Тайна белого пятна - Михаил Михеев Страница 11

У самого крыльца стояла высоченная сосна. Ветки сохранились только на макушке, что делало ее похожей на пальму. Прямо к стволу был привешен жестяной умывальник, над ним дощатая полочка с зубными щетками.

Все это мало походило на белоснежную московскую ванную, вода из умывальника бежала скупой тоненькой струйкой, однако Зина вымылась с удовольствием. Новизна ощущений возмещала недостаток удобств.

Чай пили у открытого окошка.

За столом все нравилось Зине, все приводило ее в восторг и умиление. И традиционный шумящий самовар, который за последние годы она видела только в кино.

И свежие пышки, румяные, с толстой хрустящей корочкой, которая отслаивалась чешуйками, таявшими на языке; и мед, густой, прозрачный, похожий на темно-желтое стекло. Привлеченные его запахом, в окошко влетали пчелы, Зина отмахивалась oт них ложкой и по-детски визжала.

Пелагея Романовна не торопясь прихлебывала чай с блюдечка, установив его на трех растопыренных пальцах. Зина пила из стакана. Она попробовала поставить блюдечко на пальцы, но тут же налила горячего чая себе в рукав.

– С непривычки, – сказала Пелагея Романовна. А я так из стаканьев не люблю. Скусу того нет.

Зина заметила беловатые старые шрамы на ее руке.

Пелагея Романовна охотно рассказала их историю. Несколько лет тому назад к ней в курятник влезла гостья из тайги – большая рысь. Услышав отчаянный куриный переполох, Пелагея Романовна с вилами кинулась на выручку.

– Я думала, волк забрался, смотрю – батюшки! – рысь! Она было к дверям, а я с вилами ей устречь. Уж очень меня зло за кур, значит, взяло. Ну и пришпилила злодейку вилами к углу. Только навильник-то короток оказался, она меня лапой по руке и достала. А я все равно так ее прижамши и держала, пока она не сдохла. Шкуру с нее содрали – хорошая шкура была, в горнице у кровати лежала, только моль поела, так выбросить пришлось.

Зина смотрела на нее во все глаза. Пелагея Романовна же не видела здесь никакого особенного геройства.

– Привычные мы: в семье все охотники были. Я еще девчонкой с отцом на медведя ходила. Пятьдесят лет в тайге прожила, – заключила она, – так что навиделась всякого.

После чая Зина захотела помочь Пелагее Романовне по хозяйству. Но та решительно воспротивилась.

– Еще Митрий Николаевич скажут, что я его племянницу работой надсажаю. – Да и не образованное это дело – полы мыть. А уж коли тебе так свербит и заняться нечем, так поди излови мне нашего гусака. Он от всего стада один остался и этакой злющий стал, не приведи господи. На всех так и бросается, как зверь лютый.

Зина без всякого удовольствия вспомнила свою вчерашнюю встречу со свирепым гусаком.

– Я уж давно хотела его на суп перевести, – продолжала Пелагея Романовна. Она собрала пальцем растекшийся по краям чашки мед, облизнула палец и закрыла мед крышкой. – Да вот руки у меня не доходят.. Вчера пошла было, а поймать его, окаянного, нe могла. Скорости у меня уж нету – бегать не могу, сердце заходится. А тебе словить его простого проще. Возьми вон мешок, накинь ему на голову - и конец.

Когда Зина с мешком в руках отправилась на поиски гусака, она походила на неопытного, начинающего тореадора, который первый раз выходит на арену против дикого быка. Гусак отбивался отчаянно. Защищаясь, он часто переходил в нападение, и тогда от щипков железного клюва спасали только толстые лыжные брюки и сапоги. Борьба продолжалась долго, наконец гусак больно ударил ее крылом по лицу, она разозлилась, и, изловчившись, набросила на него мешок.

Взлохмаченная, но торжествующая, Зина принесла барахтающуюся птицу Пелагее Романовне.

