Подводная одиссея. "Северянка" штурмует океан - Владимир Ажажа Страница 15

Все пошло по формуле «первый блин». В море разгуливала крупная, баллов на пять, зыбь. Во время буксировки трала «Мелитополь» бросало из стороны в сторону и отклоняло от курса градусов на 15. Лодку, идущую на перископной глубине, ощутимо бросало. Перископ то и дело захлестывало волной, а иногда лодка теряла глубину, и тогда зрачок окуляра становился зеленым – над перископом билось Баренцево море. А трал никак не хотел показываться на поверхности, и никто не знал, на какой глубине он идет. Плохая погода заставила отказаться от продолжения испытания. Об этом просигналили на траулер, и «Мелитополь», выбросив столб черного дыма из своей непомерно большой трубы, пошел ловить рыбу, а мы погрузились, чтобы совершенствовать технику покладки на грунт.

Но день выдался неудачный. Когда «Северянка» шла на глубине ста метров, вдруг снаружи в районе первого отсека раздался оглушительный взрыв, потрясший стальное тело подводного корабля. Набатом зазвенели сигнальные колокола, а из репродукторов корабельной трансляции прозвучало: «Аварийная тревога! Осмотреться в отсеках!» Расшвыривая встречающиеся на пути предметы и позеленевших от страха «научников», матросы в одно мгновение вытащили из укрытий аварийный инструмент, кувалды, деревянные клинья, пилы, приготовили спасательные водолазные костюмы. Было слышно, как в центральном посту завыли, заработали водяные насосы.

Первой мыслью находившихся в носовом отсеке было: наскочили на мину. Осмотрели отсек – все в порядке, вроде не тонем, поступлений воды и видимых повреждений нет. Доложили в центральный пост. Через несколько минут был дан отбой тревоги, но окончательно всякие подозрения исчезли лишь вечером после всплытия. При наружном осмотре лодки обнаружили, что лопнула лампа одного из верхних светильников. Это ее толстая стеклянная колба с такой силой разорвалась на глубине, заставив нас поволноваться. По всей видимости, причиной выхода лампы из строя оказался какой-то дефект в ее стекле. С трудом вывернув перекосившийся цоколь лампы из герметичного патрона, Виктор Фомин заменил ее новой.

Это происшествие в работе нашей новой аппаратуры было единственным. Все остальные приборы и агрегаты действовали безотказно и подтвердили свою надежность. Еще и еще раз проверив все, решили лишь усилить крепление прожектора телевизора, который при надводном ходе все время принимает на себя удар встречной волны. Кроме того, на аварийный случай, помимо термосолемера, решено установить отдельный электронный измеритель температуры.

Очень интересовал нас вопрос о «дальнобойности» наших подводных светильников. Для его выяснения мы использовали обычную жестяную консервную банку, которую помещали за бортом. Мы считали, что по своей отражательной способности такая банка весьма близка к предмету наших желаний – сельди. Ближний свет позволял нам в прозрачной воде хорошо видеть банку в 10-12 метрах от иллюминатора. При включенном дальнем освещении это расстояние возросло до 15-18 метров.

В последний день «генеральной репетиции» состоялась самая ответственная проверка – глубоководное погружение. Так называлось плавание и опробование работы всех механизмов «Северянки» на предельной глубине, которую без ущерба для себя и для экипажа был способен выдержать прочный корпус. В абсолютной тишине, внимательно прислушиваясь к работе агрегатов, держа под руками аварийный инструмент и будучи готовыми к немедленной борьбе с морской стихией, подводники «Северянки» проводили последний этап испытаний. Несколько часов над нашими головами нависал многометровый слой воды. Иногда было слышно, как под бременем огромного давления поскрипывал прочный корпус. Через отдельные места уплотнений, особенно там, где наружу сквозь корпус выходят электрические кабели, капала или тонкой струйкой лилась соленая баренцевоморская вода. Но это «капли в море». Совершенно очевидно, что «Северянка» и прочна, и герметична. Трудный экзамен выдержан.

23 декабря, прорвавшись сквозь окутывающую Кольский залив густую пелену тумана, «Северянка» ошвартовалась у причала Екатерининской гавани в городке Полярном. Первая пробная экспедиция закончилась.

Под «прессом» прессы. – Полдень 29 декабря. – Аппетит уходит во время еды. – Нептун вместо Деда Мороза. – У Фарерских островов.

Первыми покинули борт корреспонденты. Распираемые впечатлениями, отягощенные бесценным грузом исписанных блокнотов, магнитофонных лент и отснятой пленки, они спешили в столицу. Если бы по маршруту Мурманск – Москва, кроме самолетов, летали и ракеты, то можно не сомневаться, что в этот день каждая из них была бы абонирована «подводным» репортером.

Несмотря на то, что корреспонденты нам мешали, особенно в первые дни рейса, мы с ними подружились и расставаться было жалко. Особенно запомнился спецфотокор ТАСС Марк Редькин. Знающий кучу комичных историй, с особой манерой рассказывать, он в походной обстановке был неподдельным Василием Теркиным. Колоритной фигурой оказался и другой спецкор ТАСС Виктор Дмитриев, который обычно угрюмо молчал и вдруг изрекал что-нибудь остроумное. Однажды он, насупясь, спрашивает у радиста «Северянки» Тихомирова:

— А знаете ли вы, молодой человек, как решена проблема полупроводников на железнодорожном транспорте?

— Нет, — отвечает Тихомиров извиняющимся тоном.

— Так вот знайте. На два вагона – один проводник.

Радист недоуменно смотрит, а затем заливается смехом.

Дмитриев же снова погружается в меланхолическое молчание.

Второй эшелон отъезжающих составили наши коллеги – Гершанович, Павлов, Соколов, Зайцев и Киселев. Они немало потрудились для подготовки похода в Атлантику, помогли и словом и делом, и мы постоянно чувствовали это впоследствии, во время океанического плавания.

Еще в первый день «генеральной репетиции» обнаружилось, что иллюминатор правого борта снаружи загрязнен мелкими желтыми пятнами, напоминающими ржавчину. Очистить стекло в неспокойном море не представлялось возможным. Сейчас, заполнив несколько систерн левого борта, создали искусственный крен, но иллюминатор все еще на полметра не доходил до поверхности. Мы с Фоминым опускаем за борт железный трап и по очереди, до плеча погружая руку в воду, ожесточенно протираем загрязненный иллюминатор ватой, пропитанной спиртом. Операция неприятная, ледяная вода обжигает, но подводное окно протерто и вновь может служить науке.

Радаков и Китаев, вооружившись паяльной лампой, пытаются прогреть и «расходить» блок устройства для взятия грунтовых проб, который в море работал с заеданием. Многочасовая попытка окончилась успешно – «терпение и труд все перетрут».

Через два дня из Москвы прибыли уже знакомый нам Сергей Потайчук и Андрей Дмитриевич Старостин – ученый секретарь ВНИРО. Старостин бывал на Севере еще в те времена, когда рыбная наука только зарождалась. Седой, неизменно бодрый, он с нетерпением спустился в лодку. Получасового пребывания в холодном стальном туннеле хватило для того, чтобы Андрей Дмитриевич попросил побыстрее проводить его наверх.