Княгиня Ольга. Зимний престол - Елизавета Дворецкая Страница 14

– У нас удача Олегова!

– И мы не опозорим ее, сдавшись еще до битвы? – Хельги быстро встал и теперь возвышался над триклином, как изваяние.

– Нет! Нет! Будем прорываться!

– Мы уйдем отсюда со всей добычей, вернемся в Киев, и там я буду сражаться за стол моего дяди – Олега Вещего. Вы поддержите меня?

Буря криков была ему ответом. Нельзя было разобрать ни слова, но также нельзя было и сомневаться в готовности двух тысяч русов и славян поддержать своего конунга хоть здесь, хоть в Киеве, хоть в Йотунхейме.

– Бояре, подумайте пока, как нам быть, – сказал Хельги, завершая совет. – Завтра еще поговорим, но начинайте собираться. Больше пары дней нам здесь задерживаться нечего. И на вино больше не налегайте, братья, нам теперь головы нужны ясные.

Когда все уже расходились, кто-то вдруг окликнул его:

– Конунг!

Обернувшись, Хельги увидел Ульву.

– Я пойду за тобой, куда ты велишь, – сказал тот, улыбаясь. – Но ты все же подумай еще о том, чтобы пойти отсюда в сарацинские моря. На свете земли много. Мы и там завоюем для тебя королевство!

И вот дворец утих, но Хельги не спалось. Ему не так трудно было убедить своих людей: часть из них за последнюю пару лет, а остальные – за эти три месяца твердо поверили в его удачу. Свою отвагу, щедрость и справедливость он показывал и сам. Он был тем самым вождем, в каком они нуждались. Ему бы уже простили провалы и ошибки. Люди верили, что благодаря своей удаче он вытащит их невредимыми из-под огнеметов, приведет домой, наделит богатством и долгой славой.

Сам Хельги тоже в это верил. Но к тому же знал: до северного устья Босфора доберутся не все. И тех, кому суждено погибнуть – может быть, тысячу человек, а может, и больше, – он вынудил к этому, потому что должен вернуться в Киев победителем. Пусть с подпаленным хвостом – целостностью перьев и его соперники похвалиться не могли, – но не сдавшимся. Чтобы на самом деле бороться за дядин стол с прочей родней Ингвара, он должен привезти в Киев хоть какую-то добычу как доказательство своей отваги и удачи. Даже если часть его людей должна будет отдать за это свою жизнь.

– Феотоке Парфене [14], прекрати так вздыхать! – послышался из темноты возле его плеча недовольный голос Акилины.

– А она вздыхает? – Хельги огляделся, отыскивая часто поминаемую подругой «парфене».

– Ты вздыхаешь! – Акилина игриво пихнула его в бок. – Чего ты не спишь? Ведь все хорошо. Я не все поняла, но ты ведь добился, чего хотел?

– Да. Я добился согласия войска идти на прорыв. Но это значит, что часть моих людей погибнет ужасной смертью. Половина. Или больше.

– Но так бывает всегда! – Акилина села на широкой лежанке. – Когда василевс посылает войска в бой, он знает, что часть из них погибнет. Может, половина. Или все. Чтобы василевс одержал победу или хотя бы мог за нее побороться. Василевса избирает Бог, а значит, кто гибнет по приказу василевса – гибнет по воле Божьей. О чем ты вздыхаешь? Куда хуже будет, если погибнешь ты сам.

– Это как раз не страшно. – Хельги закинул руки за голову. – Если я погибну, то открою глаза во дворце у Одина и смогу смело взглянуть в лицо своему дяде. Самое худшее – это если я не сумею ни победить, ни умереть.

– Знаешь что? – Акилина немного подумала. – Как бы ни вышло, не делай одного: не уходи в монастырь. Главное, по дороге не потеряй меня.

– Буду держать тебя левой рукой.

– А правой? – с деланой ревностью надулась Акилина. – Не говори, что Танасию. О ней позаботится ее любимый толстяк.

– В правой я буду держать меч, разумеется.

– Может, уйти к сарацинам был не самый плохой замысел. Если придет крайняя нужда, ты сможешь продать им меня! – засмеялась Акилина и прильнула к нему. – Веса в серебре за меня уже не дадут, но на снаряжение хватит.

– Да тебе вовсе не нужно идти с нами в Боспор. Я дам вам денег – тебе и другим девушкам. Сейчас половина побережий разорена, все сорвались с места. Уедете подальше, скажете, что ваших мужей убили скифы, купите себе дома и хозяйство… Еще мужей найдете. Уж такие-то красавицы…

– Что? – Акилина аж подпрыгнула на перине, сообразив, о чем он говорит. – Уехать? Хозяйство? Мужей? Йотуна мать! Да как ты смеешь, бессовестный скиф! – Она выхватила подушку и с размаху заехала бы Хельги по голове, если бы он по привычке не выставил руку. – Язычник неблагодарный, пес тебе в тридевятое царство! Тролль тебе в Хель! Я отдала тебе всю себя, готова продаться сарацинам, а ты пытаешься меня отослать! Выкинуть, будто оливковую косточку!

– Да уймись ты! – Хельги пытался отнять у нее подушку, но она вцепилась, как кошка, и не выпускала. – Я хочу, чтобы вы остались живы и невредимы! И зажили счастливо, на свободе и в богатстве! Разве это не благодарность?

– Благодарность – это верность! Я буду верна тебе и пойду для тебя на все! Даже на огнеметы! И ты даже не смей пытаться от меня избавиться!

Наконец Хельги отнял подушку, и Акилина отпрянула.

– Я с тобой с ума сойду! – Он хлопнул по подушке ладонью. – Я боюсь, что у меня погибнет полдружины – ради того, чтобы я мог побороться за стол моего дяди. Если бы я этого не хотел, мы бы могли договориться с греками и уйти живыми. Все, сколько есть. Но за мой стол в Киеве уже здесь половина этих людей заплатит жизнью! Это сводит меня с ума, а тут еще ты хочешь умереть со всеми заодно!

– Могу тебя утешить – не думай, что у тебя была хоть какая-то, – Акилина для наглядности свела кончики пальцев, будто сжимая в них маковое зернышко, и, подавшись вперед, поднесла их к лицу Хельги, чтобы он мог разглядеть в лунном свете, – надежда спастись! По мне, так я готова поклясться головой Марии Магдалины – василевсы собираются тебя обмануть.

– Но они ведь обещали заложников! – несколько рассеянно отозвался Хельги, поскольку в лунные лучи попала не только рука Акилины, но и все прочее, чем ее щедро одарили боги. – До тех пор, пока мы не выйдем из Босфора с северной стороны!

– Заложников! Да, они дадут заложников! Кого-то, от кого давно хотят избавиться. Я уже слышала о таких случаях. Они уже так делали. Стефан и Константин… Года два назад эти стервецы однажды затеяли переговоры с сарацинами, дали им двоих заложников, а потом все сорвали – того и желая, чтобы тех двоих убили или отдали в рабство. Не знаю, что с ними стало, больше об этом не говорилось.

– И они рассказывали о таком тебе? – с трудом верил Хельги, помня, где Акилина в прошлом встречала сыновей Романа.

– Они рассказывали об этом при мне! А я что такое? Разве я человек, разве у меня есть уши и разум? Нет, у меня для них есть только… – Акилина назвала то, до чего молодые василевсы были так охочи. – Но чего им было опасаться? Вздумай я болтать, кто бы стал меня слушать? И разве трудно им было бы заставить меня замолчать навсегда – я ведь была в монастыре, как в клетке!