Реликвии тамплиеров - Пип Воэн-Хьюз Страница 15

— Не такой уж ты трус, Петрок, — фыркнул он. — Давай, двигайся! Пошли!

Вокруг нас клубились тени, сплошная тьма, в которой свободно витал запах смерти и разложения. Смерть была позади нас, смерть была повсюду. А что впереди?

— Я и фламандского-то не знаю, — пробормотал я.

— Не беспокойся. Я тебя научу всем нужным ругательствам, — ответил мой друг и двинулся вперед, во тьму. Я пошел следом: больше все равно идти было некуда.

Мы оказались на какой-то улице, с обеих сторон виднелись низкие жилища, судя по уродливым теням, которые они отбрасывали в лунном свете, построенные из глины с соломой или просто из глины. Вокруг не было ни души, да и свет в этих лачугах не горел. Под ногами чавкала густая, перемешанная с мусором и дерьмом грязь, судя по запаху, и животного, и человеческого происхождения. Сначала мы шли быстро, но вскоре уже бежали, стараясь не вляпаться в лужи и тонкие ручейки, которые все время попадались на пути. Потом спугнули стадо свиней, спавших посреди улицы. Билл первым их заметил и свернул в сторону, а у меня не оставалось иного выбора, кроме как прыгнуть вперед, и страх, что приземлюсь я прямо перед мордой разъяренного кабана, на секунду прогнал все остальные мои страхи. Мы оставили их позади, злобно хрюкающих, и вскоре дома стали попадаться все реже и реже, а потом началось поле. Луна освещала грядки с оставленными на зиму овощами и первые зеленые весенние ростки, а воздух здесь был гораздо лучше. Впереди виднелась линия деревьев, огромные раскидистые силуэты — наверное, ивы, растущие по берегам реки.

Улица перешла в узкую тропинку среди полей. Я вспомнил, что поля здесь перемежаются небольшими оврагами и холмами — в отличие от заливных лугов ниже по течению, ровных, словно покрывало на кровати. Вполне подходящая местность. Дыхание мое понемногу успокоилось. Мы замедлили бег и постепенно перешли на шаг. Местность понемногу понижалась, и вскоре мы увидели реку. В нескольких шагах от берега нашу тропинку пересекала другая, и мы пошли по ней, направляясь вверх по течению.

— Там впереди есть дорога, милях в трех отсюда, — сообщил Билл. — Она приведет нас к Фосс-Уэй.

Мне совсем не нравилась мысль двигаться по этой Фосс-Уэй. Широкая дорога, построенная еще римлянами много столетий назад и все еще остающаяся основной линией сообщения между востоком и западом страны, наверняка будет забита всякого рода транспортом. Нам, конечно же, придется двигаться по ночам, если не удастся состряпать себе какую-нибудь маскировку. Только вот я сильно сомневался, что мы сумеем кого-нибудь провести. И опять я подумал, не сдаться ли властям, но ночной воздух пах так сладко, отдавая болотным петрушечником и диким чесноком, что я сказал себе: «Нет, пока не буду».

Первый проблеск утра показался на горизонте, когда мы добрались до дороги, о которой говорил Билл. Это был широкий тракт с хорошим и гладким мощением, с обеих сторон обсаженный живыми изгородями. Мы выбрались к нему через дыру в такой изгороди, преодолев стенку из аккуратно отесанных камней. Я глянул вниз и обнаружил номер XI, выдолбленный в одном из булыжников и ясно видимый в свете заходящей луны. Стало быть, и эту дорогу построили римляне. Странные они все-таки были люди — все-то им хотелось в этом мире пронумеровать и привести в образцовый порядок. Только вот их четко организованная жизнь тоже не устояла под напором хаоса, ничуть не меньше, чем моя.

Впереди шарахнулась вспугнутая нами лиса. Луна внезапно исчезла за мощной стеной дубов, которая сменила живые изгороди по обеим сторонам, и стало совсем темно, но вверху уже появилось слабое свечение. Мы шли быстро в угрюмом молчании, пока небо не приняло пепельный оттенок — настал тот самый странный миг перед зарей, когда все вокруг мертво и холодно и кажется, что магия превращения нового дня из пустоты ночи на сей раз не сработала. Теперь нас было видно. Я заметил, что лицо у Билла мрачное и осунувшееся. Через несколько шагов он остановился, указывая вперед:

— Видишь? Это Фосс-Уэй.

Я глянул туда — впереди в цепочке деревьев появился разрыв, кажется, в миле от нас. А дальше, за ним пространство расширялось, и я разглядел поля, разбитые на участки и похожие на разноцветные заплаты, и лес. Дорога темной широкой полосой уходила вдаль и казалась опасно открытой — вся как на ладони.

