Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ - Сергей Бабурин Страница 20

Я вписался в его команду, наводившую порядок в части. Если бы его воля, я бы, наверное, на все полтора года застрял бы в этой учебке. Но я не собирался, уйдя с комсомольской руководящей работы в Омске, заниматься руководящей работой или воспитанием солдат в Камышлове.

Однажды, воспользовавшись отсутствием командира части, я подошел к своему ротному А. Мясникову:

— Товарищ старший лейтенант, прошу оказать мне содействие, мне нужно побывать в политотделе дивизии.

— А что тебе там надо? — спрашивает настороженно.

— Хочу попросить отправить меня в линейные войска.

У командира роты, энергичного и озорного командира, я тоже был бельмом в глазу — он-то был комсомольцем, моего примерно возраста. Представляете, каково иметь такого солдата? И другая причина. Утром нас ротный строит на зарядку, мы бегаем по городу, тем или иным маршрутом. Иной раз нам сержанты ставят задачу:

— Так, все построились, маршрут такой-то, на таком-то перекрестке все берут по два кирпича из кучи, которая там находится, и при завершении своего двухкилометрового бега кирпичи складываете вон у того забора. Приказ понятен?

— Так точно!

— Бегом!

Естественно, после забега, положив кирпичи у забора, подхожу к командиру и говорю:

— Товарищ старший лейтенант, это все-таки не хорошо. Это кража.

Такие солдаты, конечно, не каждому командиру понравятся. И ротный с радостью довез меня до Елани, где размещалась дивизия. Начальник политотдела дивизии подполковник Ерижоков меня выслушал и уточнил:

— Ну, мы же тебя в Афганистан не пошлем, что ты размечтался.

Настаиваю:

— Пошлите туда, куда посчитаете нужным, я не прошусь именно в Афганистан. Но хочу в линейные войска!

Основную массу выпускников нашей учебки отправляли служить в ГСВГ, (в Германию). Моя военная специальность — химик-дегазатор. Мы готовились к отражению химических атак и борьбе с химическим оружием противника. Поэтому сказал, что я не выбираю место службы, но я не хочу оставаться в учебке на командной должности.

— Ну, посмотрим, вроде бы там у вас приняли еще двух офицеров в члены партии, и у вас парторганизация сохранится, если мы тебя отправим.

В общем, ничего не пообещали, но через две недели я и еще три молодых сержанта из нашей учебки были отправлены в Афганистан. Вернее, нам не сказали куда, но мы втроем были включены в команду, которая поездом отправилась через Свердловск на юг.

Камышловских своих командиров всегда вспоминал с уважением и признательностью. При всех своих чудачествах и недостатках, они задали нам высокую планку воинского служения, которой мы в будущем всегда стремились соответствовать.

Условие любой победы — боевой дух

Под Ашхабадом мы пролежали на пересылке неделю под открытым небом.

Из Свердловска первоначально нас неспешно довезли эшелоном через Ташкент в Ашхабад. Разместили в открытом поле вдали от города. Не было палаток, поэтому дождь, слякоть, солнце — всего отведали в полной мере. Вот тут я убедился, что шинель — действительно очень полезная вещь: и от дождя укрыться, и от ветра, и вообще без нее никуда. Те дни запомнились сытной, но однообразной кормежкой — сухие пайки, когда получаемые консервы приходилось вскрывать штык-ножами, а разогреть тушенку или кашу часто было и негде. Настроение у всех было приподнятое — мы поняли, что нас везут в Афганистан, а тогда по всему Союзу и офицеры, и солдаты писали рапорты с просьбой отправить в Афганистан для выполнения интернационального долга. И мы ехали в Афганистан с предвкушением будущей героической романтики.

Потом нас погрузили в поезд до Термеза, а через Термез отправили уже вертолетами в Афганистан.

В Термезе впервые увидел шелковицу, попробовал ее сладковатые ягоды. В ночь перед отправкой произошла очень примечательная история.

Палаток на пересылке под Термезом было много, но прибывшего контингента еще больше. Скопившиеся команды солдат, устраиваясь на ночь, легли на землю спать параллельными рядами. В нескольких палатках расположились те, кто прибыл первыми.

Я проснулся среди ночи от какого-то шума. Поднял голову, смотрю — вдоль рядов спящих солдат идет группа из нескольких человек (человека четыре из обслуги пересыльного пункта). По одному будят тех, кто лежит и спит. Когда солдат встает, его бьют несколько раз по лицу, что-то говорят и отпускают:

Будят следующего, и делают с ним то же самое.

Вот так идут вдоль ряда и просто бьют тех, кто лежит и спит. Причем те, кому они надавали кулаками по лицу, безропотно ложатся и делают вид, что начинают спать.

Пересыльный пункт практически уже проснулся. Те, кто лежат впереди по ходу группы «забойщиков», проснулись, но лежат, очевидно, в надежде, что, может быть, их сия участь минует. Один раз нарушители покоя сунулись в какую-то палатку, но там вся палатка сразу встала за того, кого они хотели вызвать наружу, и они отступили:

— Тихо. Тихо. Лежите. Мы пошли.

Когда я проснулся, то эта «мордобойная» команда шла вдоль ряда, параллельного нашему, и находилась от меня метрах в десяти. Разглядев, что происходит, я встал.

И пошел к ним навстречу.

Не скрою, это было нелегко: ночь, ты никого не знаешь. А эта группа, которая слаженно избивает молодых восемнадцатилетних бойцов, явно старослужащие.

Когда я к ним подошел, они, избив очередного новобранца, отправляли его спать дальше. Почувствовал, что двое из них выпившие. Один из них пошел на меня, как говорится, поприветствовать кулаками. Я внешне спокойно остановился и говорю:

— Мужики, остановитесь!

Старший и более трезвый из этой четверки, остановив шедшего ко мне «энтузиаста», подошел сам:

— Чего тебе надо, парень? Иди отсюда.

Я стал говорить громко, так, чтобы слышали те, кто лежат за моей спиной. Голос у меня, слава Богу, есть, и я думаю, что меня слушали в ночной тишине десятки лежащих солдат.

— Парни, мне не жалко тех, что сейчас лежит вокруг нас. Может быть, они заслужили то, что вы делаете, хотя бы за то, что вот так лежат и ждут, пока вы подойдете набить им морду…

Тут я почувствовал, что кто-то один за моей спиной поднялся и, подойдя ко мне, стал со мной рядом. Но только один. Я продолжил:

— Мне жалко вас. Я юрист, и если завтра начнут расследовать то, что вы делаете, вам всем за это дадут срок. Вы совершаете преступление. Зачем? Остановитесь.

Как ни странно, меня послушались. Может быть, парни уже устали, может быть, действительно задумались, но они стали мне объяснять, что вчера неизвестные поздно вечером избили старшину этого пересыльного пункта. Кто там был, они не могут найти, но ищут, а для профилактики воспитывают всех. Понимая, что острота ситуации спала, я перевел дух и продолжил: