Казаки-разбойники - Юрий Волошин Страница 14

Один монах, дрожа всем телом, согласно закивал, не в силах произнести нужное слово.

– Кажись, один скис, – молвил сотник. – Посмотрим, что из этого выйдет.

Он потянул монаха за рукав. Они вышли в темный низкий коридорчик, прошли по нему, спустились в подвал, дверь которого была сорвана. Фонарь едва освещал захламленное помещение. Монах дрожащим пальцем указал на стену.

Боровский посветил, присмотрелся к стене. Было заметно, что кладка еще не высохла, и сотник разозлился, поняв, что казаки не слишком усердно осмотрели подвал. Жестом он приказал монаху вскрыть тайник.

С немалыми усилиями монах вытащил несколько кирпичей. Сотник обнаружил в тайнике мешочки с монетами, церковную утварь из золота и серебра, украшенную драгоценными каменьями.

Боровский внимательно поглядел на ценности, взвесил их на руке, вздохнул и положил на место. Мешочки с монетами вынул, обернулся и опять стал рассматривать утварь. Вытащил кинжал и довольно сноровисто выколупнул почти все крупные камни, поглядел на них и сунул в карман.

Он вернулся к оставшимся с монахами казакам, молча показал мешочки и пригласил казаков следовать за собой. Монахов оставили в подвале, закрыв на засовы и замки, привалив бочками из-под вина.

– Радуйтесь, казаки! Выкуп у нас, – радостно сверкнув глазами, объявил сотник и выложил на стол в трапезной все мешочки. – Поделим, а то мне тяжело их будет таскать с собой, ха-ха!

Выкупа оказалось более пяти тысяч талеров. Сотник благодушно молвил:

– Разделим по справедливости, паны-братья. Каждому доля, и от каждого мне по два талера. Согласны?

– Слава сотнику! – крикнул кто-то радостно. – Вот настоящая справедливость!

– Согласны, пан сотник! Делите!

Казаки умильно щурили глаза. Им досталось несметное богатство, о котором и мечтать-то было страшно. Это не те крохи, что обещаны императором. Шесть несчастных талеров! Тут получается почти в сто раз больше!

Однако Боровский заявил сурово и решительно:

– Вы убедились, что я поступаю справедливо. Но нам потребуются и общие деньги. Мы еще не соединились со своими. Предлагаю отдать на общие нужды по два талера. С меня пять.

Это не вызвало ни у кого возражений. Дело нужное и необходимое. А Боровский добавил, хитро усмехнувшись:

– И постарайтесь молчать об этом, казаки. Это ни к чему совсем, трепаться языками про наши дела. Они лишь наши, и другим нечего о них знать.

– Понятное дело, пан сотник! Мы согласны!

– Лука, ты все равно вина не принимаешь, так тебе особое задание. Пока мы тут будем пировать, ты отдохни и хорошенько выспись, а потом мы тебя разбудим – встанешь на стражу. Мало ли что! Иди ложись.

Юноша было немного обиделся, но потом решил, что это не очень-то и плохо. Он устал, глаза и так слипались. Лука отправился в одну из келий, где завалился на жесткое монашье ложе и спал, пока его не подняли.

Казачья полусотня утром с веселым гомоном, нагруженная снедью и вином, тронулась дальше. Лука вызвался править парой лошадей, запряженных в повозку. Он решил, что его кобыле лучше идти в поводу, чем тащить седока по топким дорогам.

Они сильно привязались друг к другу – юноша и лошадь. Он подкармливал ее корочками хлеба с солью, не жалел ничего, вот и теперь припрятал лишний мешок овса для своей любимицы. Боровский уже два раза предлагал продать ему кобылку.

– Нет, пан сотник, – отнекивался Лука. – Лошадь не продается. Эта моя Нэнька, как я ее назвал, уже многое понимает, и я не могу ее продать. Простите, пан сотник.

И теперь Лука нет-нет да и оглядывался на свою красавицу, бредущую за телегой. Та поводила острыми ушами и косила фиолетовый глаз по сторонам.

Полусотня медленно продвигалась на северо-восток среди буйства весны. Деревни по сторонам дороги были полупусты. Там работали почти сплошь женщины и дети, и то лишь на огородах. Только в редких местах кое-где зеленели хлеба.

Сотник Боровский часто оглядывал местность в подзорную трубу, добытую в монастыре, а Лука с вожделением взирал на это. Ему так сильно хотелось взглянуть в эту диковинную трубу, что часто настроение его портилось после таких обзоров сотника. Он мечтал о такой трубе и постоянно искал ее в тех деревнях, которые они миновали.

Так прошло дней десять. Продовольствие уже подходило к концу, надо было искать источник его пополнения.

– Версты три до деревни, – молвил сотник, просмотрев с пригорка местность. – Попробуем отыскать харчи. Авось повезет. Казаки, – обернулся он назад, – будем проезжать лесок, так держаться настороже.

Въехали в лесок, протянувшийся на полверсты в ширину, отделявший деревенские угодья. Огромные дубы, вязы, сосны величаво шелестели молодой листвой. Дорога, малоезженая в это смутное время, уже зарастала бурьяном. Место казалось глухим и мрачным. Казаки поминутно оглядывались, держа оружие наготове, прислушиваясь к посторонним звукам.

– Проклятье, засада! – закричал задний казак.

Все оглянулись назад, выхватив сабли и опустив пики. Там медленно, величаво падала большая сосна, загораживая отступление. И тут же с шумом и треском повалилась сосна спереди, ломая сучья и теряя иголки. С воплями и руганью на дорогу высыпали страшные, заросшие бородами мужики в рваных рубахах. Их оружием служили косы, серпы, топоры и вилы.

Они дружно бросились на казаков. Прозвучали первые выстрелы пистолей. С остервенением и те и другие рубились. Лошади визжали, топали, брыкались и падали, придавливая седоков и мужиков.

Казаки крутились волчками, отражая нападение и отстреливаясь из пистолей.

Лука успел вскочить на кобылу и едва отбил косу, как острия вил стремительно рванулись ему в бок. Ударом сабли, которая тут же переломилась, он немного изменил их путь, кафтан затрещал, распоротый, а обломок сабли ничего не мог уже сделать. Лука еще успел выхватить древко вил из цепких рук мужика, не ожидавшего такого. Удар в бедро чем-то твердым едва не вышиб Луку из седла.

Теперь он отмахивался вилами, как копьем. Мельком заметил замах топора в руке мужика, инстинктивно вскочил на прямые ноги и ощутил, как мощный удар, задев штаны, обрушился на заднюю луку седла. Нэнька присела на задние ноги, но устояла и вынесла Луку из этого ада. Здесь Лука отразил удар косы, зацепил нападавшего вилами, выхватил из-за кушака пистоль и выстрелил в грудь другого человека, нацелившегося копьем.

Пронзительный свист прекратил побоище. Мужики быстро отступили и так же стремительно их шумные шаги по подлеску затихли по обе стороны дороги.

Казаки огляделись. На дороге лежали тела людей, рядом дрыгала ногой смертельно раненная лошадь. Несколько человек были ранены и блажили, свои просили помочь, чужие – пощадить.

Казаки матерно ругались, спрыгивали с коней и осматривали раненых.

– Черт! – выругался сотник Боровский. – Потерять троих казаков! Словно настоящее сражение! Дьявольщина!