Здесь русский дух... - Алексей Воронков Страница 25

— Пошли тогда в кузницу, а то у меня уже мало времени, — сказал Федор Опарин.

Платон недовольно глянул на него из-под лохматых бровей и пробурчал:

— Если нет времени, то зачем тогда примчался? Будешь наверняка торопить, и какая тогда работа?

В отличие от многих своих соседей, ютившихся в ветхих избушках, семья мастера жила в светлой большой красной избе с трубой, хотя они, как и многие здесь, начинали с обмазанного глиной сарая. Прибыли-то на подводах зимой. На дворе лютый мороз, птицы на лету дохнут от холода. Это вам не родная Псковщина, где зимы мягкие и с оттепелями.

Надо было с чего-то начинать. Рубить клеть — занятие долгое. Пока поставишь избу, так вообще вечность пройдет. Мороз крепчал. Кто-то стал отогревать землю кострами и рыть землянки. Другие, в том числе и Кушаковы, решили строить временные жилища, которые и сейчас кое-где стоят как напоминание о трудных временах. Плетневые сараи, овины и крепости и теперь служат людям, выглядывая из-за стоящих вразбежку изб.

— Ты б кваском меня, что ли, угостил. Жара-то вон какая — даже горло пересохло, — въехав во двор и спрыгнув с лошади, попросил казак.

— Марфа, где ты там? — громко позвал жену кузнец. — Дай гостю квасу напиться.

Тут же на крылечке появилась невысокая юркая жена с ковшом в руке.

— Доброго тебе здоровьица, барин, — поклонившись в пояс, произнесла она, чем смутила Федора.

— Да какой я тебе барин! Служивый я, — обиделся он.

Женщина только улыбнулась. Дескать, да вижу я, из каких ты людей.

— Пей, казак, — протянула жена старшине березовый ковш.

Опорожнив его в несколько глотков, Федор вытер рукавом губы.

— Хорош квасок, ядреный. Были б родней — каждый день мог им угощаться, — сказал Опарин.

Марфа улыбнулась, а вот Платон, напротив, нахмурил брови.

— Ладно, пойдем дело делать. Сам говорил, времени у тебя в обрез… — буркнул он.

Платонова кузня стояла в конце большого двора, огороженного крепостью из вертикально поставленных бревен. Он ее срубил еще прошлой весной из лиственных насаждении. В центре просторной кузни, прямо напротив большой двери, стоял горн с широким челом, поддувалом и мехами. Под горном — вытяжной зонт для сбора и отвода дыма из листового железа. Рядом — наковальня, тяжелый молот, клещи и несколько молоточков. Ближе к двери — станок для ковки лошадей. В дальнем правом углу — груда металла. Кольца кольчужные, обломки железных лат, сломанные клинки, развороченные стволы пищалей… У слюдяного окна, под верстаком, все было готово для ковки: долото для выбора пазов разной формы и величины, мотыги, кирки, скобы, штыри, гвозди, подковы… Была и холодная ковка — разная утварь, посуда, металлические оклады для икон. В слободе мастеров, подобных Платону, не было, поэтому он работал и как кузнец, и с иными материалами.

— Давно с молотом-то дружишь? — наблюдая затем, как Платон старательно раздувает мехами огонь в печи, спросил его казак.

— С детства, — сухо произнес кузнец. — Давай, помоги! — попросил он казака, протягивая ему клещи, в которых был зажат извлеченный из горнила кусок раскаленного металла. — Положишь железо на наковальню и будешь держать, пока я буду по нему стучать.

— Кто тебя учил этому ремеслу? — крепко держа в руках клещи, продолжил интересоваться Опарин.

— И дед учил… — умело работая молотком, произнес Платон. — И отец учил… Это у нас семейное. Мы и с выварными горнами работали, и с вагранными, с укладными и клинными тоже. На разделительных приходилось трудиться…

— Это еще что такое? — не зная премудрости кузнечного мастерства, спросил Опарин.

