Языческий лорд - Бернард Корнуэлл Страница 10

Тут были мужчины и женщины. Людей было много, несколько десятков. Имелись и дети, которые возбужденно бегали вокруг ревущего пламени. Когда прогоревший конек крыши амбара обрушился, взметнув в темнеющее небо сноп искр, раздались ликующие крики. В сполохах я различил яркие флаги в руках у обладателей черных балахонов.

– Попы, – сказал мой сын.

Теперь я слышал пение. Ударив в бока коня, я махнул дружинникам и галопом помчался по сырому лугу к месту, бывшему моим домом. Приближаясь, я заметил, что черные балахоны сбились в кучу, блеснуло оружие. Тут собралось несколько сотен крестьян. Они глумились, вопили, а поверх голов торчали копья, мотыги, топоры и серпы. Щитов я не видел. Это был фирд, собрание селян, защищающих свои земли. Этим людям полагалось в случае нашествия данов оборонять бурги, а они расположились в моих владениях и выкрикивали оскорбления.

Мужчина в белом плаще и на белой лошади проехал сквозь толпу. Призывая к спокойствию, он вскинул руку, а когда это не помогло, развернул коня и закричал на обозленных крестьян. Я слышал голос, но не разбирал слов. Утихомирив людей, человек в белом смотрел на них несколько мгновений, потом снова развернул лошадь и поскакал ко мне. Я остановился. Воины образовали линию по обе стороны от меня. Я вглядывался в толпу, выискивая знакомые лица, и не находил. У моих соседей, похоже, кишка оказалась тонка для поджога.

Всадник натянул поводья в нескольких шагах от меня. Это был священник. Под белым плащом скрывалась ряса, на темной ткани поблескивало серебряное распятие. Длинное лицо, резкие черты, подчеркнутые глубокими тенями, широкий рот, нос крючком, мрачные глаза, прячущиеся под густыми черными бровями.

– Я – епископ Вульфхерд, – провозгласил поп. Взгляд его встретился с моим, и за вызовом я угадал страх. – Вульфхерд Херефордский. – Сказано это было так, словно название диоцеза добавляло ему достоинства.

– Мне приходилось слышать о Херефорде, – сказал я.

То был городок на границе между Мерсией и Уэльсом – меньше нынешнего Глевекестра. По какой-то причине, известной только христианам, этот городишко удостоился епископа, тогда как многие другие, более крупные, нет. Слышал я и о Вульфхерде. Один из жадных до власти священников, нашептывающих королю в ухо. Вульфхерд мог быть епископом Херефорда, но отирался в Глевекестре, играя роль щенка Этельреда.

Я отвел взгляд, посмотрев на линию тех, кто преграждал мне путь. Сотни три? Теперь я разглядел некоторое количество мечей, но по большей части роль оружия выполняла крестьянская утварь. И все же три сотни мужчин с топорами, мотыгами и серпами способны здорово проредить мой отряд из шестидесяти восьми воинов.

– Смотри на меня! – потребовал Вульфхерд.

Не отрывая глаз от толпы, я положил ладонь на рукоять Вздоха Змея.

– Не тебе приказывать мне, Вульфхерд, – отозвался я, не глядя на него.

– Я передаю тебе приказ, – величаво заявил он, – от всемогущего Бога и лорда Этельреда.

– Я не присягал ни тому ни другому. Их приказы ничто для меня.

– Ты насмехаешься над Господом! – Епископ кричал достаточно громко, чтобы толпа его слышала.

По ней прокатился ропот, кое-кто из нее подался вперед, словно собираясь напасть на моих людей.

Епископ Вульфхерд тоже приблизился. Теперь священник смотрел мимо меня, обращаясь к моим воинам.

– Лорд Утред был отлучен от Божьей церкви! – провозгласил поп. – Он убил святого аббата и ранил других людей Господа! Постановлено, что лорд изгоняется из этих земель! Еще постановлено, что любой, кто последует за ним, кто поклянется ему в верности, тоже отлучается от Бога и от человека!

