Остров затонувших кораблей - Стивен Робертс Страница 2

И вот у него появился шанс поквитаться с нами.

Корабли приближались. «Морж», перегруженный до бортов, не мог развить былую скорость. «Кассандра» держалась рядом, не поднимая дополнительных парусов. Поначалу я с гордостью подумал: «Вот верные парни, не бросают друзей в опасную минуту!».

Но потом сообразил, о чём они волнуются в действительности. Ясное дело, не о наших шкурах.

На «Морже» поставили лиселя. Помогло это мало. К обеду быстроходные фрегаты настигли нас. Они зашли с двух сторон и кормы, взяв нас в «акульи тиски».

Началась пушечная канонада и обмен ядрами. Трём кораблям эскадры командора противостояли наши потрёпанные «Кассандра» с «Моржом».

В самом начале боя нам повезло. Используя зажигательные бомбы, Израэль удачным выстрелом поджёг паруса на флагмане, лишив его маневра.

Но обстрела фрегат Мэтьюза не прекратил. Пока часть команды тушила пожар, другая продолжала заряжать пушки и вести прицельный огонь. Надо отдать должное солдатам Его Величества, панике они не поддались.

«Екзетер» помогал «Льву» всеми шестью пушками левого борта, не рискуя приближаться ближе. Это было бы самоубийством в его случае — нам не представляло труда взять на абордаж такое судёнышко.

Ядра ложились точно в цель, круша и превращая в щепки всё на своём пути. Над волнами поднимались облака дыма и уносились прочь, подхваченные ветром. Грохот стоял такой, что на континенте слышно было.

И тут фортуна вновь посмеялась над нами. Несколько ядер пробили обшивку по ватерлинии «Моржа». Мы стали черпать воду, и срочно пришлось выделить десяток человек, чтоб наложить заплатки из просмоленной парусины. Трудно заставить людей делать что либо под таким обстрелом. У них возникает лишь одно желание — спрятаться поглубже, забиться в щель, чтоб избежать смертоносных ядер и осколков. И тут уж во всей силе проявлялся талант Долговязого, как командира. Он был везде, поднимал людей выкриками, тычками и угрозами, но главное — своим примером. Он не пригибался, не таился, ходил в полный рост, словно заговорённый, тем самым внушая людям уверенность в том, что всё обойдётся, если не прятаться и действовать уверенно.

«Солсбери» подобрался к «Моржу» и украл ветер. К тому же солнце было на их стороне, слепя нас. Флинт с этим ничего поделать не мог. Чтоб вернуть силу в паруса, ему пришлось бы поставить корабль меж двух огней. О том, чтоб стать на вёсла, и речи не было — слишком мало было у нас людей.

На «Морже» было не безопасней, чем на верхушке просыпающегося вулкана. Трещало дерево, рвались снасти, свистела картечь. Пушки Израеля отвечали нестройно, сотрясая корабль грохотом и заволакивая дымом.

Фрегат сблизился с «Моржом» на расстояние броска каната. В дело пошли мушкеты и пистоли, фальконеты посылали смертоносную картечь, от которой нельзя было укрыться за хлипкими досками обшивки.

В воздухе замелькали крюки и багры. Я впервые в жизни видел, как берут на абордаж пиратский корабль, а не наоборот. Корабли сблизились, заскрежетали борта, затрещали реи, путаясь в снастях. Солдаты, подбадриваемые барабанной дробью, бросились в бой на палубу «Моржа».

Нам редко приходилось драться. Это только в тавернах моряки взахлёб рассказывают о сражениях, о своей храбрости и силе. Я скажу так — половина тех разговоров враки, а другая — преувеличение. На самом деле мы избегали боя, ибо никакая добыча не стоила наших шкур. Но если приходилось драться — тут уж становилось ясно, кто чего стоит. По моему опыту, кто сильно бахвалился в разговорах, тот на деле оказывался в задних рядах. Как говорится, «Глотка большая, да кишка тонкая».

