Кто правит миром? - Ноам Хомский Страница 2

Удивительного в этом очень и очень мало. У классовой борьбы, носящей, как правило, односторонний характер, долгая и горькая история. На заре нынешней эры государственного капитализма Адам Смит осуждал «владык человечества», в роли которых в те времена выступали английские «торговцы и промышленники», «безоговорочно являвшиеся главными архитекторами политики» и «уделявшие львиную долю внимания» собственным интересам вне зависимости от того, насколько тяжелые последствия их действия несли остальным (в первую очередь жертвам «дикой несправедливости» в других странах, но также, причем в значительной степени, и жителям самой Англии). Неолиберальная эра последнего поколения добавила к этой классической картине несколько собственных мазков – теперь в роли владык выступают воротилы все более монополизируемой экономики; монстроподобные, зачастую хищнические финансовые институты; транснациональные корпорации, защищаемые государственной властью; и политические деятели, очень часто представляющие свои собственные интересы.

Тем временем не проходит практически ни дня без новых сообщений о зловещих научных открытиях в сфере разрушения окружающей среды. Не очень весело читать, что «в средних широтах Северного полушария средняя температура повышается со скоростью, эквивалентной продвижению на юг на 10 метров (30 футов) в день» – эта скорость «примерно в сто раз больше климатических изменений, зафиксированных за всю историю геологических наблюдений», а может, даже в тысячу раз больше, если верить данным других исследований [4].

Не менее мрачной представляется и растущая угроза ядерной войны. Прекрасно информированный бывший министр обороны США Уильям Перри, которого уж точно нельзя назвать злым лжепророком, считает, что «вероятность ядерной катастрофы сегодня даже выше», чем во времена «холодной войны», когда избежать ядерного конфликта удалось лишь чудом. Между тем великие державы упрямо продолжают реализацию своих программ «национальной небезопасности», если воспользоваться уместной в данной ситуации фразой аналитика Мелвина Гудмана, долгое время работавшего в ЦРУ. Помимо прочего, Перри относится к числу тех, кто призывал президента Обаму «уничтожить новую крылатую ракету», оружие с усовершенствованной системой наведения на цель, способное подтолкнуть к «ограниченному ядерному конфликту», ведущему к глобальной катастрофе. Что еще хуже, эта новая ракета выпускается в двух вариантах – с ядерной и обычной боеголовками, – поэтому враг, подвергшийся нападению, может заподозрить худшее и дать непропорциональный ответ, тем самым спровоцировав ядерную войну. Но оснований надеяться, что разумным советам внемлют, очень и очень мало – запланированная Пентагоном программа модернизации систем ядерных вооружений движется полным ходом, а государства второго ряда предпринимают собственные шаги навстречу Армагеддону [5].

Перед тем как размышлять об ответственности интеллектуалов, стоит прояснить, кого мы имеем в виду. Концепция «интеллектуалов» в современном смысле этого слова приобрела известность после выхода в 1898 году «Манифеста интеллектуалов», подготовленного дрейфусарами. Вдохновившись открытым письмом протеста Эмиля Золя французскому президенту, они осудили как ложное обвинение артиллерийского офицера Альфреда Дрейфуса в предательстве; критике также подверглось последующее сокрытие военными фактов по этому делу.

Позиция дрейфусаров представляет интеллектуалов поборниками справедливости, честно и смело бросающими вызов власти. Однако в те времена их вряд ли воспринимали подобным образом. Будучи в меньшинстве, дрейфусары подверглись острой критике со стороны господствующей интеллектуальной элиты и, в частности, выдающихся представителей «Французской академии, упорно осуждающих протестантов», как пишет социолог Стивен Льюке. Для Мориса Барреса – романиста, политика и лидера противников дрейфусаров – они были «анархистами с лекторской кафедры». В глазах другого академика, Фердинанда Брюнетьера, само слово «интеллектуал» означало «одну из самых смешных нелепостей нашего времени – я имею в виду претензии на возвышение писателей, ученых, преподавателей и филологов до ранга суперменов», осмеливающихся «считать наших генералов идиотами, наши общественные институты – абсурдом, а наши традиции – тлетворностью» [6].

Кого же тогда в действительности считать интеллектуалами? Меньшинство, вдохновленное примером Золя (который был приговорен к тюремному заключению за клевету и бежал из страны), или же членов Академии? В той или иной форме этот вопрос находит отклик и сегодня, долетая к нам сквозь столетия.

Один из вариантов ответа на этот вопрос общество услышало во время Первой мировой войны, когда в поддержку своих государств выступили интеллектуалы противоборствующих сторон. Так, в подготовленном ими «Манифесте 93-х» интеллектуалы Германии, одной из самых просвещенных в мире стран, обратились к Западу с такими словами: «Верьте в нас! Поверьте, мы доведем эту войну до конца, как цивилизованная нация, для которой наследие Гёте, Бетховена и Канта так же священно, как наши собственные сердца и дома» [7]. По другую сторону барьера был проявлен не меньший энтузиазм. Со страниц New Republic прозвучало критичное заявление, что «действенную и решительную работу в интересах войны провел… класс, который всеобъемлюще, но довольно произвольно, можно описать в ранге “интеллектуалов”». Став жертвами интриг британского министра информации, тайно стремившегося «направить мысль большей части мира», и особенно мысль прогрессивных американских интеллектуалов, в сторону войны, они, интеллектуалы, думали, что обеспечивают вступление Соединенных Штатов в кровавую бойню «под влиянием морального вердикта, достигнутого после заключительного обсуждения самыми вдумчивыми членами общества» [8].