Ковчег могущества - Ольга Крючкова Страница 12

Мысленно он уже представил, что произойдет сегодня с Тутмосом. «Выдержит ли эрпатор по неопытности сразу три-четыре любовных соития? Или мне всё-таки предупредить Рафию, чтобы она пощадила тау[31] «юного сегера»?.. Мало ли что может случиться с наследником трона от перевозбуждения?! Царица Тея не простит мне подобной оплошности: тогда – прощай, дворец Инебу-Хедж! В лучшем случае придется перебраться в Ону, под крыло Анеджети… Да, но захочет ли номарх принять опального зятя?»

Камос исподволь взглянул на эрпатора: тот не производил впечатления слабака. Юноша был отлично сложен и физически силен, ибо жрецы, занимавшиеся его воспитанием, уделяли внимание не только духовному состоянию своего подопечного, но и красоте его тела.

Маджаи помогли Тутмосу выйти из паланкина. Рафия окинула юношу профессионально опытным взглядом, и, разумеется, от её внимания не ускользнул браслет в виде уреи, украшавший его предплечье. «Украшения подобного рода вправе носить только отпрыски божественной семьи, ведь урея[32] – символ фараонов! – тотчас пронеслось у неё в голове. – Неужели этот красивый юноша… сын фараона?! Похоже, что так оно и есть… Да и возраст совпадает: судя по всему, ему сейчас лет четырнадцать-пятнадцать, не более… И наверняка юноша желает сохранить посещение моего заведения в тайне от своих солнцеподобных родителей!» В первый момент Рафия испугалась осенившей её догадки, но решив, что это сами боги прислали ей столь высокопоставленного отпрыска, быстро успокоилась. «В конце концов, если всё пройдет удачно, – рассудила женщина, – я, возможно, смогу рассчитывать на его покровительство в дальнейшем. Ибо рано или поздно стоящий сейчас передо мной молодой человек станет фараоном…»

– Прошу вас, благородные сегеры, следовать за мной, – произнесла Рафия как можно любезнее, стараясь ничем не выдать охватившего её волнения.

Вход для гостей располагался на северной стороне дома. На известняковом обрамлении двери, на самом верху, было высечено имя владелицы, Рафии. Заполненные голубой пастой иероглифы отлично гармонировали с жёлтым оттенком местного камня, пошедшего на изготовление дверного обрамления. Под именем владелицы значился род ее занятий («Хозяйка увеселительного заведения»), а завершался высеченный в известняке текст, двумя краткими молитвами: одна из них посвящалась богу Ра, другая – богине Хатхор.

Юноши прошли вслед за хозяйкой внутрь длинной комнаты-веранды, одна боковая сторона которой представляла собой огромное окно, искусно задрапированное богатой тканью. Противоположную же стену украшали восемь деревянных колонн, окрашенных в коричневый цвет и стилизованных под стволы молодых тамариндов. Пространства между колоннами были заполнены резными скамеечками, обильно снабжёнными разноцветными мягкими подушечками. Видимо, сии удобства предназначались для гостей заведения, дабы те могли приятно провести минуты отдыха, наслаждаясь вечерней прохладой, либо укрываясь за плотными шторами от дневной жары.

Стены веранды, окрашенные в спокойный бледно-голубой цвет, подействовали на обоих юношей умиротворяюще. Тутмос, хотя и был изрядно взволнован, обратил даже внимание на широкий декоративный фриз из лепестков розового лотоса, нежно проступающих на зелёном фоне.

Наконец хозяйка провела гостей в приемный зал, где их тотчас обволокло нежнейшим ароматом цветов. О, Камосу был прекрасно знаком сей волшебный и неповторимый запах! «Видимо, именно этот аромат, в сочетании со здешним вином, и обостряет плотские желания», – вновь подумалось ему.

