Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети - Евгений Морозов Страница 62

Такой сравнительно благополучный исход редок. Большинство подобных случаев не привлекает столько внимания, чтобы “Фейсбук” или другая интернет-компания исправила бюрократический просчет. Если бы не международная огласка, аль-Газали, как и многим активистам до него, вероятно, пришлось бы начинать сетевую кампанию с нуля. Сложно предъявлять претензии “Фейсбуку”: это частная компания, которая делает то, что хочет. Может быть, руководство “Фейсбука” по личным соображениям не захотело принять ничью сторону в споре о секуляризации Марокко. Или удаление группы аль-Газали просто стало результатом ошибки человека, который принял группу за революционный коллектив, призывающий к свержению марокканского правительства. Поскольку “Фейсбук” публично ничего объяснять не стал, правду, похоже, мы не узнаем. Однако теперь совершенно ясно, что, вопреки ожиданиям многих западных политиков, “Фейсбук” вряд ли можно считать идеальным инструментом распространения демократии: его собственная логика (определяемая стремлением к выгоде или незнанием контекста, в котором функционирует социальная сеть и который все более глобализуется) временами оказывается антидемократической.

История аль-Газали напоминает сюжет “Процесса” Франца Кафки. Героя романа арестовали, не называя причины, и подвергли суду за преступление, суть которого ему не объяснили. Цифровым активистам чаще всего приходится иметь дело с компаниями-медиаторами, придерживающимися кафкианских принципов. Это вызывает беспокойство уже потому, что вносит ненужную неопределенность в работу активистов. Представьте себе, что группа аль-Газали планировала провести акцию протеста в тот самый день, когда ее страница была удалена. Акция могла бы быть легко сорвана. Пока нет полной уверенности в том, что группа в “Фейсбуке” не будет удалена в самый неподходящий момент, многие диссиденты предпочтут не делать эту сеть главным каналом связи.

На самом деле у руководства “Фейсбука” нет ни единой причины печься о защите свободы слова в Марокко. Это страна, бесперспективная с точки зрения продажи рекламы, а если так, то проще зарабатывать деньги там, где не нужно сражаться с правительством. Мы не знаем, насколько пристально “Фейсбук” следит за политической деятельностью на своей площадке, однако известно о многих случаях, подобных истории аль-Газали. Так, в феврале 2010 года деятельность “Фейсбука” подверглась жесткой критике в Азии за удаление страниц группы, куда входили 84 298 пользователей, оппозиционно настроенных по отношению к консервативной пропекинской партии “Демократический альянс за улучшение Гонконга”. По данным администратора этой группы, оппоненты пожаловались администрации “Фейсбука” на то, что группа их оскорбляет, и ее закрыли.

“Фейсбук” не впервые ограничивает деятельность подобных групп. В 2008 году, перед тем как Олимпийский огонь принесли в Гонконг, были закрыты несколько групп, а аккаунты многих активистов, выступающих за освобождение Тибета, были удалены за “злоупотребления услугами сайта”. Это не просто политика: руководство “Фейсбука” печально известно своим стремлением к контролю и над другим контентом. Так, в июле 2010 года австралийский ювелир получила многочисленные предупреждения за размещение фото изящной фарфоровой куклы с обнаженными сосками. Основатели “Фейсбука”, может, и молоды, но это не мешает им быть пуританами.

Многие другие компании-медиаторы тоже едва ли заслуживают звания несгибаемых борцов за свободу политического волеизъявления. “Твиттер” обвиняли в отключении страницы, посвященной войне 2008 года в секторе Газа. Apple критиковали за блокирование имеющих отношение к Далай-ламе приложений к айфонам, продающимся в китайском Apple Store (приложение, касающееся Рабии Кадыр, лидера уйгуров в изгнании, было тоже “забанено”). Компания “Гугл”, владеющая социальной сетью “Оркут” (Orkut), неожиданно ставшей очень популярной в Индии, замечена в излишне рьяном удалении потенциально опасного контента, который можно счесть призывающим к межэтническому и межконфессиональному насилию и в отношении индусов, и в отношении мусульман. Более того, исследование 2009 года выявило, что “Майкро-софт” осуществляет в отношении пользователей из ОАЭ, Сирии, Алжира, Иордании, пользующихся поисковиком “Бинг” (Bing), цензуру еще более жесткую, чем даже правительства этих государств. Например, пользователь из Иордании может посещать веб-страницы, в URL-адресах которых встречаются слова наподобие “секс” или “порно”, но если он введет их в строку поиска на “Бинге”, то в ответ получит только предупреждение от компании “Майкрософт”.