– На-ка вот топор, – сказала та, – рубай ему голову.

Зина замахала руками.

– Что вы! Я не смогу.

– А чего? Али брезгуешь?

– Да просто страшно как-то.

– Чего страшно-то?

– Ну как же, он живой... и вдруг голову рубить? Нет, нет!

– Вот я и говорю, что брезгуешь, – заключила Пелагея Романовна. – Ну, а если нужно? – полюбопытствовала она. – Голодом сидишь, есть нечего? Тогда как?

– Все равно не смогла бы.

– Ну, это ты, моя милая, врешь. Подержи-ка тебя денька три не емши, так ты этому гусаку не токмо топором – зубами бы шею перервала.

Пелагея Романовна забрала мешок с гусаком и потащила его к колоде, на которой рубили дрова.

Чтобы не глядеть, Зина спряталась в доме. Она услышала глухой удар топора, последнее хлопанье крыльев и невольно поморщилась.

Но за обедом, когда Пелагея Романовна подала на стол этого же гуся, зажаренного, с гарниром из моченой брусники, Зина забыла все свои переживания и ела с аппетитом. После гуся была свежая клубника, которую Зина сама набрала в лесу. Для этого не пришлось ходить далеко, ягода росла во множестве прямо на опушке у ельника. Ее съели с молоком, и Зина заявила, что уже не помнит, когда пробовала что-либо вкуснее.

Первый день прошел быстро и незаметно. Вечером к ужину дядя Дима принес бутылку портвейна. Зина много шутила, смеялась по каждому поводу, чувствовала себя легко и беззаботно.

Приключения начались со следующего дня.

"Привези медвежонка!"

Утром, после завтрака, Зина, как обычно, собралась в лес-за клубникой к обеду. Но у калитки наткнулась на девушку-посыльную. Та сказала, что товарищ Вихорев просит племянницу прийти к нему в контору.

Зачем?

Посыльная этого не знала.

Взволнованная неясными предчувствиями, Зина торопливо вошла к дяде в кабинет.

Он сидел за столом и, подперев голову обеими руками, разглядывал разложенный на столе лист потемневшей бумаги. Лицо его показалось Зине необычно озабоченным. Он даже не улыбнулся ей в ответ.

– Дядя Дима, что-то случилось?

– Да нет... ничего особенного. Садись-ка вот сюда, мне нужно с тобой поговорить.

Зина медленно присела, тревожась все более и более.

Дядя Дима коротко кашлянул.

– Скажи, Зинок, – начал он осторожно, – ты хорошо помнишь почерк Николая?

– Папин почерк? – почти шепотом спросила Зина. – Дядя Дима...

– Да ты не волнуйся.

– Я... я не волнуюсь. Но зачем?

– Сейчас я тебе расскажу по порядку. Только ты...

– Я не буду.

Дядя Дима поцарапал бороду, постукал пальцами по столу.

– Видишь ли, – сказал он, – недавно в поселок вернулась партия геологов-разведчиков. А сегодня ко мне пришел старший геолог и рассказал... такую историю. Они бродили по тайге больше трех месяцев. И в конце своего маршрута наткнулись на группу кустарей-золотоискателей. Промывая береговые пески, старатели случайно обнаружили фляжку. Очевидно, фляжка лежала на берегу очень давно, так как успела покрыться мохом и зарасти тальником. Внутри обнаружили лист бумаги. Золотоискатели фляжку использовали в хозяйстве и потеряли. Но лист бумаги сохранили и передали при встрече геологам. Это оказалась карта. Самодельная карта, нарисованная карандашом. К сожалению, во фляжку проникла вода и здорово попортила карту. Мы с геологом так и не могли узнать, кто ее нарисовал. Хотя высказали одно предположение, что карту мог сделать... Николай. Вот я и пригласил тебя, так сказать, в качестве эксперта.