"Мертвая рука". Неизвестная история холодной войны и ее опасное наследие - Дэвид Хоффман Страница 4

Правивших Советами старцев во главе с генсеком ЦК КПСС Юрием Андроповым (у этого больного, снедаемого паранойей бывшего председателя КГБ осенью 1983 года отказала почка) постоянно преследовал страх. Они боялись, что внезапная атака уничтожит их до того, как они покинут Кремль. Если Советы могут быть обезглавлены, то угроза ответного ракетного удара станет попросту неубедительной. Вот почему задача Петрова была столь важна. Спутники, антенны, компьютеры, телескопы, карта и центр операций — это был ночной дозор ядерной войны.

Петров слышал разглагольствования в верхах, но не верил, что дело дойдёт до прямого столкновения сверхдержав: его последствия были бы слишком разрушительными. Петров считал советских лидеров напыщенными эгоистами. Втайне он относился к партийным боссам пренебрежительно и не принимал всерьёз их речи о враждебности Америки. Однако на шумиху последних месяцев трудно было не обращать внимания. В марте президент Рональд Рейган назвал Советский Союз «империей зла». А всего за несколько недель до того, как Петров заступил на смену, советские ВВС сбили корейский самолёт на Дальнем Востоке. Тогда погибло 269 человек.

Петров считал себя профессионалом и гордился тем, что может добиться положительного результата даже в трудной ситуации. Он понимал колоссальную важность своей задачи — в системе раннего оповещения не было места ложным тревогам — и тренировал свою группу, чтобы устранить малейшую возможность ошибки. Но пока они с трудом добивались от системы раннего оповещения правильной работы, с аппаратной частью по-прежнему были проблемы. Система, от которой зависела судьба мира, была подвержена сбоям. Из первых тринадцати спутников, запущенных в период испытаний системы в 1972-79 годы, только семь проработали дольше ста дней. [12] Их нужно было запускать постоянно: на орбите должно было находиться такое количество аппаратов, которое позволяло бы следить за всеми американскими базами. Нередко передача данных на Землю просто прекращалась.

В 00:15 Петров вздрогнул. Висевшая над залом тонкая панель обычно «молчала», и никто не обращал на неё внимания. Сейчас на панели горели красные буквы: «ЗАПУСК».

Завыли сирены. На карте включилась подсветка одной из американских баз. Взгляды всех сотрудников были прикованы к этой точке. Экраны показывали, что запущена ракета, а главная панель сообщала: высокая надёжность данных. Такого ещё не случалось. Операторы в зале вскочили со своих мест, повернулись и посмотрели наверх, на сидящего за стеклом Петрова. Он был дежурным. Он тоже встал, чтобы они могли видеть его, и начал отдавать приказы. Петров не вполне понимал, что происходит. Он приказал всем сесть и начать проверять данные. Надо было убедиться, что это реальная угроза, а не сбой системы. Полная проверка заняла бы десять минут, но в случае ракетного нападения столько ждать было нельзя. Был ли спутник надёжно зафиксирован? Был ли исправен компьютер?

Пока военные искали ответы, Петров изучал мониторы с картинкой, которую давал телескоп. Если ракета и вправду запущена, они бы рано или поздно увидели её. Куда она нацелена? По какой траектории летит? Но признаков запуска не было. Специалисты, сидевшие в тёмной комнате и следившие за телескопом, тоже ничего не видели. Компьютерным специалистам нужно было проверить информацию, которую изрыгал принтер. Петров также вглядывался в данные на своём мониторе. Может быть, речь идёт о техническом сбое?

А если нет? Петров перебирал варианты. Если ракета всего одна, был ли это случайный, несанкционированный запуск? Он решил, что едва ли. Петров был осведомлён о всех системах блокировки: один человек не смог бы запустить ракету. Даже то, что два офицера сговорились это сделать, казалось невозможным. А если одна ракета всё же запущена, что это значит? Так ядерную войну не начинают. Многие годы Петрова учили, что ядерная война начнётся с массированного ракетного удара. Он повторил про себя: так ядерную войну не начинают.

