Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву - Руслан Хасбулатов Страница 20

Но в той реальной действительности второй половины 80-х гг. этот курс привел к резкому ослаблению фактора дисциплины и упадку авторитета руководителя, что, в свою очередь, способствовало торможению всей производственной деятельности. Собственно, такая мера, резко ослабляющая фактор дисциплины и авторитет руководителя, имела огромное негативное значение. В тот период я выступил со статьей в газете «Правда», в которой резко критиковал этот новый порядок. В ней я отмечал, что капиталистическая рыночная экономика — это чрезвычайно жесткая система организации производства, предполагающая самую высокую дисциплину труда всего персонала фирмы (предприятия), начиная от ее президента и кончая работником. Этот труд хорошо оплачивается, но рабочий беспрекословно обязан полностью отдавать свои силы работе и точно выполнять указания руководителей. Никакой «демократии» в таком производстве не существует, кроме законодательного регулирования отношений труда и обязанностей сторон (работодателя и работника) по трудовому контракту. Я писал, что нельзя переносить актуальную задачу демократизации политической системы на сферу экономики, поскольку немедленно появляются мощные процессы разрушения производства и трудовой дисциплины. Главный редактор этой газеты академик Виктор Афанасьев, личность неординарная, имел «неприятный разговор» с кем-то из тогдашних лидеров партии в ЦК по поводу моей статьи.

Ослабление централизованных начал в традиционно директивно-плановом управлении народным хозяйством приводило к разрыву связей между предприятиями, необязательности взаимных поставок. Это стало приводить к крупным сбоям в деятельности промышленных предприятий и объединений. Например, используя новые возможности, директорский корпус предприятий и объединений стал создавать «кооперативы» в структуре самих предприятий на базе отдельных цехов и участков, часто — самых важных и ключевых в деятельности всего производства, выводя их как бы «за штат предприятия». В результате появилась возможность переводить оборотные средства на отдельные счета «кооперативов» и, соответственно, «заработать» хорошие прибыли (на фоне общего интенсивного снижения показателей производства); этими доходами директора лично и распоряжались — через «черные кассы».

К 1998 г. наметилась общая тенденция к спаду производства во всем народном хозяйстве СССР появились сильнейшие признаки инфляции, поскольку рост заработной платы не сопровождался ростом производства товаров народного потребления. Дискредитировали экономический курс Горбачева и решения очередного съезда КПСС, который поставил задачу обеспечить производство продукции машиностроения в ближайшие годы на «мировом уровне» (до 80 % всей продукции). Это задача была заведомо невыполнимая. И экономисты, и производственники хорошо понимали нереальность этой установки. Дефицит и очереди снова вернулись в страну. Ученые и особенно экономисты обосновывали необходимость использовать опыт новой экономической политики 20-х гг., когда на основе отказа от политики военного коммунизма и признания частной собственности в стране в изумительно короткие сроки были ликвидированы страшные последствия многолетней Гражданской войны, восстановлена промышленность, а сельское хозяйство с избытком обеспечивало население хлебом, мясом, молоком и пр. Ученые-экономисты показывали, что именно в 1990 г. была заблокирована программа, подготовленная целым коллективом ученых и специалистов под руководством талантливого экономиста академика Николая Петракова; такая же участь постигла другую, известную как программа «500 дней» Шаталина — Явлинского. Затем Горбачев на заседании Государственного совета поручил академику Абелу Аганбегяну «синтезировать» идеи разных программ и представить «компромиссный вариант». Академик добросовестно выполнил задание, «синтез» осуществил, программу представил… Она так же, как и предыдущие, благополучно оказалась «забытой».

В Правительство СССР был введен известный ученый-экономист, человек, несомненно, способный, Леонид Абалкин, ставший заместителем премьера Рыжкова. Когда это произошло в 1989 г., мы, экономисты, ликовали — нам казалось, что отныне реформы в экономике будут энергичными, масштабными, с заранее прогнозируемым «успехом». Ничего этого не произошло и произойти, как оказалось, не могло. Леонид Иванович, как «тринадцатый заместитель премьера», был попросту включен в систему бюрократической ловушки, когда не мог ничего сделать по своей инициативе, и метался в ней, не имея возможности изменить ситуацию. Все возможные преобразования вязли в болоте бесконечных согласований, «совещаний», «дискуссий».

А тем временем в экономической системе страны быстро нарастали процессы торможения: производство сокращается, недофинансирование предприятий становится правилом, горизонтальные связи рвутся, возрастает дефицит снабжения изделиями (деталями, станками), материалами и сырьем. И что опасно в особенности, сокращалось производство в легкой и пищевой промышленности, переработке аграрной продукции. Соответственно, угрожающими темпами увеличивается дефицит товаров народного потребления, продуктов питания.

При этом необходимо учитывать два следующих момента. Во-первых, партийное чиновничество стремилось вернуть себе былое влияние, хотя бы частично, а оно, кстати, далеко не полностью его утеряло: в республиках России, областях, краях партчиновники — это внушительная сила. Во-вторых, экономическая роль правительства должна была резко усилиться и измениться. Если ранее правительство и партия как бы дублировали друг друга и очень часто ошибки одной власти «подправлялись» путем директивного вмешательства партийных комитетов разных уровней — от райкома и выше, с 1990 г. сложилась другая ситуация. Партийные органы потеряли в значительной мере свои позиции, а ЦК КПСС лишился функций «главного правительства». В такой обстановке значение союзного правительства как инструмента регулирования и управления основными экономическими процессами должно было резко повыситься. По для этого высшее исполнительное чиновничество должно было быть необычайно квалифицированным, иметь ясные цели и желание их осуществить, хорошо разбираться в ситуации. Но таких качеств, способностей не было видно, да и в их желаниях относительно реализации реформы возникали сомнения — союзное правительство не стало мощной, энергичной реформаторской силой.

В итоге — хаотическое развитие экономических процессов. При этом решения высших властей — Верховного Совета СССР, союзного правительства, президентские указы — не выполнялись. Они откровенно игнорировались хозяйственно-партийной бюрократией в центре и регионах. Иначе говоря, произошел отрыв низовых звеньев — предприятий, областей, республик — от «верхов».

Приведу один, своего рода классический пример неэффективного результата осуществленных изменений в области экономики: в конце 1990 г. в Москве проходило совещание директоров крупных предприятий СССР, в работе которого я принимал участие. Каковы основные идеи, высказанные директорами? Они следующие: «Верните нам командно-административную систему! Мы привыкли получать фонды, деньги, материалы, машины, рабочую силу — «по плану», «сверху» распределять эту продукцию. Верните нам эту систему!»

С одной стороны, эта позиция понятна: директора предприятий тогда находились в очень сложном положении, поскольку они впервые столкнулись с беспрецедентным хаосом, когда рвутся все производственные связи. Области, края и республики не поставляют продукцию смежным предприятиям; нарушается договорная дисциплина; недокомплект и недопоставки стали обычным явлением. Все это — следствие, с одной стороны, неверных правительственных решений, с другой — падения экономической дисциплины, появления тенденции к регионализации экономики и т. д.