Оппозиция, или Как противостоять Путину? - Сергей Кара-Мурза Страница 8

Оба ответа, при всей их уклончивости, не отрицают приватизации крупных предприятий в принципе, хотя в ней — суть смены социального строя. И потом, если какие-то заводы нормально работают — зачем же менять курс реформ? Надо помогать режиму, тогда и другие заводы заработают — вот что логически следует из этих ответов. А ведь реальность в том, что никакие заводы нормально не работают. Мутации отдельных предприятий с приспособлением их к хаосу— не норма. Разве нормально, что «Запсиб», используя недра и воздух, мускулы и ум России, почти целиком работает на заграницу?

И при этом едва может прокормить своих рабочих. Это терпимо лишь как аварийная мера, для спасения производства.

Нередко, ратуя за госсектор, опять приводят в пример Запад: «в Италии госсектор такой-то, во Франции такой-то». А при чем здесь Запад? Ведь те же ссылки на Запад в устах демократов мы признали ложными. Разве создаваемый по схеме МВФ экономический комплекс хоть чем-то напоминает Францию? Нет, из РФ делают «дополняющую» периферическую экономику— особый тип. Но даже если предположить, что каким-то чудом РФ сумеет имитировать Францию, — это и есть цель КПРФ? Это же цель Гайдара. Или все дело в том, что Гайдар плохо повел дело, наделал ошибок?

Отношение КПРФ к принципу реформы очень трудно определить из-за того, что в выступлениях оно часто подменяется отношением к исполнению. Выступления изобилуют такими терминами: «бездарные правители», «нет четкой программы», «вороватые чиновники». На встрече в Академии наук член ЦИК КПРФ депутат B.C. Шевелуха дал такую оценку: «режим Ельцина опрометчиво отнесся к науке, без сильной науки нет великой державы». То есть товарищ Ельцин недопонял роли науки как непосредственной производительной силы. Нехорошо! Подзабыл основы общественных наук.

Встречи с избирателями, широкие опросы показали, что основная масса народа имеет гораздо более четкую и жесткую оценку: не бездарные правители, у которых все из рук валится, а хищная, сознательная и хорошо организованная антинациональная сила. Такое расхождение в оценках между базой и идеологами партии кажется несущественным, когда партия в оппозиции и слаба, но может создать большие проблемы, когда на партию ложится ответственность. Ведь у того оврага, по которому мы катимся в пропасть, уже высокие стенки. Прыжок должен быть виртуозным, с полной координацией движений. Думаю, метафора Зюганова (Россия как витязь на распутье трех дорог) очень приукрашивает действительность. Такой свободы выбора мы уже не имеем.

Пока что люди успокаивают себя: туманная фразеология идеологов — тактическая маска, чтобы не отпугнуть Борового и Клинтона. Конечно, начальству виднее. Хотя, по-моему, в политике действуют интересы, а не обман. Обмануть можно только своих. Кроме того, мышление инерционно, и быстро заменить туманные формулы на верные в критический момент не удастся. Это — долгий процесс.

Есть и другое объяснение. Зачем, мол, вообще прыгать на стенки оврага. Овладеем потоком и начнем подмывать стенки — мало-помалу свернем на путь спасения. Говоря по-ученому, станем на этот период социал-демократами: «движение — все, цель — ничто!». К этой же мысли пришел свергнутый Горбачев. Конечно, социал-демократы всегда приятнее правых, не говоря уж о криминальной диктатуре. И на Западе социал-демократы — единственная политическая сила, несущая благо трудящимся. Коммунисты нужны лишь для «контроля слева» и как сила, которая станет необходимой при том грядущем кризисе, который все на Западе предчувствуют. Коммунисты у власти сегодня на Западе никому не нужны — Запад как цивилизация от солидарности отказался.

Значит ли это, что социал-демократия может решить наши проблемы? Я считаю, что нет. Кое-кто полагает, что она имела на это какой-то шанс в благополучный период Брежнева, но этот шанс загубил Горбачев. Однако я думаю, что и тогда она этого шанса не имела, и любой социал-демократ привел бы к тому же итогу, что и Горбачев (хотя в личном плане такого «русского Альенде» больше в истории человечества не найдешь).

Различие между социал-демократией и коммунизмом — фундаментальная проблема, и она заслуживает отдельного разговора. К сожалению, в условиях постоянного стресса наши политики равнодушны к этим вопросам. Считается, что можно «инженерным» способом компоновать хорошую политику, беря что-то от социал-демократов, что-то от коммунистов. Я считаю, что КПРФ — партия типичных коммунистов, потому она и имеет шанс вырасти в основную силу. «Демократы» сегодня много делают, чтобы представить ее партией социал-демократов, совместимых с курсом реформ. ТВ назойливо показывает встречи Зюганова с банкирами и американскими капиталистами — но никогда с рабочими или шахтерами. Если удастся создать такой образ и тем самым оторвать КПРФ от поддержки массы населения, а потом раздуть образ какой-то малой партии как «настоящей коммунистической», то оппозиция надолго потеряет стержень и вылезать из оврага будем ценой большой крови.

1995 г.

Один из вопросов, часто задаваемых избирателями кандидатам от КПРФ, — отношение к религии. Говорят: большевики взрывали храмы и расстреливали священников. А что будет, если они снова придут к власти?

На этот вопрос обычно отвечают так: нынешние коммунисты другие. Теперь даже устав разрешает члену партии быть верующим — чего же еще? Еще вспоминают, что секретарь райкома помогал отремонтировать храм и что «у меня, коммуниста, бабушка была верующая, а я ее не обижал». Иной раз даже упомянут, что «моральный кодекс строителей коммунизма» — это те же десять заповедей. Что коммунисты сегодня — это как бы просто светские христиане.

На этом диалог обычно кончается, и вроде бы вопрос снят. На мой взгляд, это не так. Во-первых, слащавый тон лишь вредит, так что кое-кто про себя подумает: это сегодня коммунисты такие добрые, пока боятся Ельцина, а придут к власти — отыграются. А следовать заповеди «не укради» — вовсе не значит быть религиозным человеком. Я бы даже сказал, что эти обычные ответы — не о том, они оставляют у людей смутное разочарование.

Я вижу проблему по-другому. Религиозный вопрос был едва ли не главным в перестройке, этой прелюдии к реформе Гайдара — Чубайса. Недаром А.Н. Яковлев твердил о Реформации России. Если бы удалось сломать религиозное чувство русского народа, дело было бы решено. Но этот слом не удался. Как же стоит вопрос? Главный конфликт — не в столкновении большевиков с той организацией (Церковью), в которой оформлялись конкретные конфессии. Хотя это, конечно, драматическое столкновение. Несравненно более глубокой является борьба внерелигиозного мироощущения с любым религиозным чувством. Такой борьбы большевики не вели никогда, а вот рыночное общество ведет ее с самого своего возникновения.

Дело даже не в том, что действия большевиков в 1930-е годы были частью Гражданской войны, в которой, на беду России, Церковь в целом не стала арбитром, а активно выступила на стороне одной, к тому же побежденной стороны (а до этого была активной частью царизма, который деградировал и потерял авторитет). Это важно, но не главное. Главное, что сама русская революция была глубоко религиозным движением (хотя и антицерковным). Большевизм был неоднороден, и можно было бы свалить его зверства на антиправославную западническую ветвь. Это было, но не надо и такого упрощения. И почвенные большевики, патриоты и державники, долго были антицерковниками, вплоть до национального примирения в войне с Германией.