Доктор Проктор и конец света (как бы) - Ю Несбе

Глава 1 «Мирровая война» и икота

В Осло всю ночь шел снег. Большие, на первый взгляд совсем безобидные снежинки опускались с неба на городские крыши, улицы и парки. Метеоролог сказал бы, что снежинки — всего лишь замерзший дождь и сыплется он из облаков, но, по совести говоря, в точности этого никто не знает. Снежинки могут падать, например, с луны, которая иногда появляется в прорехах облаков, чтобы пролить волшебный свет на спящий город. Снег опускается на асфальт перед ратушей, тут же тает, ручейки бегут до ближайшего люка и стекают вниз, в одну из труб разветвленного городского коллектора, пересекающего вдоль и поперек город Осло — ясное дело, глубоко под землей.

Никто в точности не знает, что находится в глубинах коллектора, но, если бы тебе хватило глупости и отваги спуститься туда в эту декабрьскую ночь и затаиться в темноте, ты услышал бы много странного: стук капель, бульканье воды, шорох крысиных лапок, кваканье лягушек и — если бы тебе уж очень не повезло — громкий хлюп открывающейся пасти размером с плавательный круг, капанье слюны из пасти анаконды и громогласный хлопок ее смыкающихся челюстей. И после этого для тебя, мой несчастный друг, наступила бы полная тишина, уж не сомневайся. Но предположим, такая судьба тебя миновала. Тогда ты услышишь другие звуки. Неожиданные звуки. Тихий стук закрываемой вафельницы, шкворчание масла, бормотание, звук открывающейся вафельницы… И негромкое чавканье.

Но вот снег перестает падать, чавканья больше не слышно, жители Осло пробуждаются, чтобы встретить новый день, и в темноте по мокрому снегу шлепают на работу и в школу. А когда фрекен Стробе начинает рассказывать ученикам о Второй мировой войне, над склоном горы осторожно поднимается бледное зимнее солнце, опять проспавшее шанс встать пораньше.

Лисе сидела за своей партой и смотрела на доску. Там было написано «МИРРОВАЯ ВОЙНА» — с лишним «р» в слове «мировая». И эта описка не давала покоя Лисе, которая любила, чтобы слова были написаны как положено. Из-за этого она никак не могла сосредоточиться на рассказе фрекен Стробе о том, как Германия напала на Норвегию в 1940 году, как немногочисленные норвежские герои приняли участие в движении Сопротивления и как в конце концов норвежцы выиграли войну и смогли петь «Победа за нами, мы их одолели, победа за нами».

— А что делали остальные?

— Когда хотим что-то спросить, мы поднимаем руку, Булле! — строго сказала фрекен Стробе.

— Вы поднимаете, это правда, — согласился Булле. — Но я не возьму в толк, разве от этого ответ будет лучше? Мой метод, фрекен Стробе, заключается в том, чтобы поскорее взять слово, — мелкий, рыжий и очень веснушчатый мальчишка по имени Булле вскинул маленькую ладошку и сделал такой жест, будто сорвал невидимое яблоко, — вот так! Взять слово, удержать слово, управлять словом, дать ему крылья и послать в полет к вам…

Фрекен Стробе наклонила голову, очки ее соскользнули по длинному носу еще на сантиметр ниже, пронизывающий взгляд уперся в Булле. А рука, к ужасу Лисе, поднялась, чтобы осуществить знаменитый удар по столу. Звук удара ладони фрекен Стробе по сосновому столу внушал ужас. Рассказывали, что от него взрослые мужчины рыдают, а мамы начинают звать маму. Но тут Лисе вспомнила, что об этом она слышала от Булле, а значит не может быть стопроцентной гарантии, что это стопроцентная правда.

— А все-таки что делали те, кто не были героями? — повторил Булле. — Ответьте же мне, о мудрая наставница, красоту коей превосходит только ее мудрость. Ответьте же мне, позвольте пригубить напиток из чаши мудрости.

Фрекен Стробе опустила руку и вздохнула. Лисе показалось, что вопреки строгому выражению лица уголки ее губ слегка дрогнули. Фрекен Стробе никогда не баловала окружающих улыбкой или другими проявлениями солнечной радости.

— Норвежцы, которые не были героями во время войны, — начала она, — они, гм… восторгались.

— Восторгались?

— Восторгались героями. И королем, бежавшим в Лондон.

— Другими словами, ничего не делали, — сказал Булле.

— Это не так просто, — возразила фрекен Стробе. — Не все могут быть героями.

— Почему?

— Почему — что?

— Почему не все могут быть героями? — спросил Булле и тряхнул ярко-рыжим чубом, который, в отличие от самого Булле, было видно над партой.

Повисла тишина, и Лисе смогла расслышать крики и икоту, доносившиеся из соседнего класса. Она знала, что там ведет урок Грегор Гальваниус, новый учитель труда и художественного воспитания. За глаза все звали его «господин Ик», потому что он начинал икать всякий раз, когда нервничал.

— Трульс! — пронзительно верещал Грегор Гальваниус. — Ик! Трюм! Ик!

Лисе услышала злорадный смех Трульса и не менее злорадный смех его брата-близнеца Трюма, потом быстрые шаги и звук открывающейся двери.

— Не все способны быть настоящими героями, — сказала фрекен Стробе. — Большинство стремятся жить в мире и покое и заниматься своим делом, не вмешиваясь в дела чужие.

Но ее уже почти никто не слушал, все смотрели в окно. Там по заснеженному школьному двору бежали Трульс и Трюм Тране. Зрелище это было не из самых чарующих: и Трульс, и Трюм были такие толстые, что на бегу их брючины терлись друг о друга, высекая искры. Однако их преследователь тоже не был воплощением элегантности. В лучах утреннего солнца господин Ик трусил следом за близнецами неровным шагом, согнувшись и раскорячившись, словно неуклюжий лось, обутый в домашние тапочки. Странная поза объяснялась тем, что к штанам господина Ика, судя по всему, приклеился конторский стул.

Фрекен Стробе посмотрела в окно и тяжело вздохнула:

— Булле, боюсь, что люди в большинстве своем — самые обыкновенные и не склонны к героическим поступкам.

— А со стулом-то что? — тихо спросил Булле, обращаясь к Лисе.

— Кажется, он пришит к его брюкам, — шепнула она в ответ и вдруг ахнула: — Смотри, он сейчас выбежит на лед…

Тапочки Грегора Гальваниуса по прозвищу господин Ик заскользили. И он стал падать. Назад. А так как сзади у него находился стул, а у стула были хорошо смазанные колесики, а двор был на пологом склоне, а склон уходил вниз к Пушечному ручью, то господин Ик оказался невольным пассажиром стула, помчавшего его к ручью со все возрастающей скоростью.