Тобол. Мало избранных - Алексей Иванов Страница 26

К худуку отряд вышел уже в темноте. Джунгары развязали Леонтия и Макара, дали им воды в кожаном мешке и бросили по холодной лепёшке. Спать предстояло просто в траве, без кошмы, а в ночи похолодало.

— Давай спиной к спине ляжем, — предложил Макар.

— То губишь, то выручаешь? — усмехнулся Леонтий.

— На бугре про тебя врасплох решено было. Крови твоей не хотели.

— Всё одно не прощу, — спокойно сказал Леонтий.

— Да я и не просил, — равнодушно ответил Макар.

А утром Леонтий обнаружил, что они с Макаром — не единственные пленники. Вместе с коровами джунгары вели ешё трёх русских мужиков. Ясырей, всех пятерых, друг за другом привязали за шеи к длинной жерди, скрутив руки за спинами. Невольники должны были идти вместе с коровами. И коров, и людей охраняли два конных погонщика. Стадо двигалось неспешно, и Леонтий мог поговорить с мужиком, который шагал впереди.

— Эй, вас где взяли? — негромко спросил Леонтий.

— На заимке, — нехотя ответил мужик.

— А скот ваш?

— Наш.

— Вы чьи?

— Божьи.

Погонщик услышал разговор и издалека стегнул ясырей пастушьим бичом. Больше мужик ничего не сказал Леонтию.

А на полуденном привале Леонтий понял, что причина молчания — не угрозы погонщика. Привал джунгары устроили в степном логу — в ложе пересохшей речки под невысоким красноглиняным обрывчиком. Снятые с жерди ясыри сидели в узкой полосе тени, привалившись спинами к откосу.

— Давно попались? — спросил Леонтий соседа — кудлатого парня.

— Не говори с ним, — вдруг сказал парню один из мужиков. — Я его знаю. Он сыщик тобольский.

— Я? — изумился Леонтий и наклонился, чтобы рассмотреть мужика.

Леонтий узнал его не сразу, но узнал. Это был Мисаил — один из тех раскольников, которых вывел из неволи одноглазый чёрт Авдоний. Мисаил не раз видел Леонтия на стройке рядом с Семёном Ульянычем и Гагариным.

— Вот так встреча! — искренне обрадовался Леонтий. — Значит, нашли вы себе укромное место? Все ли целы?

Он вспомнил, что с Авдонием сбежала и Епифания, неизбывная мука Семёна, младшего брата. Эх, дать бы знать Семёну, что его баба жива!..

— Молчи, Малахия! — прикрикнул Мисаил на парня. — Они оба в степи по наши души рыщут, слуги антихристовы!

— Да не сыщики мы, — подал голос и Макарка.

— Поклянитесь и знамением осенитесь, — потребовал Мисаил.

Леонтий и Макар послушно перекрестились.

— Узрели? — с торжеством спросил Мисаил у раскольников. — Лжут и кукишем закрещивают! Их всех геенна ждёт!

— Сначала Хива, — с досадой буркнул Макар.

— Не искушай! — убеждённо прошептал Мисаил. — Нас господь из пущих теснот и злополучий вызволял, и поднесь вызволит. А вас я ночью придушу!

— Экий ты непримиримый! — разозлился Макар. — Тогда от воды откажись, чтобы с нами из одной баклаги не пить!

— А я и не пил, уста не поганил!

К вечеру стадо и ясыри добрели до Таш-тирмы, полуразрушенной ханаки Чимбая, сына Джучи. Джунгары сразу загнали пленников в ханаку и посадили двух караульных — у входа и в проломе.

В ханаке было гулко и пыльно. Пол загромождали обвалившиеся куски кладки. Всюду валялись кучи сухого навоза — в прохладе гробницы порой прятались от солнца овцы и коровы скотогонов, джунгар или русских. В сумраке сквозь дыру купола красный закат озарял пустую стрельчатую нишу, в стену которой была вмурована белая плита с какими-то письменами. Пленникам снова бросили по лепёшке и кожаную бутыль-бортогу. Макар и Леонтий уступили бутыль раскольникам: пусть пьют первыми.

— Слышь, Мисаил, — придвинувшись поближе, зашептал Малахия, — нас ведь с порога райских врат калмыки украли… Я с женой уже пост держал, чтобы мученический венец в чистоте надеть… А как же теперь? Что делать-то, ежели отец Авдоний Чилигино в купель без нас окунёт и нас осиротит?

Леонтия пробрал озноб, когда он осознал, о чём говорит раскольник. Этот парень, Малахия, вместе с женой — да, видно, и вместе со всей деревней, — готовился к гари: огненному вознесению. Вот, значит, что хотел совершить Авдоний, — народ хотел пожечь! А Малахия боялся, что все сгорят, все на небо улетят, а он один на земле останется, будто проклятый.

— Молчи! — зашипел Мисаил. — Терпи — и обретёшь!

Он метнул взгляд на Леонтия — слышит ли? Леонтий быстро отвернулся, но было поздно: Мисаил понял, что тоболяк поймал это слово — Чилигино. Леонтию стало тесно, душно. Ох, не к добру он узнал тайну раскольщиков.

А джунгары у худука устроили себе пир. Где-то в пути они наткнулись на берёзовый колок и нарубили дров. Значит, можно было вместо вяленого мяса сделать бо-одог. Джунгары зарезали телёнка, отделили голову и ноги, достали потроха и обожгли тушу над огнём; потом насечённые потроха сварили в казане с черемшой, влили варево в тушу, зашили шкуру на брюхе и принялись томить тушу над углями, поворачивая на жердине. Это хлопотное занятие увлекло всех, даже толстого зайсанга Онхудая. Джунгары сидели у костра на корточках, шумно нюхали и смеялись. Отсветы костра играли на стенах ханаки, поросших травой, и на треугольных гранях шатра.

Леонтий никак не мог уснуть. Он старался не терять из виду Мисаила: опасался, что раскольник задушит его спящего или раскроит ему голову камнем. Снаружи доносились довольные голоса степняков, потом их унылые песни, а потом всё затихло. В степи, успокоившись, затрещали сверчки.

Внезапно Леонтий уловил слабый шорох и сразу вскинулся, выискивая взглядом Мисаила. Но злой раскольник был ни при чём. Яркая степная луна призрачно озаряла всё ту же стрельчатую нишу, а в косом потоке лунного света, как видение, парил человек. Вернее, он висел на верёвке, которая была сброшена вниз из прорехи в своде. Казалось, что Леонтий смотрит со дна реки на изнанку льда, а человек бесшумно опускается из проруби. Он мягко упал на пол сразу на ноги и на руки и, увидев Леонтия, прошептал:

— Тихо, Левонтий!

Леонтий в изумлении узнал Савелия Голяту.

А из-под свода вслед за Савелием спускались другие люди.

Савелий, пригибаясь, ловко пробрался к Леонтию.

— Макар, Евдоким, Афоня тут? — спросил он.

— Только мы с Макаром живы, — ответил Леонтий. — А кто с тобой?

— Раскольщики с Чилигино. Я их у Батырдайского яра встретил, они к степнякам ехали своих выручать.

Разбуженные ясыри просыпались, и им сразу закрывали рты пятернями. Нельзя было, чтобы в ханаку на шум заглянули сторожа — поднимут тревогу. Среди раскольников Леонтий увидел одноглазого Авдония и отодвинулся в тень. Авдоний обнимал и целовал Мисаила.

— Слава тебе господи, отче! — плакал Мисаил.

— Вы как подобрались-то? — подползая, спросил у Савелия Макар.