Бессилие власти. Путинская Россия - Руслан Хасбулатов Страница 4

Пытаясь сохранить или захватить власть, которая использовалась не для общего блага, а во имя доступа к дьявольскому желтому металлу, ослепляющему своим всесилием низменные души олигархата, – они и начали войну, и вели ее – вот причина того, что завершение 1-й войны и вывод российских войск не дали мира народу республики и не прекратили насилия над людьми. Уже после вывода Российских вооруженных сил в 1996 г. в Чечне появились новые тысячи вооруженных людей, сколоченные в бандитские группы, начавшие террор против мирного населения, похищения людей с целью их продажи родственникам. И все эти бандитские группы оказывались неуязвимы, а руководство сопротивления, успешно воевавшее с одной из самых могущественных армий мира, оказалось бессильным, не странно ли это? Не потому ли, что бандитизм, работорговля, деятельность этих уже совершенно не объяснимых с точки зрения интересов Чеченской Республики новых отрядов боевиков – тоже связаны со звоном желтого металла или шелестом зеленых купюр? А этот звон уничтожал слабых – их честь, и совесть, и хваленую горско-чеченскую этническую общность, со всеми существовавшими на протяжении столетий обычаями и традициями.

Война с обеих сторон во многом велась на этой презренной денежной базе, хотя всячески маскировалась под высокие государственные цели и нравственные принципы. Но трагедия заключалась в том, что по обе стороны воевали и гибли конкретные люди, далекие от финансовых соображений, в то время как первые, то есть зачинщики войны, не пострадали (за исключением безумного Дудаева). При этом сильнейшая сторона, вооруженная всеми видами военной техники, убивала все живое и мертвое – даже реки, озера, горы, растительный и животный мир; солдаты расстреливали кавказских горных орлов...

Проблема войны и мира необычайно сложна, она имеет много пластов и каждый пласт рожден «своими» причинно-следственными связями, таит узлы, в которых переплетены самые мелкие, меркантильные, субъективные мотивы влиятельных и сверхвлиятельных деятелей, с глубинными политическими и экономическими интересами быстро растущих предпринимательских групп, все более выступающих как энергичные хозяева страны и властно требующих проведения не только определенной политики, но и конкретных военно-политических и идеологических акций. В этом плане важны метаморфозы, происшедшие в системе российской власти, которые непосредственно связаны как с войной в Чечне, так и с другими важными сторонами жизни государства, без выяснения которых невозможно понять механизмы осуществления политического процесса в сегодняшней России, включая начало войны и зигзаги военной политики в Чечне.

Один из наблюдательных журналистов-аналитиков ельцинской эпохи написал как-то в своей газете, что наиболее яркая черта российской политической системы проявляется в том, что творцы политики не могут остановиться вовремя. Одержав победу над противником или оппонентом, используя при этом все средства, самые грязные, они непременно стараются его уничтожить, добить – и физически, и морально. Меткое замечание умного и тонкого наблюдателя.

Вспоминается, как цинично был организован печально знаменитый «дефолт» 1998 г. Небольшая группка высокопоставленных деятелей вдруг принимает на правительственном уровне вполне коммунистически-революционные решения: «ограничивается» движение валюты за границу, приостанавливаются выплаты (дивиденды) по государственным казначейским обязательствам (ГКО), страна отказывается от выплаты своих внешних долгов и т.п. Разве не дикость? Или сознательный «обвал» экономики и финансов? Началась паника, биржи закрылись, иностранцы бросились вывозить свои вклады отовсюду, даже с производственных объектов. Функционеры МВФ и Всемирного банка забили тревогу: страна оказалась на пороге тотального банкротства. Так называемый средний класс России, о котором так много писали и говорили, мгновенно перестал физически существовать, он превратился в одночасье в бедняков; мелкие предприятия вымывались гигантской волной, поднятой неразумными правительственными действиями. Это был так называемый русский дефолт, отбросивший на десятилетие назад те слабые позитивные сдвиги, которые происходили в стране, независимо от политики правительства, в силу отчаянной деятельности групп людей. Фактически эта афера с дефолтом, провернутая правительством совместно с олигархами, обанкротила ельцинское государство и выставила на посмешище самого президента. Судя по выступлениям последнего, он даже не имел представления о том, что происходит, и было похоже, что с ним не были согласованы акции, предпринятые «Кириенко – Чубайсом – Гайдаром» и Центральным банком. (См.: Третьяков Виталий. Сможет ли Россия выстоять в схватке двух властных группировок. – Независимая газета, 1999, 1 июня.)

Далее выяснилось, что этот злополучный дефолт произошел в момент, когда незадолго до описываемых событий МВФ перевел в Россию 4,88 млрд долл. в качестве очередного (или внеочередного!) транша – предусмотренного займа, в соответствии с предыдущими договоренностями. Как ни искали позже эту гигантскую сумму, так и не нашли. Срочно прибывший в Москву глава Всемирного банка господин Вулфенсон упорно допытывался у главы Центрального банка Геращенко ответа на вопрос: «Знал ли Центральный банк о мерах, подготовленных правительством Кириенко»? – но так и не получил внятного, прямого ответа от хитреца Геращенко. А вопрос этот имел принципиальное значение – влиятельные международные финансовые круги хотели для себя выяснить главное: дееспособны ли российские власти, чтобы с ними иметь дело?

Это было не просто финансовое потрясение или кризис – обанкротилось само ельцинское недогосударство, обнаружившее свою финансово-экономическую и политическую несостоятельность.

Владимир Путин, ставший премьером в августе 1999 г. после отставки Сергея Степашина, сразу же после налета боевиков на Дагестан, а затем выигравший президентские выборы, – получил в наследство от престарелого диктатора весьма странное псевдогосударственное образование – «недогосударство Ельцина». У этого псевдогосударства были довольно выраженные черты, делающие его не похожим ни на одно из современных государств: формальное наличие вроде бы демократической конституции, покоящейся на принципе разделения властей: президента – гаранта всех мыслимых и немыслимых свобод, обладателя диктаторской власти; и по той же конституции – лишенного какой-либо самостоятельности парламента, включая основное – права на контрольную деятельность, которую еще Монтескье считал главной функцией представительной власти. Созданный политический режим был сконструирован таким образом, когда «писаные законы» самым причудливым образом расходились с практикой, в результате чего президентские чиновники оказывались «над» законами, парламентом и судьями.

В государстве, в провинциях царило открытое мздоимство, аппарат власти – как на федеральном, так и на провинциальном уровне, в органах правосудия, полицейской системе (МВД) – был насквозь пропитан коррупцией и взяточничеством. Гигантски увеличилась бюрократия, превысив численность, существовавшую в СССР в конце 80-х гг. Она все в большей степени придает государственной системе типичные черты административно-бюрократической системы, о которой я писал в своих книгах в предыдущие десятилетия, в условиях социализма [1]. Но новая капиталистическая реальность в России приобрела такие чудовищные свойства, которые абсолютно не были свойственны социализму постсталинской эпохи. И только апологеты, боясь, что общество качнется в сторону возвращения к социализму, стремятся «навешать» ему те явления, которые пышно расцвели в современной России: враждебное отношение людей друг к другу, мздоимство, предательство, безмерная жадность, предельная бытовая распущенность, отсутствие всякой морали, антиинтеллектуальное перерождение, культ богатства, презрение к умным.