Тайна озера Кучум - Владимир Топилин Страница 15

— Что, нитки не хватает? Неужели мои руки такие длинные? — попытался пошутить Сергей.

— Хватает, — мило улыбнулась Уля в ответ и, завязывая второй узелок, добавила: — На твои широкие плечи отной шкуры бутет мало.

— Неужели такой большой?

Уля промолчала, встала, отошла в сторону. Но там, у стола, быстро, тайно от матери посмотрела на него и подарила другую, не похожую на все остальные улыбку. Сергею показалось, что в сумеречном помещении стало светлее и просторнее.

Вместо дочери разговор поддержала словоохотливая мать. Шумно пыхнув дымом ему в лицо, затараторила:

— Палыыой-палыной! Как сохатый! Только вот мяса нет, одни кости. Куда мясо тевал? Тайга оставил? Нато мясо растить, а то кости двигаться не путут. На вот, отнако, маласька принесла, ней. Патом путем печёнку, мясо, рыбу кушай. И шаманить путем, руки широм мазать. Тавай смотреть будем руки. Эко! Карашо, отнако. Скоро новая шкура расти будет, будешь как новый.

Женщина протянула Сергею небольшой берестяной туес, наполовину заполненный коровьим молоком. Он взял его в руки, с жадностью стал пить. Мать и дочь с удовольствием и наивным, детским любопытством наблюдали за ним.

— Кусно? — широко заулыбалась Ченка. — Пей-пей! Мало пугет, Уля ещё принесёт. Карова Пелагии много малако таёт. Ветро пальсое!

— Эх, хорошо! — наконец-то оторвался он от туеса, вернул пустую посуду женщине и, блаженно вздыхая, вытер рукой рот.

На подворье залаяли собаки: дружно, злобно, яростно. Ченка засуетилась, вскочила на ноги и, даже не набросив на плечи одежду, бросилась к двери:

— Идёт кто-то, чужой, отнако. Смотреть нато.

Сергей и Уля молча переглянулись, проводили ее встревоженными глазами, стали наблюдать за хлопнувшей дверью. А там, на улице уже слышались резкие, отрывистые крики, Ченка успокаивала собак. Откуда-то издалека донеслись глухие, радостные возгласы приветствия, ответные, восторженные слова тунгуски, хорканье оленей, какой-то непонятный шум. Прошла минута, за ней вторая. Уля, не зная, куда деться от прямого взгляда русского, нервно теребила нитку и упрямо смотрела куда-то в угол.

— Какой красивый у тебя узор! — наконец-то нарушил молчание Сергей и, разряжая обстановку, дополнил: — Сама вышивала?

Уля вздрогнула, прикрыла руками искусно расшитое хольмэ, покраснела. Она была благодарна ему за эти слова. Недаром потрачены долгие, длинные вечера за вышивкой бисером. Не зря девушка корпела над сложным орнаментом: сцена охоты на медведя получилась выразительной, красочной и оригинальной. Вовремя она надела новый нагрудник перед очередным посещением дома матери и потратила два часа на плетение мелких косичек. Как приятно слышать слова русского о том, что её брови, ресницы, глаза и рот выразительны и неповторимы! Так зачем ей открывать Сергею маленькую тайну, что брови она покрыла пыльцой ольхи, ресницы расчесала иголкой, а губы подкрасила корой талины?

— А кто тебя учил вышивать? — поинтересовался он.

— Они, — тихо ответила Уля. — Мама, она на все руки мастерица.

— Как это называется? — с интересом спросил Сергей, одновременно не переставая любоваться её приятными чертами лица и бугристыми формами груди, на которой лежал девичий нагрудник.

— Хольмэ, — коротко ответила Уля и, сама того не понимая, зажигающе, нежно и медленно поглаживла руками многоцветный рисунок.

