Грешница - Сергей Шхиян Страница 20

Немецкий человек, которого Алеша про себя называл шарлатаном, вдруг, вытащил из кожаной торбочки ножик и подошел с ним к портновской дочке. Алексей Григорьевич рассвирепел, обозвал его по-русски придурком и оттолкнул от девушки. Потом он повернулся ко мне и мысленно попросил узнать, о чем думает Дуня. В это момент в комнату вернулся Фрол Исаевич с работником, тащившим большой горшок с водой и домотканый ручник.

— Поставь воду сюда, — сказал ему Алеша и указал на лавку возле дверей и начал умываться.

Все кто был в комнате, молча смотрели, как он полощет руки в воде. Потом он строго сказал, чтобы все вышли из комнаты. Фрол Исаевич, тетка Степанида и работник послушались, остались только мы с ним и немец. Тот стоял в углу и смотрел на нас с презрительной улыбкой. Алексей Григорьевич подошел к полатям и сбросил с Дуни одеяло. Портновская дочь лежала вытянувшись на спине. Из-под рубашки были видны ее голые бледные ноги.

— Помоги мне снять с девушки рубашку, — неожиданно сказал мне Алеша и начал задирать ей подол.

От неожиданности я растерялась. Такой бесстыдной просьбы я от него никак не ожидала. Дуня даже не открыла глаза, а он все выше поднимал ей подол. У меня зашлось сердце, и я невольно воскликнула:

— Срамно так поступать с честной девушкой, Алексей Григорьевич!

Он удивленно на меня посмотрел и спросил:

— Когда я тебя лечил, то осматривал?

— Так то меня, — ответила я, — а не чужую девушку! На меня и смотри, сколько хочешь!

Он особенным взглядом посмотрел на меня и начал думать о нас с ним такие бесстыдные вещи, что я едва удержалась, чтобы не рассмеяться.

— Не нужно меня ревновать, — вслух попросил он.

Мне ничего не оставалось, как помочь ему снять с Дуни рубашку. Груди у нее были хуже, чем у меня и, вообще, голой она мне совсем не понравилась. Алексей Григорьевич поговорил о чем-то с немцем, но тот только фыркал и ничего ему не отвечал. Тогда он силком посадил Дуню в постели и зачем-то начал прижиматься ухом к ее спине. Я сначала не поняла, что он делает, но потом узнала через его мысли, что он так проверяет, что у нее внутри.

Когда кончилось это безобразие, и мы уложили девушку на место под одеяло, Алеша спросил у меня, что я у нее узнала. Я на минуту задумалась. Ни о чем таком Дуня не думала, она как бы спала, но в мыслях видела какого-то парня. Он был кудрявый, и звали его Семеном. Тогда я догадалась, в чем дело и сказала, что она, скорее всего, влюблена.

— Ты это что делаешь, идиот! — вдруг громко закричал Алеша.

Я сначала подумала, что это он за что-то рассердился на меня, но он бросился к немцу и оттолкнул его от полатей.

— Я должен исполнить свой долг! — сказал немец по-нашему, поднимая руку с ножом над девушкой.

Я испугалась, что он сейчас зарежет Дуню, но Алеша успел его оттолкнуть и приказал уйти. Немец уйти не захотел. Тогда он схватил его за плечо и силком вытолкал из комнаты.

— Чего это он? — спросила я. — Никак душегуб?

— Нет, он так людей лечит, — спокойно объяснил Алеша, — выпускает, как он думает, лишнюю, больную кровь. Никогда не позволяй с собой такого делать, — строго добавил он. — Это неправильное лечение.

— Ну, что, ваше благородие? — спросил, заглядывая в комнату, Фрол Исаевич.

— Пока ничего не знаю, — ответил Алеша, — но немца больше сюда не пускай, если не хочешь проститься с дочерью! А кто такой Семен?

— Семен? — удивлено переспросил Котомкин. — Какой еще Семен?

— Ну, такой красивый, кудрявый.

Фрол Исаевич удивленно на нас смотрел, не умея взять в толк, о ком он спрашивает.

— Есть у вас тут хоть какой-нибудь Семен? — повторил вопрос Алеша.

— Есть подмастерье с таким именем, — ответил портной, — только откуда ты его знаешь?

— От блюда, — почему-то сказал Алеша.

Что такое блюдо я знала, но почему он сказал, что узнал о Семене от блюда, а не от меня, не поняла, но спросить не решилась.

— Красивый, говоришь? — переспросил Фрол Исаевич.

От внезапного гнева его лицо стало красным, и он сильно ударил кулаком о ладонь.

— Так вот оказывается в чем дело! Ну, я его стервеца!..

— Фрол Исаевич, — укоризненно сказал Алеша, — вы же умный человек. Девушка влюбилась, признаться вам боится, вот и впала в смертельную тоску. А вы еще натравили на нее ненормального немца, он из нее чуть всю кровь не выпустил.

— Семен пустой человек, — ответил портной, — на прошлой неделе напился пьяным, начал буянить, вот я и велел его гнать в шею. Да видно, барин, твоя правда, сейчас понял, как я его прогнал, Дуня-то и занедужила. Только сам посуди, зачем мне такой зять?!

— Вам не о нем нужно думать, а как дочь спасти. Приблизьте его, приласкайте, пусть он себя покажет. Если окажется пьяницей и пустым человеком, пусть она сама это увидит.

Портной хмурился и возражал Алеше, но я уже знала, что он про себя согласиться уступить дочери. После него я начала слушать, что думает Дуня. Как только речь зашла о Семене, она тотчас очнулась и начала подслушивать разговор, притворялась, что лежит без памяти. Мне стало ее жалко, но потом еще жальче стало себя. Обо мне так никто никогда не убивался. Даже когда я умирала, за меня переживал только один Алеша. Я с благодарностью посмотрела на него и вдруг поняла, что он мой самый близкий человек, и я не побоюсь никакого греха и дам ему все, что он только от меня захочет.

Потом мне весь вечер пришлось хлопотать с больной Дуней. Сначала мы с теткой Степанидой кормили ее куриным взваром, который Алеша называл бульоном. Потом мыли в корыте, и укладывали спать. А когда пришло время ложиться нам, мне не спрашивая, постелили на женской половине в комнате хозяйки тетки Степаниды. Алеша по этому поводу очень расстроился, а я сделала вид, что очень рада ночевать со старой знакомой.

Степаниду Котомкину я немного знала. Ее родители жили рядом с нами, и она иногда по церковным праздникам их навещала. Женщиной тетка Степанида была хорошей, доброй, не кичилась богатством и всегда, когда приезжала к своим, одаривала гостинцами и нас, соседских ребятишек.

Теперь, когда ее дочка ожила, она не могла нарадоваться ни на нее, ни на чудодейственного лекаря. Когда мы легли, я очень хотела спать, но она помешала, заговорила о своих деревенских родичах и знакомцах.

Когда я рассказала все новости, Степанида завела разговор о новом барине, а под конец начала допытываться о нас с Алексеем Григорьевичем. Я рассказала о нем все, что и без того знали дворовые, но ей этого было мало. Очень уж ей хотелось узнать, что у нас с ним было.

— Значит, ты теперь при нем? — как бы невзначай, интересовалась она.

— Да, тетя Степанида, он же меня от смерти спас, вот теперь за собой и возит, — ответила я.

— А как у вас с ним? — осторожно пытала она, изнывая от любопытства.