— Доберемся до конца зарослей, тогда увидим, что там делается, — сказал Билл.

— Они ведь все дороги будут прочесывать, — заметил я.

— Так далеко от города могут забраться только конные, — ответил он. — И мы услышим их приближение. Сегодня, правда, все равно лучше прятаться. Кстати, пожрать не хочешь?

Сказать по правде, о голоде я и не думал. Желудок был тяжелый, как каменная плита, и одна лишь мысль о пище вызывала тошноту. Билл же явно был сделан из более прочного материала, чем я мог предполагать, и продолжал рассуждать о завтраке. Пока он болтал, мне привиделись соленая свинина, копченая рыба, слабое пиво и свежий хлеб. И несмотря ни на что, я облизнулся. Желудок забурчал и очнулся к жизни. И вскоре мы уже вовсю гоготали и фыркали, потирая животы, бурчавшие все сильнее и сильнее. Настало время, когда просыпаются птицы, и казалось, будто именно наши голодные животы подняли их из гнезд. На секунду даже подумалось, не была ли прошлая ночь просто дурным сном, а теперь я наконец проснулся…

Я уже собирался предложить искупаться, чтобы смыть с себя следы и вонь навозной кучи, как вдруг прикусил язык и замер. Что-то было не так. Такое ощущение, будто мы вошли в невидимую дверь и попали в комнату, где стоит полная тишина. Птицы, которые только что оглашали окрестности своими песнями, вдруг замолкли. Река здесь делала петлю, устремляясь назад, и справа от нас прорубленная в массе деревьев аллея тянулась по краю глубокой, лениво текущей воды. Слева далеко вперед уходила цепочка старых дубов и боярышника, туда, где начинались поля и аллея упиралась в Фосс-Уэй, в нескольких сотнях ярдов от нас. Билл оглянулся по сторонам. С него уже слетело все веселье. Я упал на одно колено, повинуясь внезапному порыву. И тут небо заполнилось шумом крыльев, а деревья словно расступились, выпустив на дорогу огромного коня. Над мордой этого рвущегося вперед гиганта словно плавало в воздухе бледное лицо сэра Хьюга де Кервези, ужасающе явное, как видение из гнетущего сна. Никакого изумления я не испытал. Это казалось ночным кошмаром, который возвращается снова и снова, все в том же виде. Так что я ощущал не страх, а опустошенность и пугающую готовность смириться с неизбежным.

Рыцарь взмахнул правой рукой. Я увидел, что в ней он держит кистень — и железный шар, прикрепленный к концу цепи, сзади по шее ударил Билла, который, казалось, замер в прыжке. Я услышал, как хрустнул череп, и Билл рухнул, словно мешок костей и мяса. Я понял, что он убит, еще до того, как почувствовал шок от увиденного, и заморгал, будто очнувшийся лунатик, а огромные копыта уже топтали упавшее тело. Потом конь двинулся на меня. Сэр Хьюг смотрел сверху, и губы его растянула улыбка — словно оскалился череп.

— Сдаешься, Петрок? — Он взмахнул кистенем у меня перед глазами, и его рукоятка, граненый железный стержень, тускло блеснула. — Надеюсь, что нет. Лучше быть мертвым, чем живым, а, парень? Так? Так? — И с каждым выплюнутым словом он понуждал своего нервного скакуна приближаться ко мне, молотя копытами воздух. Позади текла река. Я смотрел на безжизненное тело Билла — его вымазанные глиной ступни виднелись в рамке из брюха и ног коня. А кистень мелькал в воздухе все ближе, и сэр Хьюг толкал коня вперед, легонько касаясь шпорами его взмыленных боков. Я попытался, перехватить кистень, но тщетно — гладкий шар скользнул по моей ладони и отлетел в сторону. Тут я ткнулся носом в ногу рыцаря и ухватился за нее, но ладони ехали по скользкой ткани, пока я не повис, цепляясь за стремя. Видимо, я вывернул ему ногу, потому что увидел перед глазами шпору, острый позолоченный шип, до крови разодравший коню бок. Животное дико заржало, встало на дыбы, потом крутанулось на месте и снова взвилось. Сэр Хьюг выругался и попытался меня стряхнуть, но при этом снова вонзил шпору в кровоточащую рану. Конь дико заржал и взбрыкнул, пытаясь сбросить всадника. Я почувствовал, что сэр Хьюг валится с седла, вот он уже под брюхом коня и на мгновение запутался между его задними ногами. Я словно попал между вертящимися жерновами. Дыхание перехватило, казалось, все кости перемелет в пыль.