Предводитель волков - Александр Дюма Страница 12

К несчастью для Тибо, не успел он договорить, как появился Ангулеван, рыскавший до того в кустах. В руках у него была рогатина, которую Тибо выбросил перед тем, как лезть на дуб.

Ангулеван показал оружие сеньору Жану.

Ангулеван явно был злым гением Тибо.

Сеньор Жан взял рогатину из рук Ангулевана и долго, не говоря ни слова, рассматривал ее.

Затем он указал башмачнику на маленькое изображение сабо, вырезанное на рукоятке — по нему Тибо узнавал свои вещи.

Со времен своего путешествия он помечал этим знаком все, что ему принадлежало.

— Ну, господин шутник, — произнес начальник волчьей охоты, — вот грозный свидетель против вас! Знаете ли вы, что это оружие сильно припахивает мясом крупного зверя! Остается сказать вам, почтеннейший, что вы браконьер, а это серьезное преступление, и вы дали ложную клятву, а это тяжкий грех. Для спасения вашей души, которым вы поклялись, мы дадим вам возможность искупить его.

— Маркотт, — продолжал он, обернувшись к доезжачему, — возьми два ремня и привяжи этого шутника к дереву, сняв с него куртку и рубашку; затем ты отвесишь ему тридцать шесть ударов по спине своей перевязью: дюжину за ложную клятву, две дюжины за браконьерство; нет, я ошибся, — наоборот, одну дюжину за браконьерство, две за ложную клятву — ведь Господу должна принадлежать большая часть.

Слуг обрадовал такой приказ: у них появилась возможность хоть на ком-то выместить все неудачи этого дня.

Не слушая возражений Тибо, который клялся всеми святыми, что не убивал ни оленя, ни лани, ни козы, ни козленка, с браконьера сорвали куртку и крепко привязали его к стволу дерева.

Затем приговор был приведен в исполнение.

Доезжачий стегал так жестоко, что Тибо, давший себе клятву, не издавать ни единого звука и закусивший губы, чтобы эту клятву сдержать, после третьего удара не выдержал и закричал.

Сеньор Жан, как мы могли заметить, был самым большим грубияном на десять льё в округе, но он не был жестоким человеком, и ему тяжело было слышать все усиливающиеся стоны преступника.

Все же он решил довести наказание до конца — очень уж дерзкими стали браконьеры во владениях его высочества.

Но сам он не хотел при этом присутствовать и, желая удалиться, повернул коня.

В это время из леса выбежала девушка, упала рядом с конем на колени и, подняв на сеньора Жана большие глаза, полные слез, попросила:

— Монсеньер, во имя милосердного Господа, пощадите этого человека!

Сеньор Жан взглянул на девушку.

Это было совершенно очаровательное дитя, едва достигшее шестнадцати лет: тоненькая стройная девочка, с бело-розовым лицом, большими кроткими голубыми глазами и такими пышными светлыми волосами, что полотняный чепчик не мог их сдержать и они волнами выбивались из-под него со всех сторон.

Хотя прекрасная просительница была одета более чем скромно, сеньор Жан разглядел ее красоту и, так как был неравнодушен к хорошеньким личикам, ответил улыбкой на красноречивый взгляд прелестной крестьянки.

Но поскольку он смотрел, не отвечая ей, а удары тем временем продолжали сыпаться, она взмолилась еще жалобнее:

— Сжальтесь во имя Неба, монсеньер! Скажите вашим людям, чтобы они отпустили этого несчастного: его крики разрывают мне сердце!

— Тысяча возов зеленых чертей! — ответил начальник волчьей охоты. — Ты так беспокоишься об этом дураке, прелестное мое дитя! Это что твой брат?

— Нет, монсеньер.

— Родственник?

— Нет, монсеньер.

— Твой дружок?

— Дружок! Монсеньер шутит!

— Почему же? Признаюсь, моя прелесть, в этом случае я позавидовал бы ему.

Девушка опустила глаза.

— Я его не знаю, монсеньер, и вижу его в первый раз.

— Не говоря уж о том, что она видит его вывернутым наизнанку, — вмешался Ангулеван, сочтя момент подходящим для дурной шутки.

— Эй там, молчать! — резко оборвал его барон. Затем он снова с улыбкой обратился к девушке:

— Ну что ж! Если он не родственник тебе и не твой дружок, хотелось бы узнать, на что ты способна из любви к ближнему, прелестная малютка: предлагаю тебе сделку.

— Какую, монсеньер?

— Я помилую этого плута в обмен на поцелуй.

— О, от всего сердца, монсеньер! — воскликнула девушка. — Спасти человеку жизнь ценой поцелуя! Я уверена, что сам господин кюре не счел бы это грехом.

И, не дожидаясь, пока сеньор Жан наклонится к ней, чтобы получить то, чего добивался, она сбросила сабо, поставила свою маленькую ножку на сапог барона, ухватилась за гриву коня и, поднявшись до уровня лица сурового охотника, подставила ему круглые, свежие и бархатистые, как персик в августе, щечки.

Барон Жан условился об одном поцелуе, но сорвал два; затем, верный своему слову, дал Маркотту знак прекратить наказание.

Маркотт добросовестно считал удары. Он собирался нанести двенадцатый, когда получил приказ остановиться.

Он не счел нужным удержать руку, напротив, ударил с удвоенной силой, возможно желая довести число ударов до тринадцати; во всяком случае, он еще сильнее, чем раньше, хлестнул Тибо по спине.

Но сразу после этого башмачника отвязали.

Сеньор Жан тем временем разговаривал с девушкой.

— Как тебя зовут, моя прелесть?

— Жоржина Аньеле, монсеньер, по имени моей матушки, но в деревне меня называют просто Аньелеттой.

— Черт возьми! Неудачное имя, дитя мое, — сказал барон.

— Почему, монсеньер? — удивилась девушка.

— Потому, красавица, что с таким именем тебя волк непременно утащит. Из какой ты деревни, Аньелетта?

— Из Пресьямона, монсеньер.

— И ты совсем одна ходишь в лес, дитя мое? Для ягненка это очень смело.

— Мне приходится это делать. У нас с моей матушкой три козы, которые кормят нас.

— Так ты приходишь за травой для коз?

— Да, монсеньер.

— И ты не боишься ходить совсем одна, такая юная и хорошенькая?

— Иногда, монсеньер, я не могу унять дрожь.

— Почему же ты дрожишь?

— Еще бы, монсеньер! Зимними вечерами столько историй рассказывают о волках-оборотнях, что, когда я остаюсь одна в лесу и слышу, как западный ветер ломает ветки, у меня мороз по коже подирает и волосы дыбом встают. Но стоит мне услышать звук вашего рога или лай ваших собак, как я сразу успокаиваюсь.

Этот ответ очень понравился барону, и он продолжил, с довольным видом поглаживая бороду: