Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра - Джеймс Клавелл Страница 11

– Поговори с ними напрямую. Я деньгами не распоряжаюсь.

– Вранье.

Суслев засмеялся:

– Хорошо – и безопасно – иметь дело с профессионалами. Прозит! – Он поднял флягу и осушил ее.

– Прошу уйти и сделать вид, что ты рассержен, – внезапно сказал Кросс. – Я чувствую на себе бинокль!

Суслев тут же начал осыпать его проклятиями по-русски, негромко, но от души, потом потряс кулаком у лица полицейского и ушел.

Кросс смотрел ему вслед.

На Шатинь-роуд Армстронг смотрел, как полицейские в дождевиках снова заворачивают тело Джона Чэня в одеяло, а потом несут через толпу зевак к ожидающей карете «скорой помощи». Вокруг эксперты-криминалисты искали отпечатки пальцев и другие улики. Дождь усилился, и везде была непролазная грязь.

– Ничего не разберешь, сэр, – мрачно доложил сержант Ли. – Следы есть, но они могут принадлежать кому угодно.

Армстронг кивнул и вытер носовым платком лицо. За поставленными вокруг на скорую руку заграждениями толпилось немало любопытных. Проезжавшие мимо по узкой дороге машины задерживались, образовалась чуть ли не пробка, и все раздраженно сигналили.

– Пусть прочешут местность в радиусе ста ярдов. Пошлите людей в ближайшую деревню, может, там что-то видели.

Он оставил Ли и подошел к полицейской машине. Сев в нее, прикрыл дверь и взял в руки микрофон:

– Это Армстронг. Прошу соединить со старшим инспектором Дональдом Смитом в Восточном Абердине. – И стал ждать. Настроение было отвратительное.

Водитель, молодой и подтянутый малый, ничуть не промок.

– Чудесный дождик, не правда ли, сэр?

Армстронг мрачно взглянул на побледневшего молодого человека.

– Курите?

– Да, сэр. – Вынув пачку, он предложил ее Армстронгу.

Тот взял сигареты.

– Почему бы вам не присоединиться к остальным? Им пригодится помощь такого милого смышленого парня, как вы. Поищите какие-нибудь улики. А?

– Есть, сэр. – Молодой человек пулей вылетел на дождь.

Армстронг аккуратно вынул сигарету из пачки. Посмотрел на нее. Угрюмо засунул обратно и положил пачку в боковой карман. Сгорбившись на сиденье, он пробормотал:

– Ети все сигареты, этот дождь, этого хитроумного болвана, а больше всего – этих Вервольфов, так их раз этак!

Через некоторое время из интеркома донеслось потрескивание и голос:

– Старший инспектор Дональд Смит.

– Доброе утро. Я на выезде в Шатине, – начал Армстронг. Он рассказал, что произошло. – Прочесываем местность, но под этим дождем я не рассчитываю что-нибудь найти. Когда газеты узнают о трупе и записке, мы погибли. Думаю, лучше взять эту старую ама прямо сейчас. Это единственная ниточка. Твои ребята еще следят за ней?

– О да.

– Прекрасно. Подождите меня, и пойдем. Я хочу обыскать место, где она живет. Держи наряд наготове.

– А ты скоро?

– Мне добираться часа два. Дорога до самого парома забита.

– Здесь такая же история. По всему Абердину. Но не только из-за дождя, старина. Около тысячи любителей чужого горя собрались поглазеть на то, что осталось от ресторана, а кроме того, толпа уже собралась у «Хо-Пак», «Виктории» – едва ли не у каждого банка поблизости. И я слышал, что около пятисот человек осаждают «Вик» в Сентрал.

– Господи! У меня там все жалкие сбережения, накопленные за целую жизнь.

– Говорил я тебе вчера: снимай деньги со счетов, старик! – До Армстронга донесся смех Змеи. – И кстати, если есть лишние деньги, играй на понижение акций «Струанз» – я слышал, Благородный Дом скоро рухнет.

8:29

Клаудиа взяла ворох записок, писем и ответов из лотка «Исходящие» на столе Данросса и принялась разбирать их. Привычный вид за окном скрыла стена дождя и низкая облачность, но температура упала, и было приятно ощущать, что влажность последних недель пошла на убыль. Старинные часы в серебряном кардане [11] на каминной полке пробили половину девятого.

Звякнул телефон. Клаудиа взглянула на него, но даже не шевельнулась, чтобы ответить. Телефон позвонил и умолк. Вошла секретарь Данросса Сандра И с новой кипой документов и почты и положила все это в лоток «Входящие».

– Проект контракта с «Пар-Кон» лежит сверху, Старшая Сестра. Вот список его встреч на сегодня. Во всяком случае, тех, о которых я знаю. Десять минут назад звонил суперинтендент Квок. – Она залилась краской под взглядом Клаудиа. Фигуру Сандры плотно облегал чунсам с высоким разрезом сбоку и стоячим воротничком по последней моде. – Он звонил тайбаню, а не мне, Старшая Сестра. Попросите тайбаня перезвонить ему.

– Но я надеюсь, Младшая Сестра, ты достаточно долго говорила с Досточтимым Молодым Жеребцом, и обворожительно замирала от восторга, и вздыхала? – спросила по-кантонски Клаудиа, а потом незаметно для себя перешла на английский. Разговаривая, она разбирала записки, складывая их в две отдельные стопки. – Вообще-то, его нужно хватать и держать обеими руками, чтобы благополучно ввести в семейное стойло и чтобы его не захомутала какая-нибудь сладкоречивая балаболка из другого клана.

– О да. А еще я зажгла пять свечей в пяти разных храмах.

– Надеюсь, в свободное время, а не в рабочие часы компании.

– О да, конечно. – Обе рассмеялись. – И мы договорились встретиться – завтра ужинаем вместе.

– Прекрасно! Прикинься скромницей, оденься строго, но не надевай бюстгальтера – как Орланда.

– О, значит, это правда! Ох, вы думаете, мне следует так поступить? – Сандра И была поражена.

– Для молодого Брайана – да, – хихикнула Клаудиа. – Он в таких делах разбирается!

– Мой прорицатель говорит, что нынешний год будет для меня чудесным. Какой ужас этот пожар, правда?

– Да. – Клаудиа пробежала глазами список встреч. «Линбар через несколько минут. Сэр Луис Базилио в восемь сорок пять». – Когда приедет сэр Луис…

– Сэр Луис ждет у меня в офисе. Он знает, что приехал раньше времени, – я принесла ему кофе и утренние газеты. – На лице Сандры И выразилась тревога. – Что должно случиться в десять часов?

– Откроется фондовая биржа, – твердо проговорила Клаудиа, передавая ей стопку побольше. – Этим займись ты, Сандра. О, вот еще что: он отменил пару собраний советов директоров и ланч, но этим займусь я сама.

Вошел Данросс, и обе подняли голову.

– Доброе утро, – сказал он. Лицо у него было еще серьезнее, чем раньше, а синяки только подчеркивали суровое выражение.