Интеграция и идентичность. Россия как "новый Запад" - Дмитрий Тренин Страница 7

К 1991 г., когда «холодная война» окончательно закончилась в связи с исчезновением СССР, Запад вместо сплоченного враждебного лагеря оказался лицом к лицу с множеством его больших и малых осколков, и практически все они являлись источниками реальных или потенциальных угроз, опасностей или рисков. Эта ситуация привела западных лидеров к выработке двойной стратегии – постепенной интеграции бывших союзников СССР и некоторых бывших советских республик в западное общество и одновременного вовлечения России – основного наследника Советского Союза – в систему «особых отношений» с США и Европой. Со своей стороны российское руководство на протяжении 1990-х годов эволюционировало от попыток интеграции на собственных условиях к стремлению реконструировать Россию как современную великую державу.

К началу XXI столетия стало совершенно ясно, что Россия всерьез стремится интегрироваться в мировую экономическую систему, но при этом намерена оставаться независимой (как от Запада, так и от Востока) политической и стратегической величиной, претендующей на существенную роль в глобальном управлении международной системой. Одновременно стало очевидно, что западные институты (НАТО, Европейский союз, система формальных военно-политических союзов США) могут включить в число своих членов наряду с Балканами и Турцией также Украину и некоторые другие новые государства бывшего СССР, но при этом Российская Федерация – во всяком случае, на перспективу до 2025 г. – останется за пределами этой системы институтов.

Именно в этом контексте стоит сейчас проблема отношений Россия – Запад. В принципе Россия идет тем же путем капиталистического развития, как и ее непосредственные западные соседи. В то же время у нее иное историческое наследие, чем у Польши или Украины, иное самосознание населения и иные амбиции элит, чем в Турции. Традиции самодержавия и великодержавия – реальные факторы сегодняшней ситуации, которые не исчезнут и завтра22. Как в таких условиях избежать превращения интеграции в бесперспективную – это надо подчеркнуть – попытку подчинения России Западу? Как выстраивать отношения между географически расширившимся, изменившим свою структуру (от моно– к биполярной) западным обществом и страной, хотя и крупной, но уступающей США и ЕС, коллективному Западу уже сейчас в десятки раз по величине валового внутреннего продукта, сумме военных расходов и многократно – по численности населения?23

Попытка разобраться в этом вопросе приводит к необходимости исследования соотношения между двумя потребностями России XXI в.: с одной стороны, стремлением утвердить свою обновленную идентичность и, с другой стороны, необходимостью не только экономической, но и более широкой – социальной и политической – интеграции с наиболее продвинутой частью современного мира – международным обществом, проще говоря – Западом.

Прежде чем сосредоточиться на проблеме российско-западных отношений, необходимо разобраться в феномене современного Запада, его генезисе как политического образования. Для целей нашего исследования особенно важно проследить эволюцию «мирового Запада» на протяжении XX в.

ПЕРВОЙ СОВРЕМЕННОЙ ИНКАРНАЦИЕЙ политического и стратегического Запада24 стала англофранцузская Антанта, основанная в 1904 г. Этот союз отличался от других коалиций европейских держав несколькими важными особенностями. Во-первых, Антанта знаменовала «вечный мир», положив конец исторической вражде между двумя великими державами Европы и постоянными соперниками – Англией и Францией. Присоединение России к этому союзу еще более укрепляло дружественные русско-французские отношения и создавало условия для урегулирования русско-английских противоречий на Среднем Востоке и прекращения Большой игры на основе признания сторонами статус-кво25.

Во-вторых, Антанта была первым военно-политическим союзом преимущественно демократических государств, объективно противостоявшим союзу государств авторитарных (хотя, разумеется, это противоречие совсем не являлось причиной Первой мировой войны). Россия здесь стояла особняком: царский режим был гораздо ближе к политическому режиму Османской империи, двуединой австро-венгерской монархии и кайзеровской Германии, чем к парламентским демократиям Англии и Франции. Тем не менее членство России в Антанте объективно усиливало стимулы к расширению представительного правления, учрежденного манифестом Николая II от 17 октября 1905 г.

В-третьих, союз между Антантой и США впервые привел к военному и политическому участию США в делах Европы, сделал США европейской державой, а сам союз – всемирным по охвату. Участие в мировой войне британских доминионов – Канады, Австралии, Новой Зеландии, Южной Африки – впервые вовлекло эти страны в глобальные политические и стратегические отношения.

В-четвертых, союзники, среди которых тогда еще не было явного гегемона, создали первые коалиционные органы в политической области (Верховный совет Антанты) и в сфере военного командования. Россия вела войну самостоятельно, но координировала свои усилия с союзниками, получала от них помощь и отправляла свои войска (Русский экспедиционный корпус) на Западный фронт.

Наконец, после окончания мировой войны западные союзники сделали заявку на создание первой универсальной структуры управления системой международных отношений – Лиги Наций (по иронии истории инициатива создания лиги исходила от США, но реализовывать на практике американскую идею, которая не получила поддержки на родине, пришлось Франции и Великобритании). К этому времени, однако, советская Россия оказалась уже за рамками не только Антанты, но и – на время – системы международных отношений вообще.

Запад, который был представлен в 1919 г. в Версале, был, таким образом, одновременно понятием географическим – входившие в него государства располагались к западу от Германии, лидера побежденного блока центральных держав, и политическим – США, Великобритания (с доминионами) и Франция в начале XX в. были государствами с либеральными политическими режимами, эволюционировавшими в направлении все более глубокой и широкой демократии. Первым идеологическим манифестом либеральной демократии стали Четырнадцать пунктов президента США Вудро Вильсона. Эта двойная определенность не означала замкнутости: Устав Лиги Наций (которая была шире, чем инициировавшая ее Антанта) содержал универсалистское послание. Тем не менее членство в лиге (т. е. в мировом сообществе) подразумевало приверженность некоторым нормам международного поведения, отступление от которых могло привести к исключению из организации.

Политическая интеграция Запада в формате «Антанта плюс США» ненадолго пережила победу союзников. Хотя чувство общности трех ведущих западных демократий, скрепленное жертвами и переживаниями мировой войны, сохранилось, политического взаимодействия между ними в мирное время наладить не удалось. Роковой ошибкой западных союзников было исключение побежденного противника, Германии, из послевоенной системы международных отношений и возложение ими на Германию всей полноты моральной и материальной ответственности за войну. Изоляционистская политика США и разногласия между Францией и Англией быстро привели к распаду первой версии политического Запада. Веймарская Германия была принята в Лигу Наций слишком поздно (в 1926 г.), причем равенства с державами-по-бедительницами она так и не получила: репарации продолжали взиматься. Бессилие Лондона и Парижа сохранить Версальскую систему, их отчаянная политика «умиротворения» гитлеровской Германии стали одной из самых позорных страниц истории политического Запада, предостережением на будущее.