Путин, учись у Сталина! Как спасти Россию - Дмитрий Верхотуров Страница 2

Во-вторых, в те годы в числе советского руководства разного уровня хватало случайных людей, попавших на руководящие посты в годы Гражданской войны или сразу после нее, когда большевики пользовались услугами самых разных людей, в том числе и тех, чья политическая лояльность была под серьезным вопросом. Надо было воевать, надо было восстанавливать хозяйство, и потому ценен был каждый, кто обладал соответствующими знаниями и навыками. Хрестоматийный пример – длительное время одним из ведущих экспертов по хозяйственным вопросам был П. И. Пальчинский, который по всем меркам был стопроцентным «контрой» – один из наиболее активных членов Временного правительства, генерал-губернатор Петрограда, потом в октябре 1917 года был помощником уполномоченного по наведению порядка в столице и руководил обороной Зимнего дворца во время его знаменитого, исторического штурма. Трудно поверить, что такой человек был привлечен к советской хозяйственной работе. Но факт неоспорим, сохранилась даже записка председателя Госплана РСФСР Г. М. Кржижановского от 16 января 1922 года в Московский ревтрибунал, в которой он просил на несколько часов освободить постоянного консультанта Госплана (!) для доклада о восстановлении черной металлургии.

И таких людей было очень много, поскольку без их услуг было практически невозможно восстановить и укрепить сильно ослабленную Гражданской войной страну. Чистка этих попутчиков была лишь вопросом времени и обстоятельств, и она реально началась в 1930-е годы, когда их стали заменять новые руководители, выдвинутые партией, обученные и накопившие опыт.

В-третьих, почему-то мало кто теперь вспоминает, что на советскую службу пошло множество «бывших», в том числе и из числа бывших врагов, получивших в ноябре 1921 года амнистию. На советской военной службе были такие знаменитости, как генерал А. А. Брусилов, который с 1920 года занимал высокие посты в РККА. С мая 1920 года он возглавлял Особое совещание при главнокомандующем РККА, с 1923 года состоял при Реввоенсовете для особо важных поручений, а потом был инспектором кавалерии – в то время основной ударной силы РККА. Брусилов умер 17 марта 1926 года от воспаления легких в возрасте 72 лет и был похоронен с воинскими почестями. С 1922 года на советской военной службе был и генерал Я. А. Слащев – командующий белыми войсками в Крыму, главный противник М. В. Фрунзе. После амнистии он вернулся в СССР и преподавал тактику на курсах «Выстрел», написал и издал ряд работ. Слащев был убит 11 января 1929 года Л. Л. Кольбергом, который заявил, что отомстил за казнь брата по приказу Слащева.

Был и еще более интересный пример – генерал А. А. Игнатьев, который в годы Первой мировой войны был военным агентом во Франции и представителем при Генеральном штабе Франции. В 1925 году он передал советскому правительству 225 млн рублей, которые были выделены в годы войны на приобретение оружия. Игнатьев долгое время работал в советском торгпредстве во Франции и вернулся в СССР в 1937 году. Казалось бы, он должен был быть немедленно репрессирован. «Бывший» долго жил за границей, имел многочисленные связи с французскими военными кругами. Однако 25 октября 1937 года он получил звание комбрига и был назначен инспектором, а потом и старшим инспектором по иностранным языкам Управления военно-учебных заведений РККА, что неудивительно, учитывая его блестящее владение французским языком. Генерал Игнатьев вышел в отставку в 1947 году в звании генерал-лейтенанта и умер в 1954 году.

Подобных примеров можно приводить во множестве, которые показывают, что вовсе не все «бывшие» подвергались репрессиям и преследованиям. Это доказывает, что репрессии все же имели под собой веские основания и угодившие под «карающий меч революции» были наказаны за совершенно конкретные преступления.

В-четвертых, на практику чистки кадров оказывал влияние и тот факт, что практически все советское руководство лично участвовало в Гражданской войне. Эта братоубийственная война отличалась большой ожесточенностью. В ней уже широко применялись все современные на то время средства уничтожения, но война еще не стала дистанционной. В боях красные и белые войска часто ходили в штыковые и сабельные атаки, бойцы рубили и кололи врагов, стреляли в упор. Не говоря уже о зверствах красной чрезвычайки и белой контрразведки, зверской борьбе с партизанами по обеим сторонам линии фронта, политических репрессиях и бандитизме. Все это, конечно, влияло на психику людей самым негативным образом. В 1930-х годах для огромной массы людей военный, фронтовой опыт был живым опытом, живыми воспоминаниями, «героическим прошлым», которое, конечно, переносилось и на мирную жизнь, смешиваясь с ожиданием и подготовкой к неизбежной войне. Кроме того, вплоть до конца 1930-х годов советское общество было вполне официально поделено на победителей и побежденных, и победители не считали нужным ограничивать свои права.

Человек, в недавнем для него прошлом разваливавший врагов пополам шашкой, наматывавший вражеские кишки на свой штык, слышавший предсмертный мат, крики и стоны гибнущих людей, безусловно, был склонен к насилию и не был готов к увещеваниям и терпеливому убеждению. В глазах таких людей любой сомневающийся и колеблющийся был, конечно, врагом, которого нужно просто уничтожить. Эта психологическая атмосфера 1930-х годов, этот феноменальный уровень готовности к насилию внесли свой немалый вклад в жестокость репрессий. Игнорировать этот факт мы не имеем права.

Так что нужно сказать: в чистке кадров и репрессиях все было вовсе не так просто, как любят теперь рисовать ярые противники и сторонники. Все было намного сложнее, и, чтобы понять и усвоить уроки сталинской прополки кадров, мы должны все это принимать во внимание. В противном случае можно очень сильно ошибиться.

Осенью 1930 года была разоблачена большая группа вредителей в Госплане СССР из числа буржуазных экономистов, занимавшихся составлением важнейших народно-хозяйственных планов, в том числе и плана первой пятилетки. Оказалось, что очень многие недостатки планирования и хозяйственные трудности, которые СССР испытывал в конце 1920-х годов, например катастрофическая нехватка металла, измерявшаяся миллионами пудов, были вызваны вовсе не объективными трудностями и слабостями кадров, а вполне сознательным и организованным вредительством, направленным на срыв социалистического строительства.

В конце 1980-х и в начале 1990-х годов громогласно утверждалось, что эти процессы по Шахтинскому делу и по делу «Промпартии» якобы были сфальсифицированы и якобы никаких оснований под обвинениями не было. Однако изучение публикаций того времени показывает, что это явно не так. Плановики-коммунисты в Госплане узнали о результатах расследования дела «Промпартии» еще до процесса, начавшегося 25 ноября 1930 года. Уже в октябрьско-ноябрьском номере журнала «Плановое хозяйство» за 1930 год вышли статьи Кржижановского, Вайсберга, Рагольского, Ханковского, в которых они признавали и комментировали факты вредительства в планировании. Свидетельства Г. М. Кржижановского и Р. Е. Вайсберга в этом отношении очень ценны, поскольку они много лет работали в планировании, работали бок о бок с обвиняемыми по делу «Промпартии» и хорошо их знали в течение многих лет, и их обмануть было невозможно, поскольку они детально знали всю подоплеку принятия плановых решений, за исключением только самого факта заговора и организованного вредительства. Тот факт, что они признали эти обвинения в адрес своих бывших коллег, говорит о том, что доказательства были действительно вескими и убедительными.