В бою романтики нет. Есть живые и мертвые, и выбирать, кем стать, в нашей воле. Опустить руки и умереть, либо рвать зубами и выжить.

Преимущество в количестве было на стороне «омаров», трое на одного. Но одно дело, драться как солдаты — по команде, за мизерную плату; и совсем другое — защищать свою жизнь. Свою шкуру. Мы были подобны крысам, загнанным в угол. Кто не понимает, о чём я говорю, пусть попытается ударить крысу, у которой нет путей к отступлению. Поверьте, не обрадуется. Я однажды попробовал. Проклятая тварь бросалась на меня, как злобный пёс, несмотря на моё видимое превосходство.

Флинт с такой яростью кинулся рубить и крошить, что мы просто не могли от него отставать. Тут уж он был в своей стихии, с этим не поспоришь. Где появлялся Флинт — оставались трупы. Рубил он беспощадно и без устали, не останавливаясь и не отступая. Врубаясь в ряды противника, он не озирался назад, не оглядывался, рвался вперёд, словно ища смерти в битве…

Абордаж сорвался. Те из солдат, что успели перебраться на «Морж», тут же и полегли. И в тот же миг, повинуясь зову Флинта, мы сами кинулись в атаку, на палубу военного фрегата.

Соскочив с планширя, я увидел окровавленного человека, скорчившегося у дымящейся пушки. Мгновения хватило мне, чтоб сообразить: военная форма, чужой. Не примеряясь, я ударил. Просто опустил тесак, проломив ему череп. Противник свалился, как куль.

Мешкать и размышлять времени не было. На меня с обезумевшими глазами мчался матрос. Я выхватил пистолет и выстрелил. Не промахнулся, но безумец лишь пошатнулся, даже не опустил саблю. Выбросив пистолет, я бросился под прикрытие грот мачты, обогнул её, и рубанул не успевшего остановиться противника в затылок. Тот рухнул плашмя.

На палубе творилось страшное. Все словно обезумели, носились с окровавленным оружием, с вытаращенными глазами. Я видел, как Пёс едва не зарубил Тома; взмахнув клинком, он ударил, и лишь когда Том успел парировать и выкрикнуть ругательство, Пёс узнал его и оставил в покое. Как ни в чём не бывало, он помчался дальше, искать иную жертву.

Я остановился у грот-мачты, не зная, что предпринять. Бой кипел по всей палубе, отовсюду раздавались редкие выстрелы, крики и ругань.

Что-то обожгло ногу, почти сразу со звуком выстрела, но я не имел даже мгновения посмотреть, что случилось — перед самым носом мелькнула сталь, чудом не разрубив мне лицо. Я едва отклонился назад, как последовал новый удар. Его я парировал, одновременно схватившись за бизань-штаг, чтоб сохранить равновесие. Третьего удара не было. Дик Пёс проткнул моему противнику спину кортиком. Тот выгнулся дугой, открыв рот в беззвучном хрипе. Я взмахнул клинком наотмашь, попав по горлу. Кровь хлынула ручьём…

Жарче всего было на баке. Громадный негр крушил направо и налево огромной, под стать себе, дубиной. Я узнал Матангу, новенького. Он уже разнёс череп одному из матросов и переломал кости другому, корчившемуся у шпиля. Остальные избегали приближаться к великану, пытаясь достать его со спины. Еще двое наших теснили вооружённого саблей офицера к бушприту, собираясь если не изрубить того, то сбросить за борт.

Остальные противники отступили к левому борту, где пытались рассредоточиться для дальнейшего сопротивления. Джон с двумя матросами подступался к ним со стороны кормы, пытаясь обойти с фланга. Второй офицер, дравшийся уже в одной рубахе, запятнанной кровью, не позволял им приблизиться, ловко орудуя длинной шпагой.