В дебрях Индии - Луи Жаколио Страница 104

По лицу Сердара, несмотря на его горе, проскользнула слабая улыбка удовольствия.

— Барбассон, — сказал он, — вы избавили нас от целого часа споров и хождений ощупью. Ваше рассуждение так ясно, так точно, что нет возможности не согласиться с ним. Тхуги, действительно, не имели времени удалиться в другое убежище, если бы даже оно было у них приготовлено, как я думал сначала. Остается направить поиски в Карли, и это подает мне некоторую надежду; нам ни при каких обстоятельствах не может хватить трех дней на то, чтобы тщательно осмотреть двадцать миль, покрытых лесами, горами, долинами и ущельями, которые отделяют нас от Бомбея.

— Это не уменьшает предстоящих нам затруднений, — заметил Нариндра. — Я слыхал, что подвалы и подземелья Карли так обширны и многочисленны, что в первые годы мусульманского завоевания в них несколько месяцев подряд скрывалась часть жителей целой провинции.

Факт, приведенный маратхом, неоспоримо верен. В Индии, а именно в Эллоре, Элефанте, Сальсете и Карли, встречается огромное количество пещер, подземелий и храмов, высеченных из цельного гранита; они относятся к первобытным временам троглодитов, когда человек не умел еще строить и рыл себе жилье прямо в земле вокруг храмов, посвященных богам. С тех пор, как англичане стали преследовать касту тхугов, последние воспользовались этими местами, пустынными и покрытыми густыми лесами, для совершения своих ужасных мистерий.

В Европе рассказывали множество самых нелепых басен относительно этой мрачной касты, которая в настоящее время насчитывает очень мало приверженцев. Изложим в нескольких словах суть их верований. Тхуги составляют собственно не касту, а религиозную секту, в которую принимают людей всех каст Индии, начиная от последнего шудры до брахмана, за исключением парий, которые принадлежат к касте «неприкасаемых» и считаются отбросами человечества. В этой стране различных пережитков данная секта является последним остатком эпохи, когда на всем Индостане совершались человеческие жертвоприношения. Со времени смягчения нравов, естественного явления цивилизации, эти жертвоприношения перестали быть общей принадлежностью культа всей нации и сохранились только среди небольшого количества фанатиков, которых не смели преследовать, пока длилось владычество брахманов, на том основании, что они представляли собой первобытные традиции предков, а ни в какой стране не уважают так традиции, как в Индии.

Мусульманское нашествие хотя и не могло совершенно уничтожить их, все же принудило поклонников Кали приносить свои кровавые жертвы втайне среди пустынных мест. Ужас, который они внушали всем, был так велик, и они так ловко умели скрывать свое местопребывание, что англичане в течение ста лет своего владычества не подозревали даже о существовании такой секты. С тех пор они делали все возможное, чтобы уничтожить ее, и воображают, из-за полного и непроницаемого молчания, воцарившегося вокруг них, что тхугов в Индии больше не существует или, по крайней мере, что их кровавые жертвоприношения представляют собой что-то исключительно редкое. На самом же деле тхуги научились прятаться более тщательно и по-прежнему продолжают праздновать каждый год знаменитую пуджу, или великий праздник Кали, который является в настоящее время единственной церемонией культа, отправлявшегося в течение столетий.

Тхуга нельзя отличить ни по каким признакам; он может быть вашим соседом, другом, родственником, и вы не будете этого знать. В один прекрасный день он вступает в секту и затем каждый год с помощью знаков, понятных только ему, получает таинственное уведомление о том, что в такой-то час, а такую-то ночь и в таком-то месте будет совершено кровавое жертвоприношение. Место для этого выбирается всегда в каком-нибудь мрачном лесу, на пустынном песчаном берегу, в развалинах древнего храма, в древних пещерах троглодитов или же в уединенном доме, принадлежащем одному из их вождей.

Это место никогда не освещается ярко, чтобы посвященные, мужчины и женщины, не могли узнать друг друга; одна только коптящая лампочка бросает зловещий свет на алтарь, где приносятся жертвы. Обычно их бывает восемь-десять и более; предпочитается четное число. Обнаженные, они привязаны к столбу и ждут своей очереди. Жрец вскрывает тело одним ударом огромного ножа, вытесанного из камня, ибо металлический нож считается непригодным, а затем погружает руки в дымящиеся внутренности, как это делали древние гаруспики [29]и волхвы, и начинает целый ряд предсказаний. Каждый зритель мог подойти и задать оракулу свой вопрос; сердце и внутренности сжигались потом на треножнике. Когда последняя жертва будет убита, когда последний крик прозвучит под мрачными сводами развалин, в уединенных подвалах или на пустынных песчаных берегах, тогда лампа гаснет и начинается оргия, описать которую не решится ни одно пристойное перо. Затем участники этих отвратительных собраний уходят крадучись домой и не думают о них до будущего года.

На западе, вблизи гор и джунглей Малабарского берега, некоторые деревни, целиком населенные тхугами, оставались нетронутыми до последнего восстания сипаев; но англичане воспользовались присоединением Индии к королевским владениям вследствие этой войны, которая показала неспособность Ост-Индской компании, и разослали повсюду до того строгие приказы, что тхуги рассеялись и слились с остальным населением, как и их собратья из других провинций.

Такова была участь, ожидавшая родных несчастного Сердара, если бы он не поспел вовремя спасти их. Какое сверхчеловеческое мужество надо было иметь этому человеку, чтобы не пасть под тяжестью горя и смертельного беспокойства, удручающих его!

Была минута, когда он думал воспользоваться амнистией и отправиться в Бомбей, чтобы, захватив там с собой 4-й шотландский полк, командир которого находился в плену у тхугов, напасть с ним на развалины, не оставив в живых ни одного из скрывающихся там негодяев. Но Рама остановил его:

— Не делай этого! Ты хорошо знаешь Кишнайю, и потому должен знать, что при первом шуме, при первой твоей попытке все жертвы будут безжалостно убиты.

Увы, он был прав! Надо было спасать осторожно, пробраться в это логово ползком, схватить за горло палачей и, воспользовавшись общим смятением, вырвать у них добычу… Какую страшную нравственную пытку испытывал Сердар, думая о своей сестре Диане, о прелестной, юной Мэри, доставшихся этим диким зверям!

— Скорее, друзья мои, — сказал он, — каждая лишняя минута усиливает мою душевную тревогу… Я чувствую, что только тогда успокоюсь, когда мы доберемся до места, где укрываются эти проклятые.

— Отправляемся, — отвечал Барбассон, — вы сами увидите, Сердар, что я был прав.

Это был уже не тот Барбассон, который так любил удобства и ничего больше не желал, как окончить свои дни в Нухурмуре. Как хорошая охотничья собака, почуявшая дичь, провансалец, дорвавшийся до дела, жаждал приключений и опасностей.