Эдвард Сноуден. Личное дело - Эдвард Сноуден Страница 5

Я шпионил за моей старшей сестрой Джессикой, когда ей разрешали лечь позже меня и она смотрела мультики, которые мне смотреть было еще рано. Я шпионил за мамой, Венди, которая садилась на кушетку, чтобы разобрать и сложить постиранное белье, а заодно послушать по телевизору вечерние новости. Но больше всего я шпионил за отцом – его звали Лон (или, на южный манер, Лонни). Он окапывался в «берлоге» в самые ранние предрассветные часы.

Отец служил в Береговой охране, хотя в то время я, конечно, не имел ни малейшего представления о том, что это значило. Помню, что иногда он ходил в форме, а иногда нет. Уходил из дома рано, приходил поздно и часто приносил новые гаджеты – вроде научного калькулятора TI-30 компании Texas Instruments, секундомера Касио на ремешке или динамика для домашней стереосистемы. Некоторые из них он мне показывал, а некоторые – прятал. Угадайте, какие меня интересовали больше.

Гаджет, сильнее всего поразивший мое воображение, появился ночью, после отбоя. Я уже лежал в постели и готовился уснуть, как вдруг услышал отцовские шаги в холле внизу. Я встал на кровати, слегка отдернул занавеску и стал наблюдать. Из загадочной коробки, похожей на обувную, отец достал напоминавший силикатный кирпич светло-коричневый предмет, от которого отходили, змеясь, черные провода – точь-в-точь щупальца какого-то глубоководного морского чудовища из моих ночных кошмаров!

Действуя не спеша, методически, отчасти в силу своей инженерской привычки всегда действовать именно так, отец распутал провода и протянул один из них поверх ворсистого напольного ковра, соединив заднюю стенку коробки с задней панелью телевизора. Потом он вставил другой кабель в розетку позади кушетки.

Вдруг экран телевизора осветился, а вместе с ним осветилось и лицо отца. Если бы все шло как обычно, он прилег бы на кушетку с бутылочкой содовой воды «Сандроп» и принялся бы смотреть, как на экране телевизора гоняют мяч футболисты. Но на этот раз все шло не так.

В один момент я сообразил – и то было самое поразительное открытие всей моей – пусть даже и очень короткой на тот момент – жизни: мой папа управлял тем, что происходило на экране телевизора.

Так я впервые столкнулся с Commodore 64, одной из первых домашних компьютерных систем, появившихся в продаже.

Тогда я, конечно же, не представлял себе, что такое компьютер. И тем более не знал, что делает с ним отец – играет или работает? Хотя он улыбался и на вид получал большое удовольствие, он полностью отдавался тому, что было на экране – с тем же пылом, с которым он всегда брался за любую механическую работу по дому. Я понимал лишь одно: что бы отец там ни делал, я хочу делать то же, что и он.

С того вечера, когда бы мой отец ни приходил в «берлогу», чтобы включить бежевую коробочку, я вставал на своей постели, отодвигал занавеску и внимательно следил за его приключениями. Однажды на экране появился падающий шарик, а внизу находилась горизонтальная доска. Отец должен был поднимать доску, чтобы ударить по шарику, отбросить его и разрушить целую стенку из разноцветных кирпичей: «Арканоид». В другой раз папа сидел перед целым экраном разноцветных кирпичей различной формы. Они постоянно падали, и в это время он передвигал их и расставлял так, чтобы они образовывали ровные ряды, которые тотчас же исчезали: то был «Тетрис».

Я был в полной растерянности, не понимая, что делает мой папа: он так развлекается или это часть его работы? Пока однажды я, глядя в окошко своей комнаты, не увидел, что он – летает.

Мой отец, который всегда восхищал меня тем, что показывал мне вертолеты, летящие над нашим домом с авиационной базы Береговой охраны, сейчас пилотировал собственный вертолет. Прямо у меня на глазах, не выходя из своей «берлоги»! Он стартовал с небольшой авиабазы под крошечным развевающимся американским флагом, взмыл в черное ночное небо, усыпанное мерцающими звездами, – и тут же рухнул на землю. Негромкий вскрик отца заглушил и мой вопль. Но только я подумал, что игре конец, как он начал все сначала, вновь оказавшись на маленькой базе с крошечным флагом и вновь стартуя с летного поля.

Игра называлась Choplifter! – восклицательный знак был частью ее названия, и впечатления от игры требовали этого восклицания. Она вызывала восторг и трепет. Снова и снова я наблюдал эти вылеты из нашей «берлоги» к плоскому диску пустынной луны. С вертолета стреляли, стреляли по вертолету – с вражеских самолетов и танков… Вертолет садился и снова взлетал, когда отец пытался спасти внезапно возникающую толпу людей, которых необходимо было перенести в безопасное место. Тогда сформировалось мое особенное детское представление об отце: он был героем!

Ликующий вопль, раздавшийся с кушетки в первый раз, когда малюсенький вертолет невредимым вернулся на базу, перенеся на себе всех крошечных человечков, оказался чересчур громким. Голова отца повернулась к окну, чтобы посмотреть, не разбудил ли он меня, – и тут он застал меня врасплох.

Я нырнул в постель, натянул на себя одеяло и лежал не шевелясь, слыша тяжелые отцовские шаги по направлению к своей комнате.

Он стукнул в окошко. «Давно пора спать, дружище! Ты еще на ногах?»

Я затаил дыхание. Внезапно он распахнул окно, протянул руки, схватил меня – вместе с одеялом – и утащил в свою «берлогу». Все произошло так быстро, что я даже не коснулся ногами ковра.

Еще не успев опомниться, я сидел у отца на коленях и как будто стал вторым пилотом. Я был слишком мал и слишком взволнован, чтобы сообразить – джойстик в моих руках не подключен. Но это не имело значения, потому что главное – я летал бок о бок со своим отцом.

Элизабет-Сити – живописный и не очень большой портовый город с более или менее сохранившимся историческим центром. Как большинство остальных ранних американских поселений, он вырос у воды, в данном случае у берегов реки Паскуотанк. Название является искаженным англичанами алгонкинским [15] словом, которое переводилось как «место, где течение разделяется». Река течет от Чесапикского залива через болота Виргинии и Северной Каролины и впадает в залив Албемарл, как реки Човон, Перкиманс и другие. Когда задумываешься о каком-то ином пути, по которому могла пойти моя жизнь, я невольно вспоминаю этот речной край: не важно, по какому конкретному руслу движется река от своих истоков – она все равно достигает нужного места назначения.

Моя семья всегда была связана с морем, особенно по материнской линии. Происхождение моей мамы прямиком восходит к отцам-пилигримам, а самый ранний из известных предков, появившийся на этих берегах, – не кто иной как Джон Олден, член экипажа «Мейфлауэр» [16], числившийся на нем бондарем [17]. Он стал мужем приплывшей вместе с ним Присциллы Маллинс, имевшей сомнительное преимущество быть единственной на судне женщиной брачного возраста и посему ставшей первой женщиной брачного возраста из всего первого поколения основателей Плимутской колонии.