Амеде Ашар. Сочинения в 3 томах. Том 3. Плащ и шпага. Золотое руно - Амедей Ашар Страница 27

— Что это вы тут делаете? — изумился он.

— Я освобождаю этих басурман от улик их преступного поведения — ворованных денег. А заодно будет довольна моя будущая жена: ведь у неё будет свой домик.

Он вздохнул при мысли о жене, которая была ему пока неведома, и продолжил свое дело.

Пока Юге раздумывал над ответом (попробуйте-ка ответить на такой вопрос сразу и убедительно!), подъехал Сент-Эллис. Он вертел в руках блестевшую на солнце цепь из драгоценных камней, снятую с тюрбана заколотого им паши!

— Эти бриллианты ничего тебе не напоминают? — спросил маркиз у Юге. — Мне же напоминают глаза одной принцессы и наводят отчаянную меланхолию.

Слова Сент-Эллиса отвлекли Юге от Коклико. Друзья занялись обсуждением предстоящих дел. Между тем подкрался вечер. Коршуны начали садиться на темневшую долину, полную трупов. Тени деревьев удлинились настолько, что в одной из них укрылся человек, беспрестанно всматривавшийся вдаль. Невдалеке слышалось ржание привязанной к стене лошади.

— Тебе тоже надоело ждать, — произнес Карпилло (конечно, это был он, кто же еще?). — Но подожди, он же обещал прийти. И если его не убили, он придет.

Вскоре на вершине бугра показались смутные очертания всадника. Карпилло встал и крикнул по-особенному — долго и пронзительно. Всадник быстро подскакал к нему.

— Какие вести, капитан? — встретил его Карпилло.

— Скверные. Турки разбиты. Гуссейн убит, Кьюперли бежал.

— Черт с ними! вскричал Карпилло.

— Где Монтестрюк?

Брикетайль поднял кулак к небу.

— Гром и молния! Он беспрерывно ускользает от меня. А когда я подбирался к нему, на него налетали эти дураки-турки и заслоняли его. Он-то их, правда, убивал, но мне от этого не легче! Я никак не мог до него добраться. Пришлось даже рубиться с христианами, встревавшими между нами. Смотри, все мои руки в крови.

Карпилло пренебрежительно усмехнулся.

— Но без единой капли его крови. Какой же толк во всем этом? И что ты собираешься делать?

— А как ты думаешь?

— Надо ехать в Париж. Ты же знаешь, что Шиврю повез туда графиню Монлюсон. Стало быть, Монтестрюк ненадолго задержится в Венгрии, сам понимаешь.

— Да притом мне здесь и не везло, — подхватил Брикетайль. — Он был у меня в лапах, как грешник в когтях у дьявола, а я не сумел его удержать. Видно, не здесь ему умереть…

— Раз так — в путь. В Париже без дела скучать не будем. Там к нам присоединятся Шиврю и Суассон.

— Едем!

Через пару минут фигуры обоих всадников уже темнели на дороге.

На другой день, когда солдаты обеих армий занялись обычным в той ситуации делом — мародерством на бывшем поле брани — Колиньи созвал совещание своих военачальников.

— Господа, — сказал он, — мы обязаны представить королю видимый знак торжества нашего оружия — отнятые у турок знамена. Такое поручение обычно дают генералу. Я же предлагаю дать его капитану.

И Колиньи сообщил о героическом поведении Монтестрюка в прошедшем сражении.

— Считаете ли вы его достойным такого важного поручения? — спросил он под конец своего сообщения.

Отовсюду послышались возгласы одобрения.

— Прекрасно, господа, — подытожил Колиньи, — капитан Монтестрюк поедет доложить королю об успехах его венгерской армии.

Колиньи сообщил Монтестрюку о своем решении, не забыв упомянуть и имя мадемуазель Монлюсон. Югэ, естественно, не отпирался, что встреча с ней пересиливает в нем другие желания.

— Сейчас у меня ничего не осталось, кроме честолюбия, — заметил на это Колиньи, — но я бы охотно променял его на страсти в своей молодости. Но каждому возрасту — свое!

Тем временем Орфиза, Леонора и Шиврю приближались к Парижу. Шиврю пустил в ход всю свою ловкость и галантность в обхождении с дамами, что сильно смутило Монлюсон.

— Это его поведение меня очень смущает, — сказала она Леоноре.

— Уж не коснулась ли его благодать? — спросила принцесса.

Орфиза с сомнением покачала головой. Чтобы проверить графа, она принялась расхваливать при нем Монтестрюка. Сезар отвечал ей тем же. Она говорила: «Он храбрый», на что тот отвечал:

— Храбрый? Да все храбры, пока у них шпага в руке. Нет, он герой!