Он постарался перевести разговор на другую тему. Серьёзно, привлекая к себе ее взгляд заговорил:

— Я хочу тебе сказать…

— Что? — не выдержав его короткого замешательства, поторопила она.

— Спасибо тебе! Ты спасла меня — спасла мне жизнь! Не знаю тех слов благодарности, что я мог бы сейчас тебе сказать… Я твой должник!

— Да ничего… Чего там! У нас так любой бы тебе помог, окажись на моём месте… — стараясь казаться равнодушной, взмахнула Уля рукой, но по её поведению было видно, что слова Сергея для неё приятны, важны и своевременны.

На улице послышались торопливые шаги. Дверь широко распахнулась, и с клубами морозного воздуха в избу вбежала Ченка:

— Ой, бое! Праздник у нас, отнако! Калтан пришёл, пуснину принёс на покруту. Меня звал, Иваську звал, всех звал спирт пить.

— Они, не ходи, пожалуйста, прошу тебя! — взволнованно заговорила Уля.

— Л сто? Я пойду, смотреть буду, как Агафон пуснину брать будет. Без меня — никак. Я знаю, как пуснину брать надо. Аскыр так, белка — так, колонок так… — замахала женщина руками, представляя, как она будет перебирать мех.

— Без тебя обойдутся, — взмолилась Уля. — Опять будешь пьяная, упадёшь, на морозе валяться станешь, а Агафон над тобой будет смеяться.

— Ну и сто? Ты меня томой тащить путешь. Я лёгкая, нести неталеко, гом рятом. Агафон сам спирт пить будет, и Калтан, и жена его, и сын. Калтан редко ходит. Как Калтан ходит — сразу праздник!

Ченку не остановить. Она уже одела нарядную дошку, подцепила хольмэ, на голову завязала яркий платочек, на ноги натянула длинные арамусы и бросилась к двери.

Уля подавленно молчала, стыдясь поведения матери. Сергей, не понимая, что происходит, бросал удивлённые взгляды то на мать, то на дочь. Ещё не распахнув дверь, Ченка вдруг вспомнила, повернулась и наказала Уле:

— Бое корми, отнако, кушать хочет. Широм руки натирай, ему здоровым пыть нато…

Не договорив последних слов, женщина убежала. Сергей и Уля остались одни. Некоторое время молчали. Потом, как будто спохватившись, Уля засуетилась:

— Кушай путешь?

Он кивнул головой. Девушка достала из казана мясо, положила самые вкусные куски, подала. Сергей попросил лепёшку, молока, стал быстро есть. Уля ненадолго выскочила на улицу, принесла из-под навеса большой кусок мороженой печени, взяла нож, стала ловко резать строганину:

— Ешь сырую, так луче, полезнее.

Он не отказался и от этого лакомства, присыпая тонкие ломтики солью, стал есть сырую печень сохатого.

— Кто такой Калтан? — вдруг спросил Сергей, нарушая неловкое молчание.

— Калтан? переспросила девушка. — Бурят, охотник, как и все. Вот после сезона принёс пуснину на продажу, будет менять в лавке на товар. Что променяет, что пропьёт, вместе с женой и сыном. За два дня всё спустит и опять уйтёт в тайгу. Что до весны допудет, опять несёт сюта. И так круглый год…

— И много… таких Калтанов пушнину носят?

— Много! Вся округа тут хотит. Несут сюда. Через день, да каждый день. Затишье только тогда, когда сезон и все на промысле… И все матери — друзья… Собутыльники…

Он ел и со свойственным его характеру любопытством и разумной ненастойчивостью спокойно задавал ей вопросы. Она щедро кормила и охотно рассказывала обо всём, что интересовало. В этом непринуждённом общении рождалось что-то новое, еще непонятное. На первый взгляд, это более всего походило на крепкую дружбу. Однако светящиеся глаза, непродолжительные, перекрещивающиеся взгляды говорили о другом. Только об этом они друг другу не говорили, переосмысливая происходящее в своих душах.