Ярость ацтека - Гэри Дженнингс Страница 26

Однажды мы вернулись с дневных работ и как раз подкреплялись едой и вином из моей корзинки, когда тюремщик вызвал Лизарди, желая поговорить с ним с глазу на глаз. Вскоре Хосе вернулся, причем я сразу приметил его довольную ухмылку, но этот книжный червь тут же опомнился, согнал ее с лица и нахмурился.

– Какие новости? – как ни в чем не бывало поинтересовался я.

– Увы, родные окончательно отказались от меня. Теперь нам не избежать Манилы.

Я потрепал его по плечу:

– Ничего, пока мы вместе, все не так страшно. Я полюбил тебя как родного брата, которого у меня никогда не было. И, пока я жив, не брошу тебя, можешь не сомневаться.

Так я сказал Хосе, а про себя подумал, что все-таки этот чертов книгочей был прожженным лжецом: новости ему явно сообщили хорошие, но он и не подумал ими со мной поделиться. А спрашивается, что ему в его положении могли сообщить хорошего? Неужели отменили ссылку в Манилу?! Интересно, с какой стати: может, этот стервец каким-то манером предал меня, чтобы облегчить собственную участь? Лизарди вообще был для меня загадкой: человек, которому хватило смелости обрушиться с яростными нападками на вице-короля и церковь, но при этом панически боявшийся боли и любого насилия.

Я терпеливо ждал наступления поздней ночи. Когда арестанты наконец угомонились и со всех концов камеры стали доноситься лишь похрапывание да сонное бормотание, я начал действовать. Навалился на Лизарди, заткнул ему рот и так зажал нос, что чертов грамотей весь побагровел и стал задыхаться.

– Только пикни, и я тебя придушу, – пригрозил ему я. – ¿Comprénde? Дошло?

Он судорожно закивал.

– Вот что, amigo, – прошептал я, – своей наглой ложью ты оскорбил меня в лучших чувствах. Сам получил хорошие новости, а мне рассказать не захотел? Придется тебя проучить.

С этими словами я вытащил из кувшинчика с повидлом насекомое и запустил ему в ухо. Лизарди стал ерзать и извиваться: я выждал некоторое время, а потом хлопнул его по уху с другой стороны, и незваный гость выскочил наружу.

– Смекнул, что это было такое, а? – поинтересовался я и пояснил: – Твой брат, червь, только не книжный, а такой, который может пробраться через ухо в твой мозг и прогрызть в нем ход, как в яблоке. У меня таких целая банка. А ну выкладывай, что узнал, а не то насыплю тебе этой дряни полные уши, и будет твоя башка словно червивый плод!

Несмотря на царившую в камере темноту, я увидел, как блеснули белки его закатившихся от страха глаз: ну и умора! Ослабив хватку, чтобы Лизарди мог говорить, я засыпал его вопросами:

– Ну, какими новостями тебя порадовали? Манила отменяется? Отец согласился тебе помочь?

– Sí, дело в том, что...

– Тсс, не так громко. Что затеяли твои родные?

– Мое место займет другой человек.

– Кто?

– Ну... это не имеет значения. Один из этих отвратительных подонков, которых тут полным-полно, станет на день Хосе де Лизарди. Ему хорошо заплатят, а я назовусь его именем.

Я кивнул:

– Ясно, вы поменяетесь местами. Его поместят в фургон, следующий в Акапулько, откуда и отправляется галеон в Манилу, а ты вместо него пойдешь мостить улицу. В конце дня тебя выпустят как обычного пьянчужку, который отработал положенные ему три дня. Так или нет?

– Sí.

Я отпустил Лизарди.

– Ты отвратительное животное, – простонал он, ковыряясь в ухе. – Опасный буян. Теперь я не сомневаюсь, что ты и вправду убил того доверчивого старичка, который считал себя твоим родным дядей.

– Уж во всяком случае, сеньор книгочей, тебя я точно убью, если ты снова предашь меня.

– Когда это я тебя предал?

– Ты надумал спасти свою шкуру в одиночку. А разве я не защищал тебя? Разве не кормил, не считал тебя родным братом?

– Я тебе не брат. Я креол, а ты пеон.

– Еще раз повторишь эту гнусную клевету – и мигом станешь мертвым креолом. Вот заодно и посмотрим, какого цвета твоя кровь, когда она хлынет у тебя из горла.

– Ничего у тебя не выйдет, я сейчас позову тюремщика.

– И это все, что ты успеешь сделать. Это будет твой последний крик, потому что я вырву тебе язык. – Я наклонился поближе и добавил: – И выдавлю пальцами тебе глаза.

– Животное, – пролепетал он.

– Ладно, оставим угрозы. Скажи лучше: а ты подумал о том, что будешь делать на улице? Сбежать за взятку из тюрьмы – это ведь еще полдела, а вот куда ты пойдешь, когда обретешь свободу? Это тебе не чернилами по бумаге царапать; скорее всего, такой глупец, как ты, вообще не сумеет выбраться из города.

– Ничего, как-нибудь сумею, – огрызнулся Лизарди.

Особой уверенности, однако, в его голосе не прозвучало, и я принялся стращать его дальше.

– Тебя освободят поздно вечером. Ты что же, думаешь, будто сможешь остановиться на ночь в гостинице и покинуть город на следующий день? Как бы не так, ты здесь чужак, полиция тебя сразу приметит. Убираться отсюда надо сразу же, а без лошади об этом и думать нечего. Хотя, впрочем, тебе и на лошади не суметь, потому, как ты города не знаешь. А я здесь вырос и знаю, где раздобыть лошадок: они у меня, можно сказать, наготове дожидаются.

Хосе долго молчал, а потом тяжело вздохнул:

– Ладно. Чего ты хочешь?

– Чтобы ты устроил побег нам обоим. За это я обеспечу тебя лошадью и покажу дорогу на Мехико.

– А если я откажусь?

– Ну, тогда я убью тебя. – Я сказал это с такой холодной уверенностью, что и сам удивился. Ну а Лизарди, тот просто пришел в ужас, ибо смекнул, что я не остановлюсь ни перед чем и выполню свою угрозу.

В тени виселицы человеческая жизнь кажется не такой уж священной.

* * *

– Хосе де Лизарди! Хуан де Завала!

Передо мной стояли двое léperos, и я поочередно ткнул каждого из них в спину, прошептав:

– Эй, вас зовут!

Мы остановили свой выбор на этих пьянчужках, которых альгвазилы вытащили из сточной канавы три дня тому назад, потому что как раз сегодня их должны были освободить. К тому же оба давно пропили свои мозги, так что и в трезвом виде мало что соображали.

Заключить сделку не составило труда: мы вручили им всего несколько песо, посулив в будущем свозить их на свой счет в Мехико и угостить во всех столичных пулькериях. На таких выгодных условиях пьяницы с готовностью согласились занять наши места. И то сказать, перспектива побывать в столице казалась воистину сказочной этой парочке забулдыг, которые сроду не видели ничего, кроме дешевых трактиров и сточных канав Гуанахуато.

Меня несколько позабавила мысль о том, что я уже во второй раз становлюсь подменышем, и я ухмыльнулся Лизарди, когда обоих пьяниц заковали в кандалы, чтобы отправить в Мехико, а оттуда в Акапулько, на галеон, следовавший в Манилу.