— Как? Брат, дело серьезное. Здесь уже не с простым железом, а с серебром дело имеешь. От руды его очищаешь, понятно?

— Разве что чуть-чуть, — признался казак. — Я слышал, под Нерчинском серебряную руду нашли. Не хочешь поехать?.. Хотя нет, мы тебя не отпустим. Больше-то у нас нет мастеров по броне. Да и пазники с подковами кому-то нужно делать. Ведь без вас, кузнецов, как без рук.

— Вот и я говорю о том же, — согласился Платон, вытирая потные руки о кожаный фартук. — Жаль, нет у меня сыновей для продолжения дела. Не девицам же своим молот в руки давать.

Он вздохнул. Видимо, этот вопрос сильно мучил Платона.

— Ты возьми любого из моих бездельников-подростков и научи их своему ремеслу. Того же, к примеру, Петра, — неожиданно предложил Федор.

— Нет… Твои — казаки, а зачем казаку мужицкое ремесло? — ответил кузнец, качая головой. — Я уже и присмотрел тут одного… Сынок Демьяна Рыбакова, Захарка. Демьян-то давно просил взять его в подмастерья. У самого пять сыновей, поэтому никто и не заметит его отсутствие.

— Как знаешь. Мог бы и моего взять, — повел плечами Опарин.

— Двоих их нельзя держать вместе. Они ж и без того постоянно дерутся… — смахивая рукавом рубахи пот с лица, произнес Платон.

— Чего? — не понял казак.

— Как же — из-за моей Любки. Все никак поделить ее не могут.

Больше они в тот день этого вопроса не касались. Если говорили, то о пустяках. Когда же Платон закончил работу, Федор расплатился с ним серебром и ускакал к себе в поселение.

1

Оставив за себя старшим в крепости Ефима Веригу, Черниговский рано утром увел свой небольшой отряд в двадцать сабель в поход.

— Чего, Тимоха, пойдешь со мной вечером в слободу? — проводив отца, спросил брата Петр.

— Чего я там забыл? — ухмыльнулся Тимофей.

— Как чего? Девиц будем лапать. У моей Любашки сестра есть, Варькой зовут. Уж такая красавица ослепительная! Глянешь — и тут же влюбишься, — уговаривал брата Петр.

— Всех красавиц не перецелуешь, — равнодушно проговорил Тимоха, лениво зевнув.

Петр начал злиться.

— Тебе старший брат чего говорит?.. Вот и не упорствуй! — строго глянул он на Тимоху. — Тут ведь еще вот какое дело… Слободские не слишком нашего брата жалуют. Видел меня с синяками?.. То-то же… Вдвоем мы — сила. Возьмем с собой по крепкой сосновой палке — и пусть только сунутся!

— Ну, если помочь, то я согласен, — сказал брат.

Что и говорить, не в отца пошел Тимофей. Петр все по девицам бегает, а этому что они есть, что их нет. Он больше любит подраться, поиграть ножичком и постоять в воде с удочкой. Когда река мелела, °н мог целыми днями лазить с рыболовными снастями по отмелям, собирая со дна всю мелочь. Когда подрос, стал промышлять рыбу вместе с казаками, запасая ее на зиму. Ставили сети, черные снасти-самоловы с крючками, переметы на живца. Река-то полна рыбой. Так до Семена-дня, пока вода в реке не остынет, и рыба не ляжет зимовать в ямы.

Однако и зимой рыбарям не сиделось дома. Тут были свои премудрости ловли. Тимоха с детства знал, какая снасть для чего годится, будь то лето или зима. Знал, что в зимние холода лучше всего рыба ловится там, где хорошее течение. В спокойной реке оно не так, а вот в больших, глубоких водоемах, прудах и озерах и того хуже. Там подводная жизнь почти останавливалась до прихода весны.