Против выборов - Давид Ван Рейбрук Страница 6

Но технократия осуществляется и во многих других, далеко не таких заметных, областях. За последние годы национальные парламенты уступили огромную часть своей власти таким межнациональным организациям, как Европейский центральный банк, Европейская комиссия, Мировой банк и Международный валютный фонд. Не будучи выборными органами, они во многом содействуют последовательной технократизации принятия решений. Банкиры, экономисты и финансовые аналитики тоже крутят рычаги власти.

И это касается не только иностранных организаций. Вообще-то любое современное национальное государство приобрело технократический оттенок за счет того, что некоторые компетенции были переведены из демократического поля куда-то в другое место. Например, значительно возросла власть центральных банков и конституционных судов. Судя по всему, правительства сочли необходимым вырвать такие системообразующие задачи, как финансовый контроль и конституционные проверки, из лап партийной политики и сделать их независимыми от сопряженной с ней ставки на успех у избирателей.

Это плохо? Не вызывает сомнений, что технократическая власть может показать прекрасные результаты: лучший тому пример – китайское Wirtschaftswunder [15]. Да и технократ Марио Монти в качестве главы правительства Италии лучше справлялся с решением задач, стоявших перед обществом, чем это когда-либо делал Сильвио Берлускони. Однако эффективность не генерирует легитимность автоматически. Доверие к технократу тает на глазах, как только он приступает к урезанию расходов. В результате на президентских выборах в феврале 2013 года Монти набрал всего 10 % голосов [16]. Просто в Китае существуют свои способы обуздывать недовольных правительственной политикой.

Не стоит считать технократию табу – хотя бы потому, что в начале своего существования государства часто проходят через технократическую фазу. Пятая республика Шарля де Голля в 1958 году, Косово в 2008 году – не всегда государства возникают демократическим путем. В переходный период после краха прежнего порядка власть всякий раз сосредотачивается в руках невыборной элиты. В такой момент важно как можно быстрее провести выборы или референдум, чтобы заработал счетчик доверия и задним числом возникла легитимность. За короткое время технократия может дать новый импульс, но на постоянное использование она не рассчитана. Демократия – это не просто форма правления на благо народа, но и само правление должно осуществляться народом.

То, что делают технократы, прямо противоположно тому, что делают популисты. Они пытаются справиться с синдромом демократической усталости, поставив эффективность выше легитимности, в надежде, что хорошие результаты в конечном счете принесут одобрение тех, кем управляют. Другими словами, в надежде, что эффективность спонтанно генерирует легитимность. Это может сработать, конечно, но политика – это нечто большее, чем просто хорошее управление. Рано или поздно понадобится делать моральный выбор, и тут не обойтись без диалога с обществом. И возникает вопрос: как организовать этот диалог? В парламенте, – будет стандартным ответом. Но эффективен ли традиционный парламент в этом случае? Этот вопрос интересует многих. Итак, мы подошли к третьему диагнозу.

2 августа 2011 года в Нью-Йорке, в парке Боулинг-Грин, расположившись на траве кружком, сидела группа из 12 человек {29}. Этот день стал кульминацией одного из самых удивительных эпизодов современной истории Америки. За предшествующие недели и месяцы демократы и республиканцы так и не смогли прийти к соглашению касательно повышения потолка американского внешнего долга {30}. Демократы хотели, чтобы правительство заняло больше денег на международном финансовом рынке ради гарантии устойчивости национальной экономики, республиканцы же готовы были пойти на это только при условии, что Обама резко сократит государственные расходы на тех, кто больше всего нуждается в помощи. Республиканцы, подстегиваемые «Чайной партией», держали свою позицию: сначала режем траты и только тогда влезаем в долги. Демократы, считающие минимальный налог на самых богатых более справедливым решением, чем драконовские меры по отношению к самым бедным, не поддавались на шантаж республиканцев. К тому же разве не республиканцы ввергли страну в иракскую авантюру и тем самым раздули внешний долг?

Дебаты зашли в тупик, и приближался день, когда американское правительство уже не смогло бы выплачивать зарплаты и оплачивать счета, – по расчетам, 2 августа 2011 года. Ситуация до крайности походила на велогонку, когда лидирующие участники идут ноздря в ноздрю до самого финиша. Если ни один из них ничего не предпримет, их всех нагонит основная группа спортсменов. США грозил мощный экономический спад. И даже мировой кризис, потому что когда опустевает государственная казна крупнейшей экономики мира, она утягивает за собой и весь остальной мир. Дошло даже до того, что технократический Китай попросил демократическую Америку не доводить дело до крайностей: все понятно, партийные интересы и все такое, но есть ведь и такое понятие, как политическая ответственность. В итоге демократы сдались, и победа досталась республиканцам. Такое впечатление, что предвыборная президентская кампания 2012 года шла полным ходом уже тогда.

Тем двенадцати в парке Боулинг-Грин такое положение вещей надоело до чертиков. Безумное перетягивание каната между двумя партиями чуть не вызвало мировой кризис. Можно ли еще говорить о Конгрессе как о месте, где народные представители служат общественным интересам? Или же Палата представителей и Сенат превратились в песочницу, где расшалившиеся партии играют во все более опасные игры? Среди присутствующих была живущая в Нью-Йорке художница из Греции {31}. Она предложила не просто протестовать, а использовать метод, который она видела в Афинах: «общее собрание» в публичном месте, где любой прохожий мог бы подойти и высказаться. На такой general assembly [17] обсуждались аргументы за и против и вся группа искала консенсус. Этот опыт эгалитарной, прямой демократии, предлагающей альтернативу препирательствам представительной демократии, вызвал необыкновенное воодушевление. Собрание в Боулинг-Грин в последующие недели и месяцы только выросло. Родилось движение «Occupy Wall Street» («Захвати Уолл-стрит»).