Предания о самураях - Джеймс С. Бенневиль Страница 10

Вызовы на личную аудиенцию к канрё являлись в ту пору событием нечастым, чтобы к ним можно было спокойно относиться. Страна пребывала в мире и покое, поэтому такие приглашения ничего доброго не сулили: гостя вполне могло ожидать поручение не совсем приятного свойства. Ацумицу и Мицусигэ в Хитати жили не только по соседству, но и поддерживали приятельские отношения. По-японски такие отношения называли «дружили тесно как рыба и вода». Два друга распростерлись перед князем, чтобы почтительно с нарастающим в душе ужасом выслушать поручаемое им задание. Отвечать в один голос выглядело бы проявлением неуважения к господину, поэтому они заговорили по очереди, напирая на существующие предубеждения по поводу знаменитого привидения, непоколебимую веру в надежность существующего алтаря и святотатство дела, поручаемого им. Мицуканэ Ко очень сильно разозлился. «Прикусите свои языки! Вас позвали совсем не для препирательства, а для выполнения задания князя, который снизошел до того, чтобы поручить его вам. Совсем не к месту вы проявляете свое малодушие. В качестве исполнителей такого важного задания вас рекомендовал Сицудзи Норисада, но он может подыскать других кандидатов до того, как ваше вероломное поведение скажется на ваших компаньонах». [10]Затем последовал жест, мол, ступайте прочь. Два самурая в ужасе пали перед правителем ниц. «Нам остается только молить нашего господина о снисхождении. Мы никоим образом не против вашего поручения, всего лишь сочли полезным выразить широко распространенное глупое мнение. Что же касается службы, то мы остаемся преданными вассалами нашего правителя и готовы подчиниться любому его распоряжению». Мицуканэ, уже предупрежденный о нежелании Норисады подчиняться ему, обрадовался отсутствию возражений со стороны остальных вассалов. Получив задание и заручившись благосклонностью своего правителя, два самурая покинули дворец.

Разрушение алтаря Каннон-до

На пути к месту назначения Сатакэ сказал: «Следовало бы как-то сохранить внешний вид Каннон. Если алтарь сровнять с землей, нашим домам грозит катастрофа». – «Ты прав, – ответил Огури, – в этом деле, чтобы облегчить тяжесть нашего проступка, надо учесть все мелочи. Лучше всего было бы перенести алтарь в ясики на территории Инамурагасаки. Этот город располагается ближе, чем Сатакэ-доно в Косигоэ. Второй вариант выглядит проще». Возражений со стороны Сатакэ не последовало. Позвали рабочих, и два наших самурая в сопровождении своих многочисленных рото отправились в Сасамэгаяцу. До алтаря добрались быстро, изображение Каннон демонтировали. После этого сразу разобрали и сломали каменный монумент Нитта, то есть повелителю и одиннадцати его самураям, однако фундамент уходил глубоко. В конечном счете его тоже извлекли из земли. Под ним обнаружили плиту с выгравированными на ней шестнадцатью иероглифами. Сатакэ прочел:

Эта обитель дамы суверена;

Стоит уже сорок лет.

Два сына Хитати

Завершили свою жизнь, как завещал Будда.

«Огури-доно, прошло всего лишь сорок лет с тех пор, как Югё Сёнин успокоил призраки Ёсиоки и его верных слуг. Как точно он предвидел нашу задачу, ведь он еще тогда назвал нас «мужами Хитати». Исполнение деяния должно было состояться именно при нашей нынешней жизни». Огури ответил: «С истиной не поспоришь! На свою беду, мы освободили злых духов Ёсиоки и его рото. Своему правителю надо подчиняться, а Буцудо придется разрушить. Да предохранят его будды и ками от всех невзгод, а также даруют ему благо и успех в войне». Сложив ладони вместе, оба обратились лицом к храму, чтобы помолиться.

После этого рабочим приказали заняться порученным им делом. С большим трудом удалось освободить от земли края громадной массы и поднять камень на поверхность почвы. Под ним обнаружилась глубокая нора. Как только Огури с Сатакэ приготовились спрыгнуть вниз, из норы донесся мощный грохот. Затем повалил густой дым, обволакивающий и удушающий все живое вокруг. Небеса почернели, и одиннадцать привидений вылетели, чтобы исполнить свою миссию зла. Дым вскоре развеялся. Полуживые от изумления господа Огури и Сатакэ со своими слугами поднялись с земли. Оставалось только предать этот храм огню. На его месте бушевало пламя, и только камни фундамента остались напоминанием об этом сооружении. Но даже эти камни вывернули из земли и разбросали по долине, расположенной под террасой. Когда все закончилось, они прихватили с собой каменную пластину с выгравированными на ней иероглифами и отправились в путь, чтобы доложить о проделанной работе своему правителю. Князь горячо поблагодарил их за труд и отметил своей благосклонностью. В дальнейшем дома Сатакэ и Огури ждало большое благополучие и процветание. В соответствии с положенной церемонией князья Огури и Сатакэ позже передали статую Каннон в распоряжение древнего монастыря Сугимото, где уже находилась статуя богини Окуры Каннон.

Огури Мицусигэ уже исполнилось 40 лет, а детьми он до сих пор не обзавелся. Нельзя сказать, чтобы этот почтенный даймё так уж был перегружен делами или его совсем не волновало продолжение рода. Словом, бездетность его не устраивала, и ради исправления сложившегося положения он прилагал физические и умственные усилия. К обсуждению проблемы бездетности Огури Мицусигэ привлекли всех старух и сплетников, проживавших в доступных пределах. Им предлагали карманные деньги и пропитание. Испробовав все разумные меры, правитель ударился в богомолье. С особым рвением он обращался за благосклонностью к милосердной деве Каннон. В сопровождении слуг и в одиночку Мицусигэ посетил все местные алтари от Хасэ Каннон на западе до Нагоэ Каннон на востоке. На его проявлениях веры и молитвах неплохо заработали содержатели Каннон-до в Сасамэгаяцу и рукоположного алтаря Сугимотодзи. Усилия его по достоинству оценили на небесах, и на третий год периода Оэй (1396) боги даровали ему сына. Этому чудесному ребенку, настоящему сокровищу, с его самых юных лет до нашего ХХ века приписывали все дарования ума и тела, какие только представляются в самом смелом полете фантазии. Его можно назвать весьма эрудированным человеком без малейших признаков невежества; природа одарила его редкой памятью. Однажды прочитанный свиток навсегда сохранялся у него в голове, по дважды прочитанному свитку он мог сам произнести проповедь, прочитав свиток три раза, он мог написать труд, превосходящий по глубине понимания темы исходный текст. Кодзиро Сукэсигэ к тому же тщательно обучили всем тонкостям службы в звании буси (воина). На самом деле все было учтено для того, чтобы сделать из молодого человека мужа, ценного для себя и других на войне и в совете достойных деятелей.