Валашский дракон - Светлана Лыжина Страница 11

После завтрака, выйдя на воздух, Джулиано с удивлением обнаружил, насколько ошибся вчера, думая, что приехал в город, ведь оказалось, что это скорее деревня.

Дома здесь были хоть и каменные, но почти все одноэтажные, так что в светлое время найти постоялый двор – с двумя-то этажами! – смог бы каждый желающий. Трактир стоял на узкой улочке, вылезшей хвостом на склон большого холма, причём трактирное заведение находилось на самом кончике хвоста, в самой высокой точке, поэтому не только само хорошо просматривалось издалека, но и позволяло постояльцам свободно оглядывать окрестности поверх заборов. Оглядывая соседние дворы, флорентиец видел, как сушится бельё на верёвках, как люди копаются в огородах с пока ещё пустыми грядками и как дети играют в догонялки на перекрёстке в конце улицы, а вместе с ними бегает некая собака и тоже стремится принять участие в игре.

Даже гостиница при свете дня смотрелась иначе. Вчера вечером она казалась неприступной крепостью, а теперь Джулиано видел, что внушительный забор стоит лишь со стороны улицы, а на углу обрывается и далее – по тому краю, что граничит с соседями, – продолжается низенькой дощатой загородкой. Задворки трактира выходили на необжитую часть холма, поросшую непроходимым кустарником, поэтому они не нуждались в ограждении, а четвёртая сторона двора упиралась в склон, частично срытый и укреплённый каменной кладкой.

В этой каменной стене виднелась тяжёлая дверь погреба, который, как по опыту знал Джулиано, должен горизонтально уходить в глубь земли шагов на пятьдесят и заканчиваться тупиком. «Хорошо бы, это оказался не только винный погреб, но и кладовая со снедью», – подумал флорентиец, уже прикидывая, не удастся ли наведаться в эту кладовую хоть раз тайком от хозяев, ведь бесплатная еда лишней не бывает.

Ученик придворного живописца рассеянно оглянулся по сторонам, но тут его внимание привлекла одна из гор, которые высились над селением и прижимали его к Дунаю. Покрытая серо-бурым лесом, как и все окрестные вершины, она вздымалась к небесам выше других и была увенчана цитаделью-короной.

«Вот это удачно, – решил Джулиано. – Значит, не нужно ни у кого спрашивать дорогу в крепость», – ведь местные жители отняли бы у него кучу времени своими разговорами, а юноша, хоть и любил поговорить, но ненавидел отвечать на одни и те же вопросы. В частности, он устал объяснять венгерским обывателям, что во Флоренции нет короля, а есть республика, которая весьма отличается от монархии, но венгры упорно не хотели уяснить себе, как же это так.

Терять время ученик придворного живописца не хотел ещё и потому, что должен был поскорее попасть к коменданту крепости и утрясти все формальности, дав возможность учителю приступить к выполнению королевского заказа. Джулиано и так уже проспал, поэтому теперь следовало торопиться. Он подошёл к круглому каменному колодцу во дворе, тщательно вымыл лицо и шею, затем вернулся в комнату, надел куртку и плащ, взял бумагу с королевской печатью, упрятанную в кожаный чехол, после чего, объявив учителю, куда идёт, удалился.

Спустившись со второго этажа, Джулиано попрощался со старухой, протиравшей столы в нижней комнате, на выходе кивнул трактирщику, коловшему дрова возле крыльца, пересёк двор и уже собрался выбраться за ворота, но тут услышал, как его окликнули:

– Господин Питтори.

Флорентиец вдруг осознал, что его окликнула девица. Он оглянулся, и в это мгновение оправдались его самые радужные ожидания. Голос действительно принадлежал дочке трактирщика, а сейчас она быстро шла к воротам от дверей кладовой и приветливо улыбалась.

– Есть ли у господина Питтори немного времени? – спросила светловолосая красавица, подойдя к юноше на расстояние вытянутой руки.

– Разумеется! – с жаром ответил тот. – Сколько угодно времени. Хоть час, хоть целый день, а при необходимости и вся моя жизнь в твоём распоряжении. Что ты хотела?

– Целая жизнь? – хозяйская дочка притворно удивилась. – Так много мне не надо. Я только хотела спросить…

– Что именно?

– Бабушка сказала мне, что господин будет часто ходить в Соломонову башню.

– Да, наверное.

– А сейчас господин идёт туда?

– Сейчас я иду к коменданту крепости.

– А в Соломонову башню?

– Вероятнее всего, нет, – ответил Джулиано, но, увидев на лице красавицы тень разочарования, поспешно добавил. – А, может быть, и зайду.

Девица, услышав это, снова оживилась, сделалась приветливой:

– Если это случится, могу ли я попросить, чтобы господин рассказал мне про всё, что увидит в башне?

– Конечно, я тебе расскажу, – произнёс Джулиано, весьма обрадовавшись неожиданному поводу завести прочное знакомство с хозяйской дочкой. – Но почему такой прелестной девушке, как ты, нужно что-то узнать про такого ужасного человека, как Дракула?

– Про врагов надо всё знать, – ответила красавица, перестав улыбаться, и теперь её лицо стало почти суровым. – Про врагов надо всё знать, – повторила она, – а мы живём в этом городе уже не первый год, но до сих пор мало чего нового выяснили про узника. Нам известно почти то же, что было известно до приезда.

Теперь, когда Джулиано понял, что движет его собеседницей, он смог легко подладиться под её речь:

– И ты хочешь, чтобы я обрисовал тебе во всех красках это чудовище?

– Да! – воскликнула девица, будто заранее готовясь услышать нечто интересное.

– Хочешь, чтобы я рассказал, как он себя ведёт и о чём говорит?

– Да, – красавица кивнула.

– А тебя заинтересуют истории об этом человеке, которые я, возможно, услышу от его тюремщиков?

– Да.

Наверняка дочка трактирщика хотела собрать сведения об узнике не только потому, что считала этого человека врагом, но и потому, что сама являлась заядлой сплетницей. Эту страсть к сплетням можно было использовать, и юный флорентиец решил сделать пробный шаг:

– Скажи хоть, как тебя зовут. Ведь я должен знать, для кого стараюсь, добывая сведения про Дракулу.

Девица перестала улыбаться, как и в предыдущие два раза, когда Джулиано обещал отдать в её распоряжение свою жизнь и назвал прелестной. Наконец, она снисходительно усмехнулась и ответила:

– Я скажу своё имя, когда господин вернётся.

* * *

Когда будущее кажется туманным и мрачным, а в настоящем не происходит ничего значительного, то мысль невольно обращается к прошлому. Наверное, поэтому Влад, сидя взаперти в Соломоновой башне, часто вспоминал прежние годы и даже детство, когда он, ещё совсем карапуз, ведомый за руку нянькой, поднимался по крутым лесенкам в покои матери, а мать осматривала сына со всех сторон и трепала за щеку, будто проверяя, достаточно ли упитан.

«Как же вышло, что этот карапуз вырос в человека, которого все вокруг считают великим злодеем? – спрашивал себя узник. – Неужели я это заслужил? Нет, не заслужил! И злодей не я, а те, кто меня так называет. Я всегда поступал по справедливости, а потому если и творил зло, то лишь в ответ на зло, сотворённое другими! А теперь зло, которое причинили мне, забыто. Все помнят лишь то, что сделал я… Нет… И это не так! Никто уже не помнит, что я совершил на самом деле. Всё, содеянное мной, молва увеличила во сто крат, а затем извратила. Я не заслужил той славы изверга, которой овеян. Не заслужил!»