Русское влияние в Евразии. Геополитическая история от становления государства до времен Путина - Арно Леклерк Страница 65

Благодаря своей огромной территории Россия имеет важнейшие сельскохозяйственные угодья, пусть даже они занимают лишь 13 % всей ее площади, в том числе 7,7 % пахотных земель, а остальное приходится на естественные пастбища. Разнообразие климатических условий и качества почв приводит к тому, что условия ведения хозяйства очень сильно варьируются от региона к региону, однако черноземная зона, самая плодородная и наиболее благоприятная для агропромышленного производства, составляет 45 % от общей площади возделываемых земель. Расширение сельскохозяйственных угодий стало целью, которую преследовала советская власть, вкладывая значительные средства в решение этой задачи – в частности, осуществляя грандиозные ирригационные работы, однако это в основном касалось Средней Азии, или сажая защитные лесополосы, чтобы уменьшить последствия ветровой эрозии. Эта тенденция изменилась в 1990-е гг. из-за оттока сельского населения в города, что привело к отказу от обработки территорий, слишком отдаленных от городских центров или крупных транспортных магистралей. Сокращение сельскохозяйственных угодий стало причиной для беспокойства, однако некоторые, напротив, считают его положительным моментом, поскольку оно должно способствовать увеличению урожайности оставшихся земель.

Помимо своего естественного потенциала российское сельское хозяйство по-прежнему определяется наследием советского периода. После 1930-х гг., ставших для крестьянства «годами ужаса», производство и урожайность медленно, но неуклонно стали улучшаться в последующие десятилетия после окончания Второй мировой войны. Урожайность при этом все еще была далека от той, какую можно наблюдать в Западной Европе, где сельское хозяйство основано на специализации регионов и стремлении к увеличению производительности труда. Правда, все иначе в таких странах, как Канада, сравнимых с Россией по своим природным условиям и в равной мере занимающихся экстенсивным производством сельскохозяйственной продукции. Достигнутый прогресс, однако, не мог компенсировать постоянную нехватку некоторых продуктов, рост очередей возле продовольственных магазинов и внедрение системы «колхозных» рынков для объединения ведущих поставщиков молока, фруктов и овощей. Несмотря на значительные инвестиции, последовавшие в то время, ситуация в течение двух последних десятилетий советской власти ничуть не улучшилась, поскольку многое из того, что было необходимо для удовлетворения массовых потребностей населения, стало импортироваться – особенно это бросалось в глаза на примере животноводческой продукции. К моменту распада Советского Союза количество рабочих, занятых в первичном секторе, еще составляло 15 % от общего числа, и эта цифра показалась чрезмерной либеральным экономистам, делавшим ставку на сокращение численности рабочей силы и значительное увеличение производительности труда.

Советская плановая экономика внушала уныние из-за уравниловки, принятой между различными коллективными хозяйствами, отчего, прежде всего, страдали наиболее предприимчивые и эффективные, что пресекало проявление с их стороны любой инициативы. Подобное же отношение власть продемонстрировала, раздав личные участки, гораздо более эффективные в использовании, чем колхозные поля. В момент распада коммунистической системы российское сельское хозяйство столкнулось с серьезными техническими и структурными проблемами, которые вскоре попытается решить новая власть; эти неумелые решения будут отвергнуты теми, кому они предназначались. «Большой сельскохозяйственный поворот», случившийся еще в горбачевскую перестройку после принятия в ноябре 1990 г. закона о крестьянских хозяйствах и земельной реформы, начался с введения частной собственности на землю и разрешения использовать наемную рабочую силу, но был вскоре ограничен правительством Бориса Ельцина. Сторонники «шоковой терапии», либеральные реформаторы, стремясь ускорить переход к рыночной экономике, вступят в схватку с аграрным блоком, лоббировавшим в Думе интересы коллективных хозяйств и поддержанным на выборах 1993 г. своим растущим электоратом. Столкнувшись с этим противником, власть была вынуждена пойти на компромисс.