Что это – тайный заговор крупнейших мировых ИТ-компаний против свободы слова во всемирном масштабе? Маловероятно. Гигантский объем контента на всех этих сайтах просто не позволяет управлять ими, не совершая ошибок. Разница между видеороликами, пропагандирующими насилие и фиксирующими нарушения прав человека, достаточно нечеткая. Нередко это невозможно сделать, не будучи знакомым с ситуацией, в которой была сделана запись. Компанию “Гугл”, например, обвинили в удалении из видеохостинга “Ю-Тьюб” нескольких роликов, запечатлевших бесчинства египетской полиции, на основании того, что в них слишком много насилия. (“Гугл” впоследствии признал, что произошла ошибка.) Но понимание того, что некий клип – это документ, свидетельствующий о жестокости полицейских, а не сцена из фильма ужасов, требует знания контекста. Это непросто, если учесть, что ежеминутно пользователи “Ю-Тьюба” публикуют видеозаписи общей продолжительностью 24 часа. Единственный способ избежать ошибки – пригласить штат правозащитников и вдобавок пару экспертов, знающих все о регионе, чтобы они изучали подозрительный контент “Ю-Тьюба” или “Фейсбука”. К чести “Ю-Тьюба”, политика этой компании в отношении удаления контента гораздо откровеннее “Фейсбука”. Можно не соглашаться с ее принципами (особенно с тем, как технология анализа видеороликов рекомендует пользователям те или иные клипы), однако “Ю-Тьюб”, по крайней мере, действует в этом отношении открыто, чем отчасти облегчает активистам жизнь.

Некоторые компании отвечают введением элементов самоуправления: пользователи могут известить администрацию сайта о видеороликах, которые они считают оскорбительными. Это отчасти снимает с администраторов обязанности по наведению порядка, однако вызывает опасное оживление “кибервиджиланте”. Так, группа “Саудовский контролер”, включающая около двухсот консервативно настроенных саудовцев, регулярно просматривает связанные с Саудовской Аравией клипы, выкладываемые на “Ю-Тьюбе”, и жалуется администраторам “Ю-Тьюба” на “неприемлемые” и “дезориентирующие” ролики (большинство их содержит критику ислама или саудовских правителей). (Сами члены группы объясняют свою деятельность более возвышенными мотивами. “Мы просто исполняем свой долг перед верой и Родиной”, – заявил Мазен аль-Али, один из добровольных “контролеров”, в 2009 году в интервью саудовской газете “Аль-Рияд”.) Как выясняется, вынесение верного суждения нельзя отдавать на откуп толпе, хотя бы потому, что ею можно дирижировать в собственных интересах.

Возможно, естественным следствием погони за количеством просмотров стало то, что цифровая политическая деятельность породила культуру зависимости от крупных сетевых медиаторов, и критически настроенному пользователю приходится подробно читать условия пользования сайтом, прежде чем делиться крамольными мыслями. А эти условия нередко двусмысленны и неопределенны. (Кто же знал, например, что руководство “Фейсбука” не одобряет фотографии кукольных сосков?) Даже те, кто вполне изучил правила, не могут быть уверены в том, что они не нарушают некий скрытый запрет. Хотя активисты могут свести к минимуму свою зависимость от медиаторов, запуская независимые сайты, шансы на то, что их усилия привлекут в мире то же внимание, на которое они могли бы рассчитывать в “Фейсбуке” или “Ю-Тьюбе”, очень малы. Оказавшись перед трудным выбором – масштаб или зависимость, активисты обычно выбирают первое, предоставляя администраторам контроль над избранной ими платформой.