Потолок зала поддерживался четырьмя декоративными колоннами, увитыми гирляндами из васильков и маков. Окна, расположенные почти под потолком, дабы избежать проникновения в помещение раскаленного воздуха, практически не давали света, поэтому зал дополнительно освещался лампами, наполненными кунжутным маслом[33].

Нарядность интерьера зала довершали многочисленные изображения цветов и плодов, увитых лентами, щедро нанесённые в простенках между окнами талантливой рукой безвестного художника. По стыку стен и потолка шёл декоративный фриз из чередующихся между собой бутонов и цветков лотоса. Сам же потолок, окрашенный в ярко-синий цвет, был замысловато расписан сложными геометрическими орнаментами.

Кроме того, в приемном зале имелось несколько ниш, в которых располагались статуэтки богинь Хатхор, Сатис и карлика Бэса[34]. Перед статуэтками стояли небольшие – в виде каменных сосудов – алтари, куда хозяйка вкладывала папирусы с молитвами.

Здесь же, в зале, находились небольшой бассейн для омовений и место для гостей – специальное возвышение, украшенное тёмно-красным балдахином. На едва тлеющих углях жаровни, расположенной недалеко от гостевого возвышения, курились благовония, распространяющие по залу тот самый коварный цветочный аромат, одурманивающий любого – хоть искушенного мужчину, хоть неопытного юношу.

Из зала хорошо просматривалось небольшое соседнее помещение с лестницей, ведущей на крышу: некоторые посетители заведения Рафии предпочитали предаваться любовным безумствам в шатрах, расположенных на плоской крыше дома, благо одновременно можно было наслаждаться вечерней прохладой и пением цикад.

По приглашению хозяйки эрпатор и сегер разместились на мягком ложе, усыпанном множеством маленьких подушечек под сенью ниспадающих складок балдахина. От волнения Тутмос почувствовал лёгкое головокружение, но постарался придать как лицу, так и позе выражение расслабленного равнодушия. Однако когда к их ложу приблизились две молоденькие девушки-прислужницы, грациозно державшие в руках серебряные подносы с многочисленными яствами, от напускного равнодушия Тутмоса не осталось и следа: он снова заметно занервничал.

В этот момент к гостям, с кувшином вина, подошла Рафия.

– Благородные сегеры, прошу вас отведать нашего традиционного напитка, – нараспев произнесла она приятным мелодичным голосом, тембр которого лет десять-пятнадцать назад, несомненно, мог свести с ума любого мужчину. – Убедитесь сами: его вкус выше всяческих похвал!

Тутмосу же, однако, было сейчас не до угощения: он буквально поедал глазами юных прислужниц. Что и говорить, девушки были несказанно хороши собою: стройные, с нежной блестящей кожей и миловидными чертами лица. Тончайшие хитоны, небрежно перехваченные по талии золотыми ремешками; имели глубокие, чуть ли не до пояса, разрезы, и воспаленному воображению эрпатора тотчас представились прекрасные длинные ноги. С неимоверным трудом юноша подавил в себе вожделение, сглотнув подступивший к горлу комок.

Девушки, словно уловив сокровенные мысли юноши, специально начали выставлять принесенные яства на низкий резной столик с излишней медлительностью и, склонившись так, чтобы оба гостя могли различить под тончайшей тканью их одежд соблазнительные упругие груди, подобные спелым налитым яблокам.

Тутмоса с головы до ног пронзила дрожь нетерпения и возбуждения. Ему захотелось немедленно вскочить с гостевого ложа, приблизиться к любой из девушек, сорвать с нее хитон и жадно впиться губами в манящую сочную грудь и, словно из божественного магического сосуда, утолить, наконец, свою любовную жажду.

Даже Камос, посещавший сие заведение уже неоднократно, начал терять над собой контроль, всё более увязая в ловушке, ловко расставленной хозяйкой. Исходя из собственного опыта, он заранее знал, чем закончится предстоящая трапеза, но решил не делиться своими знаниями с Тутмосом: как говорится, всему своё время…