Крайне слабое функционирование сельскохозяйственного сектора на Западе воспринимали как свидетельство краха «социализма», а после 1991 г. ситуация стала уже хуже, чем раньше, притом что сохранялись колхозы, три четверти всего объема мяса поставлялась в большие города за счет импорта. Действительно, приходится констатировать, что в течение длительного периода происходит настоящий обвал производства зерновых: со 104 млн т (из которых 53 млн т составляла пшеница) ежегодно с 1986 по 1990 г. до 65 млн т (34,5 млн т – пшеница) с 1996 по 2000 г. Аналогичное снижение наблюдалось в отношении урожая сахарной свеклы – с 33,2 млн т до 14 млн т, при этом объемы урожая картофеля сохранялись на прежнем уровне. В то же время значительно сократилась площадь сельскохозяйственных земель – с 214 млн га в 1990 г. до 197 млн га в 2000 г. (посевные площади сократились, соответственно, со 188 млн до 85 млн га). Если рассматривать показатели животноводства, то с 1990 по 2001 г. поголовье крупного рогатого скота сократилось на 54 %, свиней – на 60 %, овец – на 75 %. Сравнение с годами коллективизации (1928–1933) демонстрирует одинаково сильный регресс. В целом обновленческие реформы Ельцина и его людей навязывались стране сверху, без учета реального положения дел в российской деревне. Российское сельское хозяйство уже очень давно стало явлением коллективным, и потому нельзя применять к крестьянской общине один-единственный показатель экономической эффективности. Формирование крепостной системы в период с XVI по XVIII в. приводило к сокращению числа свободных крестьян (именно такими они были в эпоху Средневековья). В XIX в. особенности отмены крепостного права и место, которое занимали «мир» и «община», подчеркивали особенное положение России, игнорировавшей постепенное появление независимого крестьянства, наличием которого характеризуется история деревни в Западной Европе. Когда социалисты XIX столетия – как «народники», так и социалисты-революционеры – требовали «раздела земель», это вовсе не означало, что они ждут принятия земельной реформы, направленной на распространение частной собственности; они лишь стремились добиться раздела больших дворянских угодий и распределения участков земли между крестьянскими общинами. В работе «Основные идеи и формы организации крестьянской кооперации» свою теорию изложил защитник традиционной крестьянской общины Чаянов [183]. Логика реформ, предпринятых Столыпиным, была направлена на постепенное появление частной собственности, однако возникшие в условиях новой системы кулаки враждебно воспринимались своими соседями, остававшимися единым коллективом, который гарантировал равноправие и нищету. Это объясняет, почему Сталин смог так легко мобилизовать «беднейшее крестьянство» (следуя большевистскому жаргону) против кулаков, заклейменных как эксплуататоры, обогатившиеся в результате НЭПа. В представлении крестьян колхозы и совхозы связывались с глубоко укоренившейся традицией общинного хозяйства.

Почти 25 тысяч колхозов и совхозов советской эпохи после реформы 1991 г. должны были либо сохранить свой прежний статус, либо изменить его. Первый путь выбрали 15 тысяч хозяйств, сохранивших старое руководство и решивших по-прежнему придерживаться коллективных принципов работы; 9600 хозяйствующих субъектов решились на перемены. Менее 9 % сельскохозяйственных угодий передали фермерам, тогда как 78 % осталось у колхозов, остальной процент составляют личные земельные участки, сады или пригородные дачные товарищества. Западные наблюдатели были удивлены провалом аграрной реформы, разработанной «либеральным» окружением Бориса Ельцина. Чтобы понять причины этого краха, необходимо учитывать сугубо российскую специфику – именно она позволяет понять упоминавшиеся выше капризы истории, – равно как и осторожность, демонстрируемую теми, кто в первую очередь должен быть заинтересован в реформе. Риски, связанные с суровым, слишком холодным климатом, весенней распутицей, засухами – вроде той, которая случилась летом 2010 г., – не могут воодушевить отдельных предпринимателей. Традиции российского крестьянства предполагают наличие множества форм реальной взаимопомощи, обеспечивающей сплоченность деревни, жители которой совместно пользуются материально-техническими средствами. В одиночку окупить все затраты сложно, именно поэтому показатели частного сельского предпринимательства невелики: лишь 5,5 % частных фермерских хозяйств располагают площадью свыше 200 га и возделывают 51 % от общего числа сельскохозяйственных земель, находящихся в частной собственности. Из-за отсутствия возможностей хранить урожай фермеры вынуждены быстро продавать произведенную продукцию, что препятствует выращиванию ими овощей, фруктов или производству скоропортящихся молочных продуктов. Продажа зерна оказывается затруднительной по причине того, что некогда определявшие направления основной деятельности коллективные хозяйства до сих пор сохраняют на рынке главенствующие позиции. Высокие цены на инвентарь – еще один источник проблем. Ограничения на использование частной собственности, фиксируемые в период с 1991 по 2001 г. – например, возможность отобрать землю у фермера, если администрация района решала, что он использует ее не по назначению или недостаточно эффективно, что привело к невероятному росту коррупции, – разумеется, не способствовали развитию частного предпринимательства, тем более что в отличие от периода столыпинской реформы, государство теперь не поощряло выдачу кредитов на развитие сельского хозяйства, что могло бы поддерживать частный сектор. Политическая власть, казалось, довольствуется сосуществованием на бумаге двух формул, предпочитая, вне всякого сомнения, опираться на крупные коллективные хозяйства, теоретически способные продемонстрировать увеличение производительности, если бы в короткий промежуток времени была выстроена необходимая агропромышленная цепочка. Требуются также усилия по созданию в сельских районах прочной инфраструктуры – с целью преодоления изоляции, в которой они находятся, и обеспечения их интеграции в новое, ныне формирующееся российское пространство. Некоторые поставленные задачи уже реализованы: начиная с 2002 г. Россия вновь стала экспортировать зерно и даже в 2009 г. вышла на второе место в мире, не колеблясь предложив цену значительно ниже общемировой. Эмбарго на экспорт пшеницы, введенное во время сильной засухи 2010 г. [184], было снято летом 2011 г., и российское сельское хозяйство (в котором занято 9,5 % работающего населения и доля которого в ВВП составляет 5,2 %) имеет шансы стать одним из главных козырей экономики страны в мире, где «растительное оружие» выступает в качестве инструмента безусловного влияния, поскольку Азия и арабский мир резко увеличили свои запросы. В этой связи особо следует отметить успешность российских поставок сельскохозяйственной продукции в такие страны, как Египет, Таиланд и Бирма.