Казан, благородный волк - Джеймс Оливер Кервуд Страница 13

В конце полосы чистого льда на берегу показался просвет в том месте, где в основное русло впадал ручеек. Будь Джоанна в сознании, она заставила бы Казана идти прямо вперед. Но теперь Казан повернул к ручью и в течение десяти минут без устали пробивался через снег, все чаще и чаще скуля, пока вдруг радостно не залаял. Впереди, у самого берега, стояла небольшая хижина, из ее трубы шел дым. Этот запах ветер и донес до Казана. К дверям хижины вел крутой подъем; Казан из последних сил дотянул свой груз наверх. Потом сел около саней, запрокинул косматую голову к небу и завыл.

Дверь отворилась, из хижины вышел мужчина. Красные, воспаленные глаза собаки внимательно следили за ним, пока он бежал к саням. Вот он склонился над Джоанной, испуганно вскрикнул… Ветер затих, и из груды меха раздался приглушенный плач малютки.

Казан был совсем измучен, силы его иссякли. Лапы были изранены и кровоточили. Он лег в упряжке. А мужчина отнес Джоанну и ребенка в теплую, обжитую хижину.

Несколько минут спустя он снова вышел. Подошел к Казану и взглянул на него.

— Подумать только, — сказал он, — справился с этим совсем один!

Без малейшего страха он наклонился к Казану, выпряг его и повел к двери хижины. Казан только на одно мгновение заколебался, прежде чем переступить порог. Ему вдруг показалось, что сквозь стоны и завывания пурги донесся зов Серой Волчицы.

Потом дверь хижины закрылась за Казаном. Он лег в темном углу, а мужчина стал что-то варить на горячей печке. Прошло немало времени, прежде чем Джоанна поднялась с кровати, куда мужчина уложил ее. Потом хозяин хижины заставил Джоанну поесть, и некоторое время они разговаривали. После этого человек завесил большим одеялом кровать, на которую снова легла молодая женщина, а сам сел возле печки. Казан бесшумно пробрался вдоль стены и заполз под кровать. Долго еще он слышал всхлипывания Джоанны. Затем все стихло.

На следующее утро, когда мужчина открыл дверь, Казан выскользнул из хижины и помчался в лес. На расстоянии полумили он напал на след Серой Волчицы и позвал ее. С замерзшей реки донесся ответ, и Казан побежал на голос подруги.

Тщетно пыталась Серая Волчица увлечь Казана в их прежние места, подальше от жилья и запаха людей. В то же утро Казан видел, как мужчина запряг своих собак, усадил в сани Джоанну с ребенком и закутал их в мех, как это раньше делал Пьер. Казан весь день наблюдал за ними с лесной опушки, а потом шел по следам упряжки; Серая Волчица кралась позади него. Они так и шли до самой темноты, и, даже когда на проясневшем после пурги небе зажглись звезды и взошла луна, человек все продолжал погонять собак. Уже совсем поздно ночью они добрались до другой хижины, и человек постучался. Вспыхнул свет, открылась дверь, послышались радостные возгласы. Казан наблюдал, спрятавшись в тени, потом вернулся к Серой Волчице.

А на третий день Джоанне удалось заманить Казана в хижину. Это было в тот день, когда муж ее вернулся с замерзшим телом Пьера Рэдиссона. Молодой человек первый увидел буквы на ошейнике Казана, и с тех пор они с Джоанной стали звать его по имени. Казан понимал, что этот мужчина дорог для Джоанны, и потому терпеливо сносил его присутствие.

В полумиле от хижины, на вершине большой скалы, которую индейцы называли Скалой Солнца, Казан и Серая Волчица нашли себе пристанище. Отсюда они уходили охотиться на равнину. Часто к ним наверх долетал голос женщины:

— Казан! Казан! Казан!..

И много раз в течение долгой зимы Казан то убегал к хижине, то возвращался к Серой Волчице.

Потом пришла весна, а с ней — великие перемены.

Скалы, холмы и долины утратили свой жесткий зимний блеск, почки на тополях готовы были вот-вот лопнуть. Аромат пихты и ели становился с каждым днем все острее, повсюду — на равнине и в лесах — запели весенние потоки, прокладывая себе путь к Гудзонову заливу. А на самом заливе уже трещали и ломались ледяные поля. Лед с грохотом проталкивался через Роз Уэлкем — эти ворота Арктики, — и поэтому с апрельским ветром долетало иной раз холодное дыхание зимы.

Скала укрывала Казана от ветра — в этот солнечный уголок не долетало ни дуновения. Ему еще никогда не бывало так хорошо, как теперь. Он спал и видел сны.

Серая Волчица лежала рядом, распластавшись на животе и вытянув передние лапы. Ноздри и уши у нее были настороже, потому что в теплом весеннем воздухе, кроме запаха пихт и елей, чувствовался еще человеческий запах. Она с беспокойством поглядывала на спящего Казана. На ее серой спине шерсть вставала дыбом, когда она видела, как щетинится шерсть на спине Казана. Она принималась тихо скулить, когда у него вздергивалась верхняя губа и он рычал, обнажая длинные белые клыки. Но чаще Казан лежал спокойно, только подрагивали мускулы лап и морды, а это всегда означает, что собака видит сон.

Но вот где-то в долине из дверей хижины вышла кареглазая женщина с темной косой, перекинутой через плечо, и позвала, приложив ладони ко рту:

— Казан! Казан!

Голос этот слабо донесся до Скалы Солнца, и Серая Волчица прижала уши. Казан зашевелился, еще через мгновение проснулся и вскочил на ноги. Он подбежал к выступу скалы, нюхая воздух и вглядываясь в расстилающуюся перед ним равнину.

Оттуда снова долетел голос женщины, и Казан шагнул к самому краю скалы, тихо повизгивая. Серая Волчица неслышно подошла сзади и положила морду ему на спину. Она уже хорошо знала, что означает этот голос. Страх перед этим голосом не оставлял ее ни днем, ни ночью. Она боялась его больше, чем человеческого запаха. С тех пор как она покинула стаю и изменила своей прежней жизни ради Казана, этот голос стал для Серой Волчицы злейшим врагом. Она ненавидела его. Он отнимал у нее Казана. Казан повиновался этому голосу, куда бы тот ни звал.

Ночь за ночью голос выкрадывал ее друга, и Серой Волчице приходилось одной бродить под луной и звездами. Она оставалась верна своему одиночеству и ни разу не откликнулась на охотничьи призывы своих диких братьев и сестер. Заслышав этот голос, она рычала, а иной раз слегка кусала Казана, чтобы выказать ему свое недовольство. Но в этот вечер, когда голос послышался в третий раз, она скользнула в темную расселину между двумя скалами, и Казану видны были только ее горящие глаза.

Казан беспокойно забегал по тропке, проложенной ими к вершине Скалы Солнца, потом остановился в нерешительности. Вот уже два дня что-то беспокоило и волновало его. Это что-то, казалось, было в воздухе, потому что Казан не видел, не слышал и не чуял его — только угадывал. Казан подошел к расселине и обнюхал Серую Волчицу. Обычно в таких случаях она ласково повизгивала, но сегодня в ответ лишь сердито огрызнулась.

В четвертый раз слабо донесся голос, и Серая Волчица свирепо зарычала из темноты своего убежища. Казан подошел к тропе, все еще колеблясь. Потом начал спускаться. Тропа была узкая, извилистая; протоптать ее могли только когтистые лапы, потому что огромная Скала Солнца поднималась почти отвесно на сотню футов над верхушками елей и пихт. Ее голая вершина ловила первые лучи солнца утром и последние его отсветы вечером. Серая Волчица привела сюда Казана, и здесь они нашли себе безопасное убежище.