сибиряки тигра бабр. Представьте же мое благородное негодование, когда моя жена Татьяна вычитала в какой-то несерьезной книге, что в белорусском Полесье, а также как и среди донских и уральских казаков бабурами исстари называли пеликанов. Супруга возмутилась:

— После свадьбы я сменила такую замечательную, красивую — просто летящую — фамилию — Журавлева — на какую-то пеликанью!

И пришлось утешать!

О предках я знаю только со слов родных и двоюродных бабушек, да еще некоторых дальних родственников.

Дед моего деда по линии отца, Фирс, был крепким сибирским селянином, сумевшим выучить одного из своих сыновей, моего прадеда Михея на фельдшера. То был XIX век, к началу века двадцатого Михей Фирсович Бабурин был самым уважаемым лекарем на севере нынешней Омской области. Добрую память о нем и его лечении я застал у тарчан и в 70-е годы XX века. От него и пошла наша семейная традиция иметь во всех поколениях медиков, надеюсь, она не прекратиться и на моем младшем брате.

Мой дед, Наум Михеевич Бабурин, жизнь прожил на глухом севере Омской области ремесленником, зарабатывавшим на прокорм многодетной семьи индивидуальными подрядами: брал лесную делянку в васисском урмане, валил вековые сосны и лиственницы, обтесывал, шкурил, свозил бревна по зимнику в Тару или какое-либо село и ставил дом. Предварительно, как и надлежит плотнику-единоличнику, в одиночку делал полностью сруб, год выдерживал для сушки, разбирал на бревна, потом вновь собирал, уже на мох, ставил крышу. Как ныне говорят, сдавал дом «под ключ». И так из года в год. Своим тяжелым трудом содержал жену и шестерых детей. Ввиду многодетности, в войну был мобилизован на местный завод. Из шести человек дедовых родных и двоюродных братьев, ушедших на фронт, вернулся один дед Алексей.