Я не шевелился. Жеребец стукнул тяжелым копытом по мягкой траве, и лошадь епископа испуганно отпрянула. Над рядом моих воинов повисла тишина. Их жены и дети видели нас и кричали через луг, прося защиты. Дома дружинников горели. Я наблюдал, как дым поднимается с расположенной на западном склоне холма улицы.

– Если вы чаете узреть небеса, – увещевал моих людей церковник, – если хотите, чтобы жены ваши и дети удостоились благодати Господа нашего Иисуса, отрекитесь от сего злого человека! – Вульфхерд указал на меня. – Он изринут Богом, ввергнут во тьму! Он обречен! Он нечестивец! Он проклят! Он – мерзость пред Господом! Мерзость! – Ему явно нравилось слово, потому как епископ раз за разом произносил его. – Мерзость! И если вы останетесь с ним, решите сражаться за него, то тоже будет прокляты! Вы, ваши жены и ваши дети! Всем вам тогда предстоят вечные муки ада! А потому отриньте данную ему присягу! И знайте, что убить его – не грех! Поразивший мерзость стяжает благодать Божию!

Поп подстрекал их к убийству, но ни один из воинов не шевельнулся, хотя толпа снова расхрабрилась и с рокотом двинулась на меня. Крестьяне распаляли себя перед нападением. Следя за своими краем глаза, я заметил, что дружинники не собираются сражаться с этой кучей разъяренных христиан. Их жены не просили защиты, как показалось мне сначала, но пытались оторвать мужей от меня. Мне вспомнились оброненные как-то отцом Пирлигом слова, что женщины – самые истовые верующие. Теперь я видел, как эти женщины, христианки все до единой, подрывают преданность моих людей.

Что такое клятва? Обещание служить господину. Но у христиан всегда есть более высокая ответственность. Мои боги не требуют клятв, но распятый Бог ревнивее всякого любовника. Он требует от своих последователей, чтобы те не знали иных богов кроме него, вот ведь чепуха! И христиане склоняются перед ним, отрекаясь от старых кумиров. Я видел, что мои воины колеблются. Они смотрели на меня. Потом некоторые тронули коней – не в сторону толпы, но к западу, прочь от нее и прочь от меня.

– Это твоя вина. – Епископ Вульфхерд снова подвел свою лошадь ко мне. – Ты убил аббата Витреда, святого человека, чаша терпения Божьего народа переполнилась.

Не все мои люди дрогнули. Некоторые, особенно даны, подъехали ближе, как и Осферт.

– Ты ведь христианин, – сказал я ему. – Почему не оставил меня?

– Ты забыл, что я отринут Богом, – ответил он. – Я ведь незаконнорожденный, уже про́клятый.

Мой сын и Этельстан тоже остались, но я опасался за мальчишку. Большинство моих воинов были христианами и покинули меня, тогда как угрожающая толпа исчислялась сотнями и распалялась призывами попов и монахов.

– Язычников надо уничтожить! – взывал один чернобородый священник. – Его и его женщину! Они оскверняют нашу землю! Мы будем прокляты, пока они живы!

– Твои попы угрожают женщине? – спросил я Вульфхерда.

Сигунн находилась рядом со мной, сидя верхом на маленькой серой кобыле. Я тронул Молнию к епископу, и тот отвернул лошадь.

– Я дам ей меч, – сказал я, – и она выпустит наружу твои кишки, трусливая тварь!

Осферт поравнялся со мной и ухватил жеребца за уздечку.

– Разумнее будет отступить, господин, – проговорил он.

Я выхватил Вздох Змея. Багровый закат выцвел, лишь серая полоска неба осталась на западе. Повсюду разлилась темень, через редкие разрывы между облаками проглядывали первые звезды. Отблеск пожара отражался в широком лезвии Вздоха Змея.