В огонь и в воду - Амедей Ашар Страница 13

— А мне ведь как раз впору, не правда ли? Спасибо!

Сын графа Гедеона побледнел.

— Вы толкуете еще о вежливости, — вскрикнул он, — а сами-то как поступаете?

Бриктайль пожал плечами.

— Хотите получить назад, попробуйте сделать то же.

Гуго вне себя бросился на бандита. Но Бриктайль этого ждал; он схватил мальчика с такой силой, что у Гуго кости затрещали. Обезумев от боли, он до крови укусил великана за руку.

— А! Волчонок! — крикнул Бриктайль, выпуская его.

Он выхватил из ножен шпагу, Гуго подобрал валявшуюся на земле палку. Первым же ударом Бриктайль разрубил пополам эту палку; он и не думал останавливаться, как вдруг две собаки бросились на него из глубины двора с громким лаем. Бриктайль едва успел отскочить назад.

— Бери, Дракон! Хватай, Фебея! — крикнул Агриппа, появившийся вдали с мушкетами.

Бриктайль отступал, удерживая шпагой страшных псов, которые не отставали и кидались на него как бешеные. Плащ, которым он обмотал свою левую руку, был уже в клочья, и он чувствовал горячее дыхание собак, но, увидев за собой дерево, он отчаянным скачком вспрыгнул на ветку.

Дракон и Фебея прыгали с воем вокруг дерева, опирались на ствол передними лапами и смотрели на солдата кровожадными глазами. Агриппа в одну минуту подбежал к ним.

— А если я вам раздроблю голову из этого мушкета, разве я буду не прав? — крикнул он Бриктайлю сердитым голосом. — Будь вы на моем месте, вы бы так и сделали!.. Но вы — мой пленник… Я лучше подожду… Когда-нибудь да придется же вам сойти вниз!

Стоя на большой ветке, Бриктайль осматривался по сторонам: куда бы бежать, откуда бы защищаться; но ничего не видел кругом, кроме голого двора и двух собак под деревом, не спускавших с него глаз. Вздумай он соскочить — и в ту же минуту их крепкие челюсти вопьются ему в шею.

— Гром и молния! — вскричал он.

— Попались, — сказал Агриппа. — Придется сдаться.

— На каких условиях?

— Прежде всего — вот этот перстень, что вы украли.

— Просто шутка!.. Вот он.

Бриктайль снял с пальца перстень Гуго и бросил в шляпу Агриппе.

— Теперь вашу шпагу и ваш кинжал.

Бриктайль прикусил губу и, обращаясь к Гуго, который смотрел на всю эту сцену сложив руки, спросил:

— Что вы на это скажете? Я увидел герб на вашем перстне и принял вас за дворянина!

— Именно потому, что я дворянин, я и вижу, что вы не дворянского рода.

— Что же, ты принимаешь меня за незаконнорожденного, что ли, комар ты эдакий?

Гнев опять овладел им, и он смерил глазами расстояние до земли и уже приготовился было спрыгнуть вниз, но в эту минуту увидел бегущих из-за стены целой толпой крестьян с косами, топорами и копьями. Выхватив из ножен шпагу и кинжал, Бриктайль с силой швырнул их на песок.

— Теперь можете и сойти! — крикнул ему Агриппа, поднимая брошенное оружие.

Собак он взял за ошейники, и они только рычали.

В одну секунду солдат соскочил с дерева и, став прямо напротив Гуго, молча посмотрел на него. Его лицо, только что пылавшее диким гневом, вдруг стало бесстрастным, и на нем появился какой-то отблеск благородства. Потом, отвернув рукав, он показал кровавую рану и произнес:

— Вот тут у меня остался знак на память. Клянусь вам честью дворянина — а я дворянин, можете мне поверить, — вам лучше никогда не встречаться со мной.

И, выпрямившись во весь рост, с надменным видом он прибавил:

— А теперь прикажите меня выпустить!

— А вон там дверь! — ответил Агриппа, указывая на угол дома. — Но позвольте мне проводить вас: люди могут на вас напасть, если меня не будет с вами.

Когда дверь отворилась, Бриктайль увидел, что эта предосторожность не была излишней. Его окружило человек тридцать, готовых на него броситься, но Агриппа сделал им знак рукой и сказал:

— Этот господин сознался, что был неправ… Нам остается только, друзья мои, пожелать ему счастливого пути… Но не мешает ему обходить стороной дубы, встречающиеся на дороге: на одном из них он когда-нибудь может повиснуть.

Взрыв смеха был ему ответом.

— А, канальи! Если бы только у меня была шпага! — проворчал рейтар.

Слуга вывел поджарую лошадь Бриктайля. Он сел в седло и поехал, высоко подняв голову. Когда он завернул за угол стены, Агриппа положил руку на плечо графу Гуго и сказал:

— Вот вам первый враг!

Во время прогулок молодой граф почти никогда не расставался с найденным им в деревне мальчиком-сиротой. Гуго, приютив его, обрел не только преданного слугу, но и друга. Звали его Коклико за красный цвет волос.

Малый был вообще очень некрасив и неуклюж: большая голова на узких плечах, длинные руки, худые ноги, все тело будто развинченное, пресмешной нос, маленькие глазки на круглом, как вишня, лице; но благодаря его доброте и услужливости все забывали о его безобразии. Перед Гуго Коклико благоговел; Гуго был для него больше, чем идол, — он был великим человеком.

Дружба их началась одним зимним вечером: в углу под забором маленький Гуго — ему было тогда лет десять — нашел полузамерзшего Коклико, лежавшего рядом с большой связкой хвороста, слишком тяжелой для его слабых плеч. Ноги у него были голые, в разбитых деревянных башмаках, руки посинели. Сердце у Гуго сжалось от сострадания; он взвалил мальчика себе на плечи, кое-как дотащил до Тестеры и положил на свою кровать. Тепло оживило бедняжку; открыв глаза, он прежде всего увидел возле себя чашку горячего супа.

— А ну-ка, поешь, — сказал ему Гуго.

Мальчик съел суп, не говоря ни слова. Но когда он понял наконец, что еще жив, глаза его наполнились слезами и, сложив руки, он произнес:

— Как же это? На вас такое славное платье, а вы приняли участие в таком оборванце, как я!

Платье на Гуго было далеко не славное, а из толстого сукна, но на нем не было ни дыр, ни пятен, и оно показалось великолепным бесприютному мальчику.

Эти слова тронули Гуго, и он понял, до какой нищеты дошел этот сиротка.

— Подожди, — пообещал он ему, — ты снимешь эти лохмотья, а матушка даст тебе хорошее платье, в котором тебе тоже будет тепло.

Графиня де Монтестрюк тотчас исполнила желание сына: Коклико одели с головы до ног. Потом она отвела Гуго в сторону и сказала:

— Ты спас ближнего, а теперь, дитя мое, на тебе лежит забота о его душе.

— Как это?

— Ты должен позаботиться об этом несчастном, который поручен тебе Провидением, и не допустить, чтобы он бродил бесприютным и беспомощным.

— Что же мне делать?