Охота на орлов - Бен Кейн Страница 21

Центурион был прав.

– Хорошо, – согласился Пизон.

– Вот и славно. У вас все получится. – Тулл положил руку ему на плечо. – Я пошел бы с вами, но Цецина запретил. Говорит, я нужен ему здесь.

– Кто-нибудь еще идет? – спросил Вителлий.

– Еще шестеро из нашей центурии, – ответил Тулл. – Все будут передвигаться парами. Большие группы привлекают больше внимания. Надеть туники, пояса, мечи и плащи с капюшонами, больше ничего не брать. Я скоро вернусь. – Кивнув, Тулл оставил их одних.

Пизон и Вителлий обменялись многозначительными взглядами.

– Хуже, чем в лесу, не будет, – пробормотал последний.

Слабое утешение, подумал Пизон. Опознают – забьют до смерти как предателей.

– Готов? – прошептал Пизон. Они уже перебрались через вал и ров, окружавший принципию. Видно никого не было, но обстановка могла быстро измениться, даже в столь ранний час. Не все мятежные легионеры спят до полудня.

– Готов.

Они зашагали на север. Пизон хотел как можно скорее оказаться подальше от палаток Пятого легиона, расположенного возле южных ворот лагеря. Кроме горстки старых товарищей по Восемнадцатому, он никого не знал в остальных трех легионах – и был только рад этому.

– Капюшоны будем накидывать или нет? – спросил шагавший рядом Вителлий.

– Сердце говорит «да», а голова – «нет», – ответил Пизон. – Сейчас ведь не холодно.

Вителлий опустил руку.

– Наверно, ты прав… А в капюшоне вид страшнее, правда?

– Да уж, клянусь богами. – Пизону приходилось делать над собой усилие, чтобы не трогать рукоятку меча. Теперь он незаметно потер висевший на шее амулет в форме фаллоса. – О чем поговорим? Молча идти нельзя – выглядит подозрительно.

– Нет ничего проще, – ответил, усмехнувшись, Вителлий. – Охота, выпивка и шлюхи – об этом можно говорить часами. А если кости добавить, то еще дольше.

– Начинай.

– Ладно. – И Вителлий пустился в долгое повествование о трехдневной пьянке, которую устроил однажды с Афером и еще двумя приятелями по Восемнадцатому.

При упоминании имени Афера сердце Пизона сжалось. Он был его первым другом на армейской службе. Теперь его кости гнили в лесу, как и кости многих тысяч легионеров. Афер погиб, но перед этим успел спасти жизнь Пизону, и тот постоянно помнил о друге. Как бы там ни было, Вителлий подавал историю просто уморительно, и слушатели обычно покатывались со смеху и расплескивали вино. Грубый солдатский юмор позволил на время забыть об опасностях, которым они подвергались.

Выйдя на широкую улицу между палатками, они взяли курс на северо-западную часть лагеря. Сколько хватало взгляда, пространство было занято аккуратными рядами палаток из крашенных дубовой корой козлиных шкур. Десятки, сотни, тысячи палаток, и в каждой – легионеры. В самих палатках не было ничего необычного, скорее наоборот. Их внешний вид и расположение было привычно глазу Пизона, но мысль о том, насколько они с Вителлием здесь чужие, наводила тоску.

Солдаты стояли у палаток, беседуя, готовя что-то на кострах, или валялись на одеялах в палатках, и все они были мятежниками. Вителлий продолжал бубнить за спиной, но Пизон почти не слушал. Взгляд его скользил по ближайшим к ним легионерам. Вот один вышел из палатки и потягивается, другой бьет кресалом по кремню, высекая искру над сложенной растопкой костра, третий, скребя щетину на подбородке, дружески кивает им с Вителлием, – но все эти люди для них больше не товарищи. Они бунтовщики, готовые выпустить кишки каждому, кто остался верен присяге. Они – враги.

– Есть хочешь? – спросил Пизон, уловив знакомый запах каши.

Недовольный тем, что его перебили, Вителлий раздраженно посмотрел на друга.

– Я перед выходом перекусил. Решил, что до вечера такой возможности может не представиться. А ты?

– Ни крошки не проглотил. По правде говоря, в рот ничего не лезло, – признался Пизон. – Зато теперь – надо же! – голоден, как волк.

– Придется потерпеть, – прошептал Вителлий, злорадно улыбаясь. – И чтобы я не слышал твоего нытья, понял? Сам виноват.

– Да пошел ты, – шутливо ругнулся Пизон и дал Вителлию тумака. Оба засмеялись.

– Хотите поесть? – донеслось до них.

От страха пересохло в горле. Какая неосторожность… Разболтались так, что их подслушали. Пизон медленно обернулся. В пятнадцати шагах от них над костром склонился крепкий коренастый солдат в заляпанной тунике. Из поставленного между пылающих поленьев закопченного горшка валил пар.

– Что готовишь? – выдавил из себя Пизон.

– Кашу, как и все прочие сукины дети в этом лагере, – ответил солдат с невеселой усмешкой. – А вы, видать, стояли на часах у главных ворот, да? Ваши товарищи по палатке наверняка слопают все кашу, пока доковыляете. Везде одно и то же. Мои так называемые друзья, – он ткнул пальцем в палатку у себя за спиной, – точно так поступили со мной две ночи назад… Короче, добро пожаловать на угощение.

– Ты великодушный человек, – поблагодарил Вителлий. – Но тебе самому не достанется. Мы уж перехватим где-нибудь ломоть хлеба.

– На всех хватит. – Коренастый пнул носком сандалии лежавший у костра мешок. – Я вчера набрел на склад провианта, каким-то чудом уцелевший от грабежа; унес оттуда мешок крупы и пол-окорока. Мяса вам не достанется, но по чашке каши выделю.

Пизон посмотрел на Вителлия, тот взглянул на него. Что он хочет сказать – «почему бы нет?» или «уйти будет подозрительно»? Уточнить Пизон не осмелился, а потому улыбнулся коренастому:

– Спасибо, брат. Не откажусь.

– Бродить туда-сюда по валу – дело скучное; иногда кажется, что само время засыпает. Там и посмотреть не на что, кроме как на трупы центурионов во рву… Давайте знакомиться. – Коренастый протянул мясистую ладонь. – Гай.

– Пизон. Моего друга зовут Вителлий. – Обстановка в лагере хуже некуда, подумал Пизон, если во рву за валом до сих пор лежат трупы убитых центурионов. Сколько же их погибло?

Гай дружески оскалился:

– Германика не видать?

Пизон встревожился. Гай думает, что они всю ночь провели на часах.

– Никаких вестей.

– Понятно. Слышал, когда он появится, велено поднимать на ноги весь лагерь. Наши предводители хотят, чтобы его вышли приветствовать все.

– Это будет правильно, – согласился Пизон, пряча от Гая дрожащие пальцы.

– Хотел бы я увидеть лицо Германика, когда он узнает, сколько нас, – сказал Гай, наполняя кашей видавшую виды красную чашку и передавая ее Вителлию. – Четыре полных легиона, не считая кучки отщепенцев, сохранивших «верность».

– Ублюдок обделается в свои надушенные подштанники, – поддержал Вителлий, с благодарным кивком принимая чашу.

Хмыкнув, Гай передал чашку и Пизону, сердце которого бухнуло при упоминании о сохранивших «верность».