В одной руке Петров держал микрофон, подключённый к системе внутренней связи командного пункта, в другой — телефон для связи с начальством, контролировавшим всю систему раннего оповещения, в том числе радары. Петрову нужно было быстро прийти к какому-то выводу. Его командиры, естественно, хотели знать, что происходит. Петров не закончил собственную проверку, но ждать он уже не мог. Он сдавленно произнёс в трубку: «Докладываю: ложная тревога».

Петров не знал наверняка. Он руководствовался только своим чутьём.

«Принято», — ответил офицер. Петров с облегчением вздохнул: офицер не спросил почему.

Телефонная трубка всё ещё была у него в руке, а дежурный офицер ещё ждал на линии, когда две минуты спустя Петров опять подскочил в кресле. Панель мигала: запущена ещё одна ракета. Затем третья, четвёртая и пятая. Система испытывала перегрузку. Дополнительные сигналы вызвали вывод нового предупреждения. На панели зажглись красные буквы: «РАКЕТНОЕ НАПАДЕНИЕ». Высшее военное командование также получило этот сигнал. Петров был напуган. Он чувствовал, как страх парализует его. Думать надо было очень быстро.

Петров знал, что решения в случае ракетного нападения принимает генеральный штаб. Теоретически именно генштаб должен был руководить ответным ударом, если бы сигнал тревоги подтвердился. Советские ракеты были бы подготовлены к запуску, координаты целей — введены, люки ракетных шахт — открыты. У советских лидеров остались бы считанные минуты, на то, чтобы принять решение.

Сирена выла. Красный сигнал мигал.

Петров сделал выбор. Он знал, что система в прошлом давала сбои; в телескоп ракет не было видно; спутники находились в правильном положении. С радарных станций тоже не было сигналов, подтверждающих приближение ракет. Хотя, возможно, радарам было рано что-то фиксировать.

Петров повторил дежурному офицеру: ложная тревога.

Сообщение пошло по инстанциям.

Это история о людях — президентах, учёных, инженерах, дипломатах, солдатах, шпионах, политиках и так далее, — пытавшихся затормозить разогнавшийся локомотив гонки вооружений. Ими руководили родившееся из личного опыта проектирования оружия и управления омерзение перед равновесием, достигнутым посредством устрашения, или ужас перед лицом последствий возможной войны; или же они хотели избавиться от бремени оружия, тяготившего их народы.

В центре этой драмы находились две фигуры — оба романтики, оба революционеры, видевшие растущую угрозу и бросившие вызов существующему порядку. Михаил Горбачёв, последний руководитель Советского Союза, питал отвращение к насилию и боролся за открытость и «новое мышление», надеясь спасти свою измученную страну. Рональд Рейган, сороковой президент Соединённых Штатов, был мастером вести переговоры и идеалистом. Его вера в триумф капитализма и американский гений была непоколебимой. Он мечтал вывести ядерное оружие из употребления раз и навсегда.

Рейган и Горбачёв не были одиноки. Угрозу пытались обуздать и многие другие люди — целеустремлённые, совестливые, обладавшие хорошим воображением. Цель этой книги — рассказать о том, как подошла к концу гонка вооружений времён холодной войны, и о том, какое опасное наследие она оставила, причём показать эту историю с обеих сторон. В прошлом исторические истины слишком часто оказывались в тумане триумфализма американцев, отражавшего одну точку зрения, или же скрывались за пеленой секретности и дезинформации со стороны Москвы. Она маскировала то, что реально происходило в СССР, и то, почему это происходило. Располагая новыми свидетельствами, теперь можно лучше понять дискуссии, разворачивавшиеся за закрытыми дверями Кремля во время бурного правления Горбачёва. Он искусно маневрировал и улещивал своих противников — глубоко окопавшиеся, мощные силы военно-промышленного комплекса. Он приступил к радикальной смене направления, в котором двигалась страна. Горбачёв решил отказаться от многочисленных ракет, вывести Советский Союз из глобальной конфронтации, сократить военные расходы и убрать войска из Европы. Он похоронил масштабные планы советских «звёздных войн», представленные ему инженерами. Новые данные, особенно дневники и документы того времени, позволяют яснее увидеть, как Горбачёв и Рейган относились друг к другу, как их взгляды отражались на их действиях, как они боролись со своими внутренними конфликтами, с идеологией и колоссальным недоверием, чтобы вывести мир из этого многолетнего противостояния.