Прыжок волка. Очерки политической истории Чечни от Хазарского каганата до наших дней - Герман Садулаев Страница 2

Я же сосредоточусь на истории политических и правовых институтов чеченского общества, постараюсь выявить предпосылки их возникновения, особенности и закономерности политико-правового процесса в Чечне. То есть как все было и как (и почему) все пришло к тому, что есть, – в плане установления наличного государственного устройства.

Очерки мои не являются строгими научными трудами – скорее, это свободная эссеистика. Поэтому я позволил себе не отягощать книгу библиографическими ссылками. Тем не менее я приведу небольшой список литературы – малую часть из той, которая была использована или просто прочитана автором и рекомендуется читателю для более глубокого изучения темы.

В завершение хочу упомянуть, что основу данной работы составили мои статьи для журнала «Однако» (№ 5, 6, 7 за 2011 г.) «Политическая история Чечни. Часть I, II, III».

Я благодарю главного редактора журнала Михаила Леонтьева, который подвиг меня начать этот труд; моего литературного агента Галину Дурстхофф, поддержавшую меня в желании развить и дополнить журнальные статьи, а также издательство «Альпина нон-фикшн», любезно согласившееся принять мои материалы и выпустить в виде книги, которую вы держите в руках.

Санкт-Петербург, 1 октября 2011 г.

Зачем вообще люди изучают историю? Чтобы учиться на опыте предыдущих поколений? Вряд ли. Человечество давно все знает, все проходило, но повторяет одни и те же ошибки из века в век. Главный урок истории в том, что она, история, никого ничему не учит. Тогда зачем и почему?

Самый простой ответ и самый близкий к истине – любопытство. Быть любопытным – это так по-человечески! Людям интересно узнавать о себе, о своем прошлом, о жизни предков, об истории своих народов, земель, государств, просто интересно, даже если от познания нет никакой практической пользы. И это – лучшая, самая чистая мотивация для изучения истории. Поверьте, никакой прагматической цели не нужно; таковая, напротив, способна только испортить вкус чистого наслаждения познанием и исказить истину. Это относится к любой сфере человеческих знаний.

Что касается истории, то вряд ли эта желанная чистота возможна. История – это другое имя политики. История – не просто часть, но основа идеологии, а любая идеология есть система идей, обосновывающих, почему все есть (или должно быть) так, а не иначе; почему мы обязаны повиноваться данным властям или, напротив, поднять бунт. История, как часть идеологии, увы, всегда политизирована и репрессивна. И опасна.

Сепаратизм и терроризм в бывшей Чечено-Ингушской АССР начинались (я хорошо это помню) с публикаций в мелких районных газетах со специфическими названиями («Знамя коммунизма» и пр.) странных и смешных статей историков-любителей про странные и смешные «исторические открытия» вроде 12 доказательств того, что египетские фараоны были чеченцами, или о том, что законы Хаммурапи записаны на чеченском языке (серьезно!). Это было странно и смешно, но скоро стало еще более странно и совсем не смешно, когда стали падать ракеты, снаряды и бомбы, и немногие поняли, как это связано с Урарту, но связь была.

История – это бочка с порохом, а каждый из нас держит в руках фитиль и пляшет на крышке свои безумные танцы. Мы, бывает, просто хотим покрасоваться или похвастаться количеством прочитанных книг, а в результате все взлетает на воздух. История – это предмет, с которым нужно быть предельно осторожным.

Сейчас, слава Богу, попытки построения мифов о «древнем великом народе» националистами любых мастей у нормального человека вызывают только саркастическую улыбку (особенно после «древних укров», которые стали притчей во языцех, или, как сейчас говорят, «мемом»). Но опасное мифотворчество как таковое отнюдь не сошло со сцены нашего политического бытия. Теперь оно выполняет другие задачи, например – обосновать существующие административно-территориальные границы или, чаще, обосновать необходимость их изменения «в целях восстановления исторической справедливости». Проще говоря, новые псевдоисторические сказки выдумываются для того, чтобы подвести «научную платформу» под новый передел территории, чтобы к тому или иному региону присоединить кусок земли, от того отрезать, этот регион разделить, а те, наоборот, слить. Кажется, что это вопросы не принципиальные – все равно живем в одном государстве, в Российской Федерации. Но только на первый взгляд. В СССР тоже казалось, что нет никакой разницы – и можно Южную Осетию прилепить к Грузии, а Крым подарить Украине. А потом все эти вроде бы формальные границы – не границы даже, а чисто условные административно-территориальные деления, простые пунктиры на картах – стали водоразделами цивилизаций, линиями фронтов, ранами и рубцами на теле когда-то единой страны, ныне расчлененной. Националисты всегда имеют в виду, что любая империя (или федерация) – образование временное, как летний лагерь. И когда настанет срок, все разойдутся по зимним квартирам. И тут окажется очень даже важным, кто сколько комнат успел занять, пока дом считался «общим», федеративным.

Поэтому не безобидны, далеко не безобидны новые «исторические изыскания» о том, где чьи предки жили «испокон веков», кто тут коренные и кто пришлые, как (на каком языке) «изначально» назывались долина, река, село. В наше время, дорогие мои читатели, всякие исторические, этнографические, археологические, топонимические изыскания, особенно про Северный Кавказ, пахнут порохом и кровью, новой кровью. Поэтому легко ожидать, что книжка о политической истории, такая как эта, будет просто сочиться красным соком человеческих тел!

Но я писал, чтобы, напротив, выбить почву из-под ног недобросовестных интерпретаторов. Моя книга свободна от притязаний и ненависти – по крайней мере, мне бы хотелось, чтобы было именно так. Я буду разоблачать существующие опасные мифы и стереотипы об истории и современности Чечни, стараясь в то же самое время не наплодить новые.

Есть еще одно объяснение, почему люди изучают историю. И это связано как раз с мифами, вернее, с мифологической структурой мышления человека. Да, мышление современного человека имеет мифологическую структуру, такую же, как и у наших предков тысячи лет назад. Прагматизм техногенной цивилизации – всего лишь тонкая корка засохшей лавы ума, под которой – километры глубин расплавленной магмы архаического сознания; мы не могли измениться внутри так быстро, как менялась внешняя сторона нашей жизни. Какие-то двести, сто, даже двадцать лет назад жизнь была совсем другой (только представьте себе – все мы еще недавно жили без сотовых телефонов!). И что, сильно мы изменились в способе мыслить и осознавать мир и себя? Да, но только поверхностно. В сущности мы те же.

Классический миф всегда повествует о том, как нечто появилось. Как, почему, от кого или от чего произошло. Как, например, был сотворен мир. Или как человека лепили из глины. Как приручили животных. Откуда появился великий океан. И так далее. Иногда весьма подробно, в деталях, кажущихся нам нелепыми. А ведь тысячелетиями это странное «знание» передавалось в точности, слово в слово, из уст в уста. Потом было записано и оберегалось с не меньшим тщанием. Зачем?

Оказывается, древний человек был куда более прагматичен, чем мы, но по-своему. Он верил в то, что знание, как появилась та или иная вещь, дает знающему полную власть над этой самой вещью, то есть если ты помнишь имена сказочных оленей, предков всех оленей в мире, и помнишь историю о том, как сказочные олени сошли с небес, играли в бескрайней тундре и как у них появилось потомство, и как они встретили первого охотника, и все интриги, и все повороты сюжета, то ты будешь удачлив в охоте на оленей, потому что у тебя есть знание об их изначальном, то есть власть. А если ты знаешь, как был сотворен мир, то ты обретешь власть над миром. Так думали древние люди.