Крах династии - Сергей Шхиян Страница 12

Глава 4

Двор и семья были еще в трауре после внезапной кончины царя Бориса. Девять дней уже прошли, сорок были на середине, и настроение собравшихся вполне соответствовало трауру. Тем не менее, обед проходил торжественно, как и полагалось при дворе великого государя. В отдельно стоящей от дворца трапезной собралось человек до ста ближнего окружения. Сидели, как и полагается по чинам: во главе огромного стола царская семья — Федор Борисович, вдовствующая царица Мария Григорьевна и царевна Ксения. Ниже располагались бояре, в зависимости от знатности родов и занимаемого общественного положения. Далее знатные прихлебатели неопределяемого мной положения, в самом конце шелупонь вроде меня. Вообще-то таких странных гостей было немного. Если говорить точно, всего один. Понятно, кого я имею в виду, — себя.

В этом оказался свой кайф, Получилось, что одну сторону стола возглавляет царь, другую я. Новый человек не мог не привлечь внимания, тем более, что юный царь пару раз приветливо кивнул мне головой Удивительно, но пространство между мной и ближайшим из низших гостей сразу стало сокращаться. Сначала, когда я только появился, меня явно сторонились, и ближайший от меня дядечка в бобровой шубе находился не меньше чем в полутора метрах. После второго монаршего кивка он уже сидел рядом и приветливо улыбался.

Разговоров за столом не велось. Почему, не знаю, я решил, что из-за траура. Кормили вкусно и сытно. Конечно, не без гигантомании. На столе на огромных блюдах лежали жареные кабаны, лебеди, пара довольно внушительных севрюг. На мелких блюдах горками возвышались куропатки, фазаны, глухари. Других печеных и жареных птиц я не опознал. Гости пользовались на нашей стороне стола серебряной, а ближе к царскому семейству золотой посудой. За спинами гостей неслышно и незаметно скользили слуги. Так что обслуживание оказалось вполне профессиональное, Кстати, никакой дискриминации в еде и напитках от положения за столом я не заметил. Всем предлагали одни и те же блюда и напитки, никого не обносили деликатесами.

Меня больше других гостей заинтересовала царевна Ксения, тем более, что я был уже наслышан о ее красоте. К сожалению, толком разглядеть девушку на таком значительном расстоянии в тусклом свете стрельчатых окон никак не удавалось. Да это было бы мудрено и при благоприятных условиях. На головах у царевны и ее матери были надеты волосники, сетки с околышем из расшитой золотом материи, а лицо Ксении было еще и прикрыто чем-то вроде вуали, правильнее сказать, убруса, полотенчатого, богато вышитого головного убора. У вдовствующей царицы на волосник была надета кика, символ замужней женщины. Этот головной убор имел мягкую тулью, окруженную жестким, расширяющимся кверху подзором. Кика была крыта черной, по случаю траура, шелковой тканью, спереди имела расшитое жемчугом чело, возле ушей — рясы, сзади — задок из собольей шкурки, закрывающий с боков шею и затылок.

Короче говоря, за всеми этими роскошными нарядами рассмотреть черты лица было весьма проблематично, и я нетерпеливо ждал конца долгого обеда, рассчитывая подойти к женщинам поближе и самому составить мнение о внешности Ксении.

Историю этой царевны я знал. Грустная ее ждала судьба, хотя она и была единственным представителем семьи, оставшимся в живых после падения династии. Совсем недавно, в 1602 году, царь Борис Федорович хотел ее выдать ее замуж за шведского принца Густава, сына короля Эриха XIV, и давал жениху в удел Калугу, но Густав не пожелал перейти в православие и отказаться от прежней любви. Тогда Борис выбрал в женихи датского принца Иоанна, который умер по приезде в Москву, даже не увидев невесты. Начались хлопоты по третьему сватовству, но во время неудачных переговоров об этом с Грузией, Австрией, Англией Борис скончался, так и не устроив судьбу дочери.

Между тем хмельные напитки делали свое дело, и сотрапезники начали вести себя вольнее, чем в начале обеда. Молодой царь, который почти не притрагивался к питию, сделал знак гостям оставаться за столом, сам встал и направился к выходу. Вслед за ним из-за стола вышли мать и сестра. Четвертым покинул застолье я. Оставаться одному, без знакомых, в хмельной компании мне было неинтересно. К тому же непременно начнутся придирки, попытки узнать, кто я, собственно, такой, и несложно было предположить, чем все это могло кончиться. У меня же и без того доставало врагов, чтобы заводить новых среди первых сановников государства.

Незаметно уйти мне оказалось легче легкого, когда все внимание присутствующих сосредоточилось на августейших особах, я шмыгнул за дверь и дождался, когда в царевых сенях покажутся Годуновы. Федор Борисович шел, как было положено, при поддержке доверенных бояр. Смотреть, как молодого парня ведут под ручки седовласые деды, было смешно, но это был чужой монастырь и не мой устав. Дождавшись, когда процессия пройдет мимо, я пристроился в ее арьергарде.

Мой рост и не совсем обычный для царского дворца наряд привлекли внимание не только придворных. Царица и царевна тоже удостоили меня незначительным вниманием. Я, встретив быстрый, оценивающий взгляд Ксении, отвесил ей витиеватый поклон, правда более уместный при французском дворе, однако она не удивилась и даже слегка улыбнулась.

Молва не врала. Девочка была действительно очень и очень милая. Конечно, у каждой эпохи свои эстетические предпочтения, так что говорить о классическом типе женской красоты вообще невозможно, но то, что Ксения Борисовна была и привлекательна, и сексуальна, это я сумел оценить с первого взгляда. По виду ей было слегка за двадцать, максимум двадцать два года. Лицо, видимо, по случаю траура по отцу, совсем без косметики. Это было только во благо. Московские дамы так свирепо раскрашивались, что разглядеть что-либо под слоем белил и других, модных в это время косметических средств, было попросту невозможно. Конечно, ко всему быстро привыкаешь, но я пока находился в столице второй день, и яркая, грубая боевая раскраска, которую случилась увидеть на улицах и в Кремле у встречных женщин, мне была в диковину.

Между тем юный царь в сопровождении свиты дошел до своих покоев. Я следовал в конце шествия, предполагая, когда кончится ажиотаж, накоротке с ним попрощаться. Однако к себе Федор Борисович пошел не один, за ним в его половину последовала сестра. Мать, что-то сказав детям, что мне слышно не было, отправилась дальше в свою половину дворца. Большая часть слуг осталась в сенях перед палатой Федора, а с ним внутрь вошли только два каких-то боярина и Ксения.

Понятно, что мне без особого приглашения идти за ними было нельзя. Получалось, что я не по своей воле попал в щекотливое положение: уйти невежливо, остаться и ждать неизвестно чего не позволяло самолюбие. Как ни говори, но я представитель совсем другого времени, когда некоторые люди уже не очень верят в божественную сущность начальства и предпочитают задарма ни перед кем не прогибаться. Другое дело, за хорошую плату…

Как только за Годуновыми закрылись двери, послышался общий облегченный вздох. Свита тотчас расслабилась. Теперь общее внимание сосредоточилось на новом, никому не известном человеке. Меня пока ни о чем не спрашивали и рассматривали еще не в упор, а как бы исподволь. От этого торчать тут без дела стало совсем неуютно. Я совсем было собрался уйти восвояси, когда из толпы выступил небольшого роста щуплый человек с необыкновенно окладистой, к тому же крашеной бородой. Он подошел ко мне почти вплотную, внимательно осмотрел меня близоруко прищуренными глазами и представился: