Белый ворон Одина - Роберт Лоу Страница 11

Довольный тем, что на сей раз мне не надо сидеть на веслах, я стоял у борта драккара и всматривался в размытые очертания далекого берега.

— Не доверяй спокойному и тихому морю, — раздался у меня над ухом гулкий голос, — ибо как раз через него ты и обретешь погибель.

Я аж подпрыгнул от испуга — словно услышал зловещий глас невидимого рифа. Но, обернувшись, увидел лишь простодушное лицо Рыжего Ньяля (тот на минутку бросил весло и отошел помочиться).

— Так моя бабка говаривала, — пояснил он, направляя за борт горячую струю.

— Ну, ты… рабский выродок! Смотри, куда льешь! — прикрикнул на него снизу Финнлейт. — Обмочишь меня, так тебе не придется выбирать море. Утоплю в каком есть…

— Это я-то рабский выродок?! — вскинулся возмущенный Ньяль.

Он развернулся, невольно направив свой могучий инструмент в сторону гребцов — оттуда немедленно послышались негодующие крики. Ньяль поспешно вернулся на исходную позицию, бормоча сквозь зубы извинения вперемешку с проклятиями Финнлейту.

— Напрасно вы относитесь к рабам с презрением, — мрачно проворчал Онунд. — Да будет вам известно, что самый лучший человек, которого я когда-либо знал, был как раз таки рабом. Из-за него-то я и покинул Исландию.

Гребцы, успевшие уже изрядно запыхаться, зашевелились, расслабились. Да и то сказать — грех было не послушать, коли сам Онунд заговорил. Горбатый исландец вообще редко открывал рот… А уж о причине, заставившей его покинуть родину, и вовсе никогда не упоминал. Так что все присутствующие навострили уши, не спуская, впрочем, взгляда с главного весла.

— История эта приключилась в местечке Гейртиофс-ферт, которое располагалось в моем родном Торснесе. Жил там некий человек по имени Гисли Кислый. Был он в наших краях пришлым — прибыл откуда-то из-за моря, потому как дома его объявили вне закона. Гисли знал, конечно, что на него объявлена охота, но покидать Торснес не собирался. Жил себе и жил… даже корабль строить заладил — меня позвал на помощь. Ну так вот, и был у него тралл по кличке Торд Заячья Душа. Звали его так, потому что был он не слишком храбрым человеком, зато бегал почище любого зайца.

Среди гребцов послышались одобрительные смешки: удачное прозвище ценилось не менее хорошего кеннинга. Финн тем временем ходил с кожаным бурдюком по рядам, предлагая гребцам воду. Желающие могли напиться прямо из его рук, не отрываясь от весел.

— Гисли был умным и осторожным человеком, — продолжал Онунд, — а посему ни на миг не расставался со своим копьем. О копье надо сказать особо. Дело в том, что было оно не простым — Гисли изготовил его из волшебного меча под названием Серый Клинок. Меч этот он самовольно присвоил и возвращать не собирался. За что, естественно, и поплатился… Хотя это отдельная история, и речь сейчас не о том.

И снова — понимающие усмешки: действительно, подобное деяние не должно оставаться безнаказанным. Вообще же, зима обещала выдаться нескучной — у старины Онунда, похоже, в запасе целый ворох исландских баек. Финн тоже заинтересовался историей. Оставив свое занятие, он подошел послушать.

— В тот вечер, о котором я говорю, Гисли с Тордом возвращались домой. Гисли, как всегда, кутался в свой любимый синий плащ. И вдруг, не доходя до усадьбы, он остановился и передал плащ рабу. В знак дружбы, как он сказал… Ну, а Торд и рад-радешенек — ночь-то выдалась темной и холодной. Пошли они дальше, но не успели далеко отойти, как на них напали трое вооруженных мужчин. Торд по своему обыкновению сразу побежал, но только на сей раз ему не повезло. Нападавшие узнали синий плащ Гисли и решили, что это он и есть.

Метнули они в него копья, и одно из них попало траллу в спину — да так, что проткнуло насквозь. Вот тогда-то Гисли — который, оказывается загодя приметил засаду — набросился на врагов и всех их убил. Оно и немудрено, ведь враги-то остались без копий, с одними только саксами.

— По мне, так правильно сделал, — заметил Финн.

Онунд в ответ пожал плечами, что выглядело страшновато — при его горбе за спиной.

— Многие так говорили, — ответил он, — но лично я бы так не поступил. Ведь он купил свою победу ценой жизни слабого и беспомощного раба. Подобные вещи не добавляют чести мужчинам. А у Гисли и так с ней было плоховато, с честью-то… Особенно после того, как он переметнулся к Белому Христу. Так что я не стал достраивать его корабль. Собрался и приехал сюда.

— Ну, и что тут такого? — заспорил Финн. — Многие перешли на сторону Белого Христа.

Онунд знал, что Финн и сам в числе этих «многих» — ему тоже довелось в прошлом числиться среди поклонников новой веры.

— Ты, наверное, толкуешь про англов и других… тех, кто живет к западу от Ютландии, — кивнул исландец. — Я слыхал, что почти все они заделались христианами и теперь не желают торговать с нами. Все это не иначе, как происки Локи. Нет ничего хорошего в том, чтобы отворачиваться от своих богов. Даже на время… даже во имя серебра.

— Вот это правильно, — поддержал его Рыжий Ньяль. — Лучше остаться без серебра, чем лишиться чести.

Он натянул штаны и с самым серьезным видом вернулся к своему веслу. Финн, хоть и чувствовал себя неуютно в этом споре, смолчать не мог.

— Прежде чем ты снова помянешь свою бабку, — прорычал он, — позволь напомнить тебе старую пословицу: отрезанный язык не злословит. Твоей бабке следовало бы научить внука этой премудрости.

Рыжий Ньяль обиженно покачал головой.

— А я-то думал: хорошему другу, что только хочешь, правдиво поведай. Но все равно, мне приятно, что ты ценишь мудрость моей бабки… и мое долготерпение.

— Не доверяй ни девы речам, ни жены разговорам, — нараспев продекламировал Финн, — на колесе их слеплено сердце.

— Чутко слушать и зорко смотреть мудрый стремится, — тут же парировал Рыжий Ньяль.

— Заткнитесь вы оба, наконец! — прикрикнул на спорщиков Квасир, и слова его вызвали взрыв хриплого смеха среди гребцов.

Я тоже невольно улыбнулся. Как приятно находиться на палубе прекрасного новенького драккара, да еще в обществе побратимов — единственной семьи, которую я знал в своей жизни. Но в тот самый миг, когда я, согретый удовольствием от удачного плавания и близостью единомышленников, готов был размякнуть, забыться и возлюбить весь белый свет… Вот тогда-то меня и настигло холодное дыхание Одина! Оно обожгло меня адским холодом и швырнуло на самый нос драккара, к величественной деревянной фигуре, увенчанной парой роскошных рогов.

Я смотрел и не мог понять. Передо мной по-прежнему лежала безбрежная зеленовато-серая гладь залива, а на горизонте виднелась голубоватая полоска берега. Но теперь в этой голубизне обозначилось отвратительное темное пятно, внутри которого зловеще подмигивал красный глаз.

И пока я тупо глядел вдаль, безуспешно пытаясь постигнуть смысл увиденного, рядом возник Финн и сделал это за меня. Сначала я заметил его мокрую бороду возле своего виска, а затем услышал хриплый, надсаженный голос: