Сыновья - Юрий Градинаров Страница 2

– Ты, Гаврила Петрович, не учи меня купеческой ломливой вежливости. Каким бы я ни показался иноземцу, но за три рубля я ему сбагрил пыж, хотя стоит он полтора. Богатство – оно с копеечек складывается, дорогой шкипер! Сегодня – рублик, завтра – два, а за год – и капиталец набежит. Деньги, как говорили древние римляне, не пахнут!

– Они не пахнут для дерьмовых людей. Чистые же люди избегают грязных денег! – резал шкипер.

Псаломщик с Николаем Ястребовым, закончив торг, побрели домой. Шли – куда ноги вели! Зашли в горенку к псаломщику, где их уже ждал Антон Середа. На столе стояла откупоренная бутылка вина и лежало шесть сырых яиц. Стратоник достал замусоленные винные чарки. Плеснул вина, поставил соль и положил три луковицы.

– За удачный торг! – сказал хозяин.

– Какой же удачный? – спросил Антон Середа. – Мне часом встретился Иван Пильщиков и сказал, что Сотников отобрал у Землякова выпортки, которые ты ему продал.

– Почему отобрал? – спросил испуганно псаломщик.

– Узнал их! И помнит даже, у кого на станках покупал!

– А как они оказались у тебя, Антон? – спросил у него Стратоник, надевая очки. – Ты что у Сотникова украл? А меня попросил продать?

– Да не крал я! Мне юраки по весне привозили. За вино выменял! – соврал Середа.

– Грешишь ты, Антон, не только перед Богом, но и передо мной. Сотников это дело так не оставит. Сегодня он бражничает со шведом, а завтра наведёт учёт. Тебе не сдобровать. А где ты взял нож с мельхиоровым черенком, вилки точеные с черенками мамонтовой кости, нож охотничий с чёрной рукоятью, серёжки серебряные с позолотой. Вон они, лежат в коробке. Чьи это? Молчишь! А придут с обыском, что я скажу?

– К тебе не придут, ты мужик божественный. Заповедь «не укради» не нарушаешь. Пусть пока полежат. Затихнут, я потом заберу и поменяю на вино. – сказал Середа.

Николай Ястребов сидел за столом, опустив голову, и не прислушивался к разговору. Он спал. Голова лежала на столешнице. Через несколько минут он тяжело оторвал голову от стола и мутными глазами смотрел на рюмку.

– Наливай, Стратоник Игнатьевич, пить хочу!

– Ты хоть яйцо выпей, а то сидишь, как осётр сонный в ставнике! – сказал Середа и начал чистить луковицу.

В горнице запахло луком. Стратоник достал кусок солёной осетрины, отрезал ломоть хлеба. Выпили. Дружно закусили, облизывая блестящие от жира пальцы. Николай выпил ещё рюмку, лёг на полати и захрапел. У Стратоника хмель начал проходить, когда он снова и снова возвращался мыслью к коробке Середы.

– Дак ты где похитил эти вещи? Неужели залез в магазин к Сотникову? – добивался он ответа у Середы.

– Не скажу я тебе, Стратоник Игнатьевич! А выпортки надо было продать на пароход Баландина, и всё было бы шито-крыто. Эх, божья твоя душа! Грамотный, а торг не умеешь вести. В торге хитрость и обман помогают. А теперь, гляди, до ледостава туруханский следователь объявится. Снова в острог мне идти. Давай, ещё по одной, да унесу я яйца домой, а то Земляков, боюсь, заберёт их назад.

Они ещё приложились к чаркам, доели осетринку, и Антон ушёл домой.

Вечером проснулся Николай Ястребов, пошарил жадными глазами по столу, как бы спрашивая у Стратоника: «А выпить не осталось?»

Стратоник развёл руками.

– Сухое дно и в бутылке, и в чарке! – ответил виновато псаломщик. – На сегодня хватит!

– Как хватит! – грозно посмотрел на хозяина Николай. – Ещё по паре чарок – и можно спать! Без вина я не усну. Надо искать! Голова трещит, как лёд на Енисее!

Он сидел за столом, обхватив голову. Потом спохватился, будто что-то вспомнил.

– Стратоник Игнатьевич! Пойдём к Митрофану Туркину! Он сам не пьющий, но у его жены Дарьи всегда есть хмель. Может, угостит!

Ночь висела над Дудинским, но в избах ещё горели огни. Свет из окон жёлтыми полосками пересекал дорогу. Бредущим в полумраке Николаю и Стратонику казалось, что это плотники, строившие дом низовскому старосте Константину Сотникову, побросали на улицу колодины. Шли, пошатывались и высоко поднимали колени перед каждой полоской света, чтобы не запнуться. Сзади бежали две собаки, натыкаясь на их вихляющие ноги. Николай останавливался, отталкивал ногами собак:

– Пошли вон! Не путайтесь на дороге! И так лесинами всю улицу уложили!

Стратоник поддерживал Николая под руку:

– Ты не кричи! Видишь, многие избы не спят. А то люди увидят меня хмельного. Пожалуются отцу Иоанну.

– Ты, Стратоник Игнатьевич, моего отца не бойсь. Он тоже выпивает, но маленько. Это я не знаю, в кого пошёл? Никак не могу этого зелья напиться. Отец по молодости сёк розгами, а теперь перестал. Плюнул на меня. Сказал: пей – быстрей подохнешь.

В избе церковного старосты Митрофана Мироновича Туркина горел свет. В катухе рычали собаки. Из печной трубы вылетали красные искры. Заглянули в окошко: хозяин с женой Дарьей пили чай. На левой ручке самовара висела вязка сушек.

– Пойдём! – потянул Николай за рукав Стратоника. – Где есть чай, там и вино найдётся!

Вошли в избу, сняли шапки, перекрестились. На этом закончилась вежливость Николая Ястребова. Неласковый на слово был попович.

– Ты почему нас не встречаешь? – заорал он на поднявшегося из-за стола хозяина.

– Что вас встречать? Не велики бары – сами дорогу знаете, – ответил спокойно хозяин.

Николай подбежал и схватил Митрофана Мироновича за грудки.

– Так говоришь: не велики бары! Ни я, ни Ефремов? – спросил Николай Ястребов и со всего маху кулаком по лицу, потом по загорбку. Не ожидавший таких ударов, Туркин упал на пол и закрыл лицо руками.

– Я тебя приучу уважать людей! – кричал рассвирепевший Николай и бил ногами лежащего старосту.

Жена Дарья, сухонькая пожилая женщина, кинулась отталкивать пьяного гостя. Тогда Ястребов ударил и её. Дарья отскочила к двери, сунула ноги в пимы и закричала:

– Что же ты делаешь, ирод паршивый? Убьёшь старика!

Но Николай Ястребов ничего не слышал. Он ещё раз приложил Дарье, а затем продолжил бить по рёбрам обмякшего человека.

Стратоник стоял у двери, молчал и крестился. Он боялся разъярённого собутыльника, знал, у него за голенищем нож, и он в любое время может пустить его в ход. Псаломщик не мог защитить даже женщину. Его библейские догматы угасли в вине. Теперь и телесность, и духовность оставили псаломщика у двери, словно прикованного к полу. В голове царствовало хмельное непонимание происходящего.

Дарья выбежала в ночь с криком:

– Убивают!

Бросилась к одному, другому светящимся окошкам. Металась от избы к избе, стучалась в двери, сзывала мужиков остановить пьяного Ястребова. Простоволосая, в накинутой на плечи шали, она заскочила в избу Константина Сотникова. Константин Афанасьевич ещё не ложился, накинул на плечи брезентовый плащ, зашёл за плотниками Иваном Тырышковым и Николаем Петуховым.