Земля ягуара - Кирилл Кириллов Страница 23

Ромка молча кивнул, хотя особой гадости в происходящем и не видел. Несколько легконогих индейцев сорвались с мест и, не потревожив ни одной ветки, исчезли в зарослях.

— Может, если они нас богами считают, произнесем что-нибудь торжественное да пойдем своей дорогой? Жаль, пищаль потеряли, а то грохнули бы им на прощание, как Зевс греческий.

— Не выйдет. Пока они нам все почести не воздадут, не отпустят.

— А нам-то что? Мы ведь боги, — уже не таясь, в голос, спросил Ромка.

— Э нет, если ты их почести отклонишь, значит, не бог. Для них, во всяком случае.

— Как так? Раз я бог, значит, могу что хочу делать.

— Но ты ж не бог? — спросил Мирослав.

— Нет, — грустно согласился Ромка.

— А почему?

Юноша в ответ только пожал плечами.

— Потому! — наставительно произнес Мирослав, продолжая приглядывать за окружающими их аборигенами. — Ты знаешь, что не бог. Они думают, что ты бог, потому и кланяются, но если ты их разочаруешь… — Он выразительно качнул острием копья. — Поэтому стой и принимай все их знаки внимания, будто так и должно. Понял?!

Последние слова Мирослав произнес с такой злостью, что Ромка поежился. Затем, помня о словах наставника, он быстро вернулся в прежнее положение, подбоченился и выпятил подбородок. Мирослав сделал то же самое и даже немного опустил наконечник копья.

Послышался треск, и на поляну выскочили те туземцы, которые ходили в лес. Они несли что-то вроде небольшой, наскоро связанной лестницы. К двум длинным веткам был привязан десяток перекладин из ветвей потоньше.

— Лестница какая-то, — недоумевал Ромка. — А чего так ступеньки часто? Да и лезть-то по ней куда?

Аборигены подтащили сооружение поближе к ногам путников и замерли в почтительном поклоне.

— Дядька Мирослав, чего это они?

— Лезь, — злобно прошипел тот. — Усаживайся. — И подтолкнул юношу плечом.

Чуть не порезав колени о собственную шпагу, тот бухнулся прямо на жесткие перекладины. Мирослав, не опуская копья, медленно опустился рядом. Его бугрящиеся мышцами ноги напоминали взведенные рычаги катапульт. Он в любой момент готов был вскочить и броситься в бой.

Ромка пожал плечами. Ему не случалось прежде играть роль бога или даже полубога, и все это начинало нравиться.

Туземцы подняли носилки за длинные ручки и медленно, стараясь не качать и не задевать головами пассажиров за низко висящие ветви, двинулись по едва заметной тропинке. Толстяк занял место в самом конце процессии, неся на потном плече барабан и кряхтя так, что испуганные птицы срывались с ветвей. Временами туземцы начинали петь какие-то заунывные песни и раскачиваться в такт мелодии.

Путники ехали молча. Ромка умудрился задремать, прикорнув на литом плече Мирослава, который погрузился в раздумья. Индейцы несли их в город или деревню, это понятно. Но вот зачем? Может, хотят съесть на африканский манер?

Он покрепче перехватил копье и примерился к макушкам носильщиков. Четверых-пятерых он отправит к праотцам, но останется еще человек двенадцать, с которыми сладить будет ой как не просто.

То, что их считали богами, отнюдь не гарантировало безопасности. По опыту он знал, что для многих дикарей съесть богоподобное существо — значит получить его силу, ловкость и мудрость. Зная местные обычаи и владея языком, им, наверное, удалось бы повернуть ситуацию в свою сторону. Ладно, хоть не связали. При самом неудачном раскладе можно прихватить на свидание со всевышним парочку птиц высокого полета.

«Странная штука жизнь, — думал он. — Началась около суровых вод Белого моря, среди снегов и ледяных полей, и чуть не оборвалась в пасти белого медведя, но тогда обошлось. А закончиться все может у моря голубого, среди тепла, огромных цветов и невиданных зверей».

Чуткие ноздри воина уловили целый букет запахов. Кислый дух прогорклой соломы, на которой спали десятки немытых тел, вонь отхожих мест, дымок костров, ароматы приготавливаемой пищи. У Мирослава свело живот и потекли слюни. Он сообразил, что больше суток у него не было во рту маковой росинки. До процессии стали доноситься звуки большого поселения. Стук глиняных плошек, треск рвущейся материи, пронзительные вопли младенцев, суровые окрики матерей и звонкие шлепки по голым задам.

Носильщики приободрились, прибавили ходу, и через несколько минут взору путника открылась небольшая прогалина, застроенная хижинами без стен. Стебли толстой травы были наброшены прямо на палки, вкопанные в землю. Кое-где между опорами висели большие циновки, сплетенные из той же травы, что и крыши, наверное, для защиты от ветра.

Мирослав легонько подтолкнул Ромку локтем в бок. Тот открыл глаза и долго тер их грязными кулаками.

— Чего? Приехали, дядька Мирослав? — спросил он.

— Тебе лучше знать, — ответил воин, внимательно оглядывая окрестности. — Ты тут бывал? Или не тут?

— Тут, тут. Точно, вон оттуда, из-за кустов смотрел, — оживленно зажестикулировал Ромка. — Они как раз вот оттуда…

— Хватит, — рявкнул Мирослав. — Ты теперь бог, вот и веди себя соответственно.

Ромка стрельнул в него обиженным взглядом, но больше ничего не сказал.

Весть об их прибытии разлетелась по деревне в мгновение ока, и жители стали сбегаться посмотреть на чудо. Сначала подходили только дети, потом к ним присоединились женщины помоложе и старухи, последними стали появляться мужчины, и скоро носилки словно плыли по людскому морю.

Мирослав сидел спокойно и отстраненно, а вошедший в роль Ромка смотрел гордо, как молодой петух, впервые вошедший в курятник не как цыпленок, а как взрослый кочет. Посмотреть было на что. Большинство обитателей деревни составляли женщины лет пятнадцати — двадцати. Их прелести были едва прикрыты бусами и повязками из перьев. У каждой туземки было несколько десятков украшений, сделанных из корабельных гвоздей, цепочек, зеркал и прочей скобяной мелочи, не считая традиционных, вроде перьев, раскрашенных деревянных клинышков и косточек. Некоторые протыкали себе сразу обе губы или обе ноздри. Одна щеголяла чем-то сильно напоминающим расщепленную берцовую кость, проходящую через обе щеки. Еще у одной Ромка заметил две связки пуль в плетеных карманчиках, подвешенных прямо к соскам, отчего те оттягивались почти до пупа. Но молодых, симпатичных и не очень изуродованных было все же гораздо больше.

Кавалеры мало чем отличались от своих дам и в смысле украшений, и по комплекции. Они были узкокостны, широкозады, ноги у большинства были кривые и тонкие, а через поясные ремни свисали круглые животики. Толпа наседала. Носилки опасно раскачивались, и несколько раз Мирославу приходилось придерживать Ромку за ворот, чтоб он не вывалился под ноги беснующейся толпе. От воплей закладывало уши, а от вони, исходящей от сотни немытых тел, резало глаза.

Носильщики раздвигали людское море, как корабли — набегающие волны. Кто-то упал под ноги толпе, и его крики быстро затихли в общем гвалте.