Охотники за голосами - Роман Романов Страница 4

Иван был несколько смущен реакцией на свои макеты, но, подумав, что начальники ничего не поняли, а уже дают оценки, начал пояснять:

– Погодите. Это же не то, о чем вы подумали. Возьмем вот этот будущий буклет для СИЗО, лист сгибаем, получается четыре стороны, и что мы видим? Полезную для заключенного под стражу вещь, которую он не выбросит и которая полностью соответствует его жизненным, так сказать, проблемам. На первой странице знойная красавица – это символ желания, мечта запертого человека, сублимация, так сказать, представлений о свободе в послесоветские времена. Дальше – чистый лист с подписью «Распиши тысчонку». Это для популярной карточной игры, главного способа скоротать время, практическая польза, так сказать. Дальше – календарь на полгода вперед, считать оставшиеся дни до суда. И дальше, понятное дело, сам кандидат, который не просто для рекламы, а который понима-а-а-ет! – Иван высоко поднял указательный палец. – Понима-а-а-ет долю человека на шконке, человека, который это, как там, чалится, вот! А если б вы еще договорились радиоточку изолятора использовать для блатных песен, которые хотя бы без оскорбления вертухаев, вернее, сотрудников, то они вас вообще за своего родного приняли бы, и за такой шансон все голоса будут ваши! – Иван сделал паузу, поглядел на реакцию и для убедительности добавил: – В общем, это не примитивное зомбирование и советское собрание коллектива, а сознательная акция на нашей русской платформе «родственных душ»!

Кузнечко, скривившись, почесал за ухом. Он пытался угадать реакцию кандидата, но тот молчал, сопел и не сводил взгляд со своей фотографии. Потом сказал:

– Да эту фотографию даже моей теще показывать нельзя, не то что задержанным! Какие, едрит твою, родственные души! Типун тебе на язык, каркаешь! – Теперь уже Кандидат подумал, что это такой хитрый ход технолога Кузнечко через молодого дурачка, чтобы опять выйти за пределы обговоренной уже на десятый раз сметы. Поэтому быстро добавил: – Елки-палки, да все уже я перетер со всеми в СИЗО, а вы меня опять стричь начинаете, так сказать!

– А что со вторым макетом? – быстро отреагировал Кузнечко, уводя тему от скользких подозрений заказчика.

– Тут еще проще, – сразу подхватил Иван пас от главного технолога, немного помявшись и думая, как назвать вслух огромную женскую грудь в этом солидном взрослом кабинете: – Не знаю, как там по Фрейду, не все читал пока, но у нашей главной конкурентки, госпожи Скалкиной, в комсомольских кругах было неофициальное прозвище «Скалка-давалка»…

Кандидат в это время заскалился, хитро улыбнулся и слегка качнул головой. Ваня заметил, что попал в точку и продолжил:

– Это прозвище мы просто из узких кругов перетащим в широкое общественное поле. Берем эти, э-э-э, как там, эти… сиськи А-три и наклеиваем на соответствующее место на ее плакаты, которыми она залепила весь город. По тону и цвету все совпадает, смотрите, вот, технически – это ночь работы. Поначалу никто издалека и не заметит накладки, зато, э-э-э-э, сиськи, конечно, заметят все. Поскольку самые дисциплинированная, не пьющая и нравственно устойчивая часть нашего народа – женщины с детьми и пенсионеры, то пошлая соблазняющая реклама должна вызвать резкое неприятие нашего основного оппонента… и это, того, ну вы понимаете. В крайнем случае через пару дней их штаб сам зачистит от своих плакатов наш город. При этом, благодаря сложившейся репутации – тема разврата будет восприниматься вполне… как это… естественно и правдиво, во! И мы с чистой совестью, как Робин Гуды, не врем людям, а наказываем морально разложившихся кандидатов проигрышем на выборах…

Повисла пауза.

– Еще идеи есть? – спросил кандидат. – Ну и кадры у тебя, Вася, и где ты находишь таких дурачков? Эх, рано комсомол закрыли, рано, в общем, сами тут порешайте, как лучше, у меня стрелка важная, потом побазарим с тобой один на один…

Кандидат как ураганчик завертелся по кабинету, собираясь, пожал руку Кузнечко, одновременно ныряя другой рукой в дорогую дубленку, и шумно вылетел из кабинета.

Кузнечко присел за стол, побарабанил пальцами по столешнице о чем-то думая, поглядел на стоящего перед ним Ваню Ежихина и сказал:

– Садись. Кофе будешь? – Кузнечко потянулся к чистой чашке. – Будешь со мной работать, пока. Может, подружимся и я из тебя человека сделаю, может, выгоню без зарплаты, поглядим. Пока запомни самое главное на выборах: никаких выборов у нас нету. Вообще. Ясно? Есть спектакль, цель которого – заработать денег одним и оформить свое право на власть другим. И не важно, кто победит, главное, чтобы победила юная и пока щедрая российская демократия. И да, запомни еще: у нас нету никакого народа, что это вообще такое – народ? Есть электорат и все. Понял? И мы с тобой никакие не Робин Гуды, а просто «охотники за голосами», настоящие охотники, поймаем дичь – будет тебе хлеб с икрой, связи и почет, не поймаем – на рынок пойдем китайскими кроссовками торговать. Все просто. Пока этого с тебя достаточно, но ты это запомни, если хочешь выборами заниматься. Оцени откровенность, пока я добрый. И больше без моего ведома никаких инициатив, если на серьезные проблемы не хочешь нарваться, ясно? Это я тебе как бывший факультетский инструктор комсомола советую…

Так у Вани Ежихина появился первый друг по профессии и сама профессия. Потом были разочарования, дискуссии все с тем же Кузнечко о политтехнологиях и власти, периоды затишья и бурных избирательных кампаний, муки совести и обострения цинизма. К моменту своего появления в дождливом весеннем Петербурге Турист уже стал типичным практикующим дельцом с глубокой внутренней тоской о несправедливом устройстве мира и с удивительным образом сохранившейся детской верой в то, что истинная демократия все-таки бывает.

Черный джип мягко прокатил мимо указателя границы одной из провинций Российской Федерации. Джип, короче, такой, ну, долго описывать, такой, что сразу видно – не фермер и даже не начальник цеха на таких джипах ездят, не иначе как очень состоятельный депутат, бизнесмен или сам московский какой начальник. Область, наоборот, была очень древняя, маленькая, с давно высосанным столицей народонаселением и растасканными по алчным частным рукам под дачи и земельные спекуляции бывшими помещичьими и колхозными усадьбами. Народец в области был все больше престарелый, в современном постмодернистском смысле необразованный, но консервативен, крепок хитростью и традиционно скрытен. Именно так и представлял свою будущую область пассажир черного джипа из рассказов знакомых, чтения интернета и московских сплетен. Этот пассажир – Василий Сергеевич Кузнечко.

Да, да. Тот самый Кузнечко, который в лихие демократические взял себе в подмастерье юного Ваню Ежихина, который по своей непроходящей детской придурковатости оказался в Северной Столице без денег, без знакомых, без крыши над головой и приперся в Петропавловскую крепость погреться.

Вся прожитая жизнь Кузнечко была банальна и обидна, на его взгляд, до слез. Нет, поначалу, на фоне миллионов «нищих совков», когда его почитали и любили, молодого, наполненного энергий и деньгами, связями и острым умом – все было хорошо с самооценкой. Тогда он даже премного собою гордился. Но со временем, как большинство из последнего поколения советской молодежи, разочаровался и понял, насколько жестоко он обманулся. Суть этой поколенческой обиды заключалась в том, что все его сверстники, как и он сам, превратились в поколение обслуги, менеджеров и прочих наймитов у тех, кто реально взял власть и собственность. А благодаря тому, что власть и собственность в стране более старшие и умные люди брали как раз с помощью поколения Кузнечко, соответственно, самим кузнечкам уже не выскочить из системы и уж тем более не перекроить ее под себя.