Языческий лорд - Бернард Корнуэлл Страница 13

– Так что стряслось? – спросил он, когда забрезжил серый рассвет.

– А вот что: я убил одного треклятого аббата.

– Витреда. Парня, который молился святому Освальду.

– Безумие, – буркнул я.

– Вполне может быть, – согласился Финан.

– Еще бы не безумие! То, что сохранилось от Освальда, похоронено во владениях данов, а те давным-давно растолкли его кости в порошок. Они ведь не дураки.

– Возможно, они выкопали мощи, – сказал ирландец. – А может, и нет. Но иногда безумие срабатывает.

– На что ты намекаешь?

Он пожал плечами:

– Помнится, в Ирландии был один блаженный, который твердил, что, если мы ударим в барабан бедренной костью святой Атрахт, бедной женщины, дождь перестанет лить. Тогда самый настоящий потоп был, надо сказать. Никогда такого дождя не видел. Даже утки от него устали.

– Ну и что дальше?

– Выкопали останки, ударили длинной костью в барабан, и дождь прекратился.

– Все равно бы кончился, – фыркнул я.

– Да, наверное. Но оставалось либо это, либо строить ковчег.

– Ладно, я ошибся, прикончив того ублюдка, – сказал я. – И теперь христиане хотят сделать из моего черепа чашу для вина.

Наступило утро, седое утро. Ночью облака истаяли, но потом снова сгустились и сеяли морось. Мы ехали по дороге среди полей ржи, ячменя и овса, полегших под дождем. Наш путь лежал в сторону Лундена, а справа Темез хмуро и сонно катил воды к далекому морю.

– Христиане искали повод избавиться от тебя, – сказал Финан.

– Ты христианин. Почему тогда остался со мной?

Ирландец небрежно пожал плечами:

– Что один поп утверждает, другой отрицает. Раз я остался при тебе, то попаду в ад? Возможно, я туда так и так попаду, да только не составит труда найти священника, который разубедит меня в этом.

– Почему Ситрик так не думает?

– Это все бабы. Они сильнее боятся попов.

– А твоя женщина не боится?

– Я люблю девчонку, но она не командует мной. Но теперь все коленки протрет в молитвах. – Ирландец снова ухмыльнулся. – А отец Катберт, бедолага, просился поехать с нами.

– Слепой поп? – удивился я. – Какой прок от слепого священника? Ему лучше будет при Этельфлэд.

– Но ему хотелось остаться с тобой. А раз этого хочет священник, то грех ли желать того же самого мне? – Он помолчал. – Так что мы будем делать?

Мне не хотелось говорить Финану правду – что я иду на Беббанбург. Верил ли я в успех сам? Чтобы взять Беббанбург требовались золото и сотни воинов, у меня же было всего тридцать девять.

– Станем викингами, – ответил я.

– Так я и думал. И мы вернемся.

– Ой ли?

– Такова судьба, разве не так? Сейчас мы греемся на солнышке, а через миг над нами прольются все тучи христианского мира. Так, значит, лорд Этельред затевает войну?

– Так мне сказали.

– Его женщина и ее брат хотят этого. А когда Этельред ввергнет Мерсию в хаос, все станут умолять нас спасти их жалкие душонки. – В голосе Финана звучала непоколебимая уверенность. – Тогда мы вернемся и нас простят. Попы обслюнявят нам весь зад своими поцелуями, вот увидишь.

Я улыбнулся. Мы с Финаном дружили очень много лет. Вместе влачили рабство, потом стояли плечом к плечу в «стене щитов». Я посмотрел на него и заметил седые пряди, выбивающиеся из-под шерстяной шапочки. Лохматая борода тоже подернулась серебром. Наверное, со мной происходит то же самое.

– Мы стареем, – сказал я.

– Но мудрее не становимся, да? – Ирландец расхохотался.

Мы миновали несколько деревень и два городка. Я держался настороже, опасаясь, что попы разослали приказ нападать, но вместо этого нас просто не замечали. Ветер повернул к востоку и стал холодным, дождь усилился. Я часто оглядывался, гадая, не выслал ли Этельред воинов в погоню, но никого не заметил и пришел к выводу, что он ограничился моим изгнанием из Мерсии. Этельред был моим двоюродным братом, мужем моей возлюбленной и врагом, и в это сырое лето он добился наконец победы, о которой мечтал так долго.

До Лундена мы добрались за пять дней. Наше путешествие получилось медленным не только из-за раскисших дорог, но и потому, что не хватало лошадей, чтобы везти жен, детей, доспехи, щиты и оружие.

Лунден мне всегда нравился. Это мерзкое, пропахшее дымом, вонючее место, где все улицы усеяны нечистотами. Тут даже река воняет, но именно благодаря ей Лунден и существует. Плыви на запад – и попадешь вглубь Мерсии и Уэссекса; плыви на восток – и перед твоим штевнем откроется весь остальной мир. Купцы приводят в Лунден корабли, груженные маслом и шкурами, пшеницей и сеном, рабами и предметами роскоши. Городу полагалось быть мерсийским, но Альфред позаботился о том, чтобы в нем разместилось войско западных саксов, и Этельред не осмелился бросить вызов этому захвату. На деле там располагалось два города. Мы поначалу попали в новый, построенный саксами и раскинувшийся вдоль северного берега широкого, неспешного Темеза. Продвигались по длинной улице, пробираясь между повозками и стадами, миновали квартал скотобоен, с лужами крови в переулках. Чуть дальше к северу располагались пруды кожевенников, распространяя вонь мочи и навоза. Затем свернули к реке, разделяющий старую и новую части города, и на меня нахлынули воспоминания. Здесь я сражался. Перед нами высились римская стена и римские ворота, где я отразил атаку данов. Мы поднялись по склону, и караульные у ворот расступились, признав меня. Я ожидал, что нас остановят, но стражники вместо этого поздравили нас с возвращением. Склонившись под римской аркой, я въехал в старый город на холме. Город, построенный римлянами из камня, кирпича и черепицы.

Нам, саксам, никогда не нравилось жить в старом городе. Нам в нем тревожно. Там обитают тени, странные призраки, которых мы не понимаем, потому как они пришли из Рима. Не из христианского Рима – с тем-то все ясно. Я встречал десятки тех, кто совершил паломничество туда. По возвращении пилигримы разглагольствовали про чудесный город с колоннами, соборами и арками, целиком лежащий в руинах; про волков, бродящих среди груд битого камня, и про главного попа, который разливает яд, сидя в своем полуобвалившемся дворце на берегу вонючей реки. Это все понятно. Нынешний Рим – такой же Лунден, просто побольше. Призраки старого Лундена пришли из другого Рима – города, обладавшего огромной властью, столицы всего мира. Его воины прошагали от пустынь до снегов, сокрушая племена и страны, а затем, без всякой видимой для меня причины, могущество их иссякло. Непобедимые легионы ослабели, побитые племена возродились, и слава великого города обратилась в тлен. Для Лундена это тоже верно. Да посмотрите сами! Величественные здания приходили в упадок, и при виде их меня, как обычно, охватило уныние. Мы, саксы, строим из дерева и соломы, наши дома гниют под дождем и треплются ветром! Ни один человек из ныне живущих не способен воссоздать славу Рима. Мы скатываемся в хаос. Хаос наступит тогда, когда боги начнут войну друг с другом, и я был убежден, как убежден и сейчас, что необъяснимый подъем христианства служит первым знамением подкрадывающейся беды. Мы – детские игрушки, которые смыло в реку и влечет в бездну.