Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети - Евгений Морозов Страница 39

Влияние на национальный дискурс людей, подобных Рыкову и Сергеевой, расширяется. Кремль не прочь превратить их в знаменитостей: традиционные, контролируемые государством СМИ транслируют фрагменты записей их выступлений и освещают их бурную общественную деятельность. Максим Кононенко, видный консервативный блогер, близкий к Рыкову, даже стал соведущим ток-шоу на одном из национальных каналов, идущего в прайм-тайм. Это прибавило ему популярности в блогосфере. Таким образом, “новые” и “старые” медиа дополняют друг друга: чем больше новые кремлевские пропагандисты появляются на телевидении или в печати, тем больше людей обращают внимание на их деятельность в Сети. Блогеры, связанные с Кремлем, получают солидную фору и доступ к почти неограниченным ресурсам. Неудивительно, что они гораздо заметнее своих либеральных оппонентов. Парадоксально, но Кремль агрессивно использует свою власть, чтобы извлечь выгоду из децентрализации Всемирной паутины.

Государство вкладывает деньги и в обучение. В 2009 году связанный с Кремлем аналитический центр основал “Кремлевскую школу блогеров”: курс открытых семинаров и мастерские, которые ведут идеологи и пропагандисты российского режима. История появления этого проекта – поучительный пример того, как полезные на первый взгляд шаги Запада могут вызвать деструктивные встречные шаги правительств, которые Запад стремится ослабить. Проект явился прямым ответом на “Школу блогеров”, организованную фондом “Гласность”, финансовую поддержку которому оказывает в том числе американский Национальный фонд поддержки демократии (один из его основателей – “ястреб” Марк Палмер, идеолог свержения диктаторов при помощи интернета).

Когда консервативно настроенные блогеры, предводительствуемые тем же Кононенко, узнали, что фонд, тесно связанный с правительством США, имеет некоторое отношение к финансированию российских “Школ блогеров”, блогосферу заполнили всевозможные конспирологические теории и соображения о том, как противостоять иностранной “виртуальной угрозе” российскому суверенитету. Это привело к учреждению “Кремлевской школы блогеров”. (Очевидно, сыграло роль и то, что на роль руководителя своего проекта фонд “Гласность” выбрал Григория Пасько – известного российского журналиста, обвиненного в шпионаже в пользу Японии.) Конечно, шума было бы меньше, если у проекта было бы менее броское название. Мало кто из бдительных сторонников Кремля обратил бы внимание на семинар с названием “Основные электронные технологии для профессионалов негосударственного сектора. Введение”. Но в ситуации, когда блогосфера стремительно политизируется, любой тренинг, в названии которого присутствует слово “блог”, все чаще воспринимается как партизанский лагерь для подготовки цветной революции. Как бы то ни было, общественный резонанс, вызванный первой “Школой блогеров”, заставил Кремль всерьез озаботиться собственным присутствием в новом медиапространстве – чтобы не уступить его Западу.

Вдохновитель “Кремлевской школы блогеров” – Алексей Чадаев, тридцатидвухлетний идеолог “Единой России” и один из умнейших апологетов путинского режима. В 2006 году Чадаев опубликовал книгу “Путин. Его идеология”, которую “Единая Россия” позднее объявила “официальной трактовкой курса властей”. Алексей Чадаев, защитивший кандидатскую диссертацию на тему “Влияние развития новых информационных сред на формирование информогенных субкультур”, проложил себе путь в политику при помощи техники. Он создал сайт для заметного политика-либерала Бориса Немцова. Несколько лет спустя он даже вел антипутинскую сетевую кампанию, а после перешел на сторону Владимира Путина.

Алексей Чадаев, который представляет собой противоположность антиинтеллектуально настроенной популистки Марии Сергеевой, не боится блеснуть знаниями. Особенно он любит рассуждать в своем блоге (теперь и в “Твиттере”) о значимости для кремлевской пропаганды таких мыслителей, как Славой Жижек, Жак Лакан и Жиль Делез. В июле 2010 года его сердитые твиты даже вынудили уйти в отставку главу президентского совета по правам человека Эллу Памфилову, одного из немногих либеральных политиков, занимавших высокий государственный пост. Чадаев, который признался, что всем, что он имеет, он обязан интернету, великолепно разбирается в сетевых трендах и новейших методах пропаганды. Он пристально следит за российской пестрой молодежной культурой и особенно – за растущей группой людей, которые игнорируют контролируемые государством СМИ, образовывают малые сетевые сообщества и узнают новости в интернете. Чадаев так определил повестку дня – собственную и партийную: “Задача ‘Единой России’ сейчас – найти общий язык с этими сообществами, найти точки входа в эти сообщества”.

Подобно Рыкову и Сергеевой, Чадаев знает, как сделать так, чтобы тебя заметили в Сети (в основном потому, что интернет – это среда, в которой он сформировался профессионально и интеллектуально). Он создает тот сложный закадровый звуковой фон, который легко не заметить, особенно если судить о российской блогосфере по числу новых голосов, звучащих в сетевых дискуссиях. С такими советчиками у Кремля нет необходимости контролировать Всемирную паутину. С их точки зрения, интернет – это не пространство, которое надо контролировать, а отличный полигон для пропагандистских экспериментов.

Константин Рыков и Мария Сергеева спокойно занимаются производством брендированной пропаганды и не скрывают своих отношений с Кремлем, однако некоторые государства используют для этого анонимные – и более творческие – модели. Китайский “спинтернет” разветвленнее российского. Органы власти на местном и региональном уровнях играют важную роль в формировании общественного дискурса в “своих” областях блогосферы. Китайские лояльные правительству интернет-комментаторы известны как умаодан, или “пятидесятицентовая армия”: эти люди якобы получают эквивалент пятидесяти центов за каждый комментарий в поддержку правительства.

Дэвид Бандурски из Гонконгского университета, эксперт по Китаю, внимательно следящий за эволюцией умаодана, утверждает, что миссия “пятидесятицентовиков” заключается в “защите интересов компартии путем освоения быстро растущего китайского сектора интернета и надзора за ним”. Являясь частью гигантской пропагандистской машины, умаодан ввязывается в сетевые дискуссии, направляет их в идеологически приемлемое русло и, по словам Бандурски, “нейтрализует нежелательные настроения, отстаивая партийную точку зрения в чатах и на интернет-форумах”. По мнению Бандурски, численность умаодана составляет около 280 тысяч “бойцов”. Им не только регулярно платят за сотрудничество: различные официальные органы организуют тренинги для совершенствования их риторических навыков.

Китайское правительство не скрывает, что оно дирижирует сетевыми дискуссиями. У Хао – чиновник, ответственный за устранение репутационного ущерба после истории с гибелью заключенного, – признался, что “когда… общественное мнение [в Сети] полностью оказывается на одной стороне, мы действительно разбавляем этот хор другими голосами, чтобы общественность могла вынести собственное независимое суждение”. Иными словами, китайские чиновники не против того, чтобы люди делали собственные умозаключения, но будут старательно манипулировать доказательствами. Ли Сяолинь, начальник отдела пропаганды китайского города Шаогуань, утверждает, что во многом деятельность умаодана направлена не на пропаганду, а на пресечение слухов: “Иногда слухи подобны снежному кому. Они растут на глазах, особенно в интернете. При недостатке общения появляется спрос на слухи. Если же коммуникация налажена, слухам не остается места”.