Покушение - Сергей Шхиян Страница 12

— Так это вы его!? Ножом в спину? — эта печальная новость так удивила Ивана Николаевича, что он больше минуты не мог произнести ни слова. Он, не моргая смотрел на меня все более темнеющим взором. Я уже решила, что он начал меня бояться, и я перестал его интересовать как женщина, как вдруг Татищев, бросился с дивана на пол кареты и припал лицом в мои колени.

— Алевтина Сергеевна! — зашептал он, обжигая сквозь тонкое платье мне бедра своим горячим дыханием. — Умоляю, будьте моей!

— Господь с вами, Иван Николаевич! О чем вы таком меня просите, — быстро ответила я, пытаясь оторвать его пылающие губы от своих чресл. — Я замужем!

— Это мне все равно, меня это не остановит! — продолжал он лихорадочно, говорить, не отпуская моих ног. — Я хочу вас и немедленно!

Я слишком растерялась от такого внезапного, горячего натиска, что едва успевала устранять его руки из-под своей юбки.

— Иван Николаевич, голубчик, полноте, — шептала я, машинально, гладя свободной рукой его короткие кудри. — Сейчас к нам кто-нибудь заглянет в карету и обоим будет большой конфуз!

— Ах, пусть, пусть, я вас люблю, и мне ровно ничего не значит людская молва! — горячо говорил он, продолжая терзать мое единственное платье.

Хорошенькое дело, подумала я, изнемогая от его притязаний, ему ничего не значит молва! А мне-то что делать!

— Оставьте меня, Иван Николаевич! — уже умоляла я. — Что вы делаете! Вам туда нельзя, я замужем!

Однако он так обезумел от страсти, что ничего не хотел слушать. Мне оставалось только позвать на помощь, но я не успела этого сделать. В карету, свесившись с лошади, вдруг, заглянул штабс-ротмистр Вяземский.

— Иван Николаевич, — позвал он Татищева и крайне удивился, не обнаружив того на привычном месте.

— Алевтина Сергеевна! Где же Иван Николаевич? — растеряно, спросил он. — Неужто мы его забыли в имении?

Ах, что была его растерянность рядом с моей! Меня просто сковал ужас перед грядущим позором! Я даже на мгновение потеряла голос! Однако сумела отвлечься от истомы и ответила, как мне показалось, безо всякого волнения в голосе.

— Иван Николаевич заболел!

— Как заболел?! — вскричал Денис Александрович. — Он же с утра был совсем здоров!

— Только что заболел, я даже не успела вас окликнуть, — ответила я. — Вдруг взял и упал с дивана!

Вяземский встревожился и попытался засунуть голову в небольшое окно несущейся кареты. Однако его конь дернулся, и он крепко ударился затылком о раму.

— Будь ты проклят, иди ровнее! — закричал он на него и исчез из моих глаз.

— Иван Николаевич, прекратите и немедленно меня отпустите, и перестаньте раздвигать мне ноги, вы мне наделаете синяков! — взмолилась я. — Ах, господи, что же нам теперь делать!

Увы, флигель-адъютант как раз в те мгновения пребывал в таком состоянии, что ничем не мог мне помочь. Мне самой пришлось выдумывать, как выйти из пикантной ситуации. Торопливая мысль назвать Татищева больным показалось мне удачной и единственно правильной. Ей я и решила держаться.

Между тем штабс-ротмистр, наконец, справился со своей лошадью и вновь появился в окошке.

— Алевтина Сергеевна, ну как он? Вам нужна помощь? Может быть, остановить карету?

— Кажется, ему немного лучше, — успокоила я Вяземского. — Пока Ивана Николаевича беспокоить не стоит, я его поддержу.

— Вот не было печали! — воскликнул Денис Александрович. — Сначала Ломакин, теперь Татищев! А что с ним такое?

— Думаю, что это на нервной почве, — ответила я, не заботясь, знает ли Вяземский такие слова. — Скоро какая-нибудь деревня?

— Думаю, что через час будем в Зарайске, — ответил он, — может там найдется какой-нибудь лекарь!

— Это было бы чудесно, — ответила я и невольно дрогнула голосом.

С флигель-адъютантом в тот момент что-то случилось, он застонал, начал дрожать и крепко сжимать мне бедра. Хорошо, хоть штабс-ротмистру надоело скакать в неудобной позе, и он исчез из окна.

Спустя минуту Татищев успокоился и спросил виноватым голосом.

— Алевтина Сергеевна, я не сделал вам больно?

— Пустое, — ответила я, поправляя на коленях платье, — главное, что теперь мы скажем, когда приедем в Зарайск?

— Кому скажем? — не понял он.

— Вы что, ничего не помните? — удивилась я.

— Нет, а что случилось? — спросил он, пытаясь встать с колен.

— Вяземский застал нас, вернее вас, в этой позе и я сказала ему, что вы внезапно заболели!

— Что вы такое говорите! — вскричал Татищев, потом окончательно смутился и тихо произнес. — Ах, какой стыд, что же нам теперь делать!

— Лучше оставайтесь там, где теперь, — ответила я, и опять прижала его голову к своим коленям. — Может это и к лучшему, вот вам повод избавиться от ужасного приказа! Скажете, что разом потеряли память, а Денис Александрович это подтвердит. Он в полной уверенности, что с вами приключилась тяжелая болезнь!

— Но я же совершенно здоров, даже напротив! — вскричал он и сквозь платье поцеловал мои ноги. — Я еще никогда не был так счастлив!

— Иван Николаевич, оставьте вы говорить о своих чувствах, — строго остановила я его. — Не забывайте, что я замужем!

— Да, да, конечно, — тотчас, с восторгом, согласился он, впрочем, продолжая меня целовать, — вы чудная, я так благодарен, что вы меня не оттолкнули!

— О чем вы таком толкуете! — удивилась я. — Между нами ничего такого не было!

— Да, я согласен! — зашептал он. — Но, какая же у вас нежная кожа!

Карета, между тем, неслась, громко стуча колесами и мягко качаясь на рессорах. В окошко врывался легкий ласковый ветерок и студил мое разгоряченное лицо. Иван Николаевич, кажется, совсем освоился у меня в ногах. Когда к нам заглядывал встревоженный Вяземский, он вполне натурально стонал.

— Скоро уже будет Зарайск? — каждый раз спрашивала я штабс-ротмистра, сама теряясь от лихорадочного возбуждения, которым заразилась от Татищева.

— Потерпите, голубушка, — отвечал он. — Дай бог, скоро доедем!

Легко ему было так говорить! Не он же имел между своих ног такого необузданного поклонника!

— Иван Николаевич, голубчик, успокойтесь, — молила я Татищева, когда он становился совсем нескромным. — Держите голову на коленях, и ни о чем таком не думайте!

— Ах, Алевтина Сергеевна, — шептал он, целуя мои и так растерзанные ноги, — давайте бежим в Сибирь!

— Глупости, что нам делать в Сибири, — отказывалась я, — лучше вы, как выздоровеете, и у меня все образуется, вернетесь в Петербург и введете меня в свет!

— Уже видна зарайская колокольня, — крикнул мне в окно Вяземский, — потерпите еще чуток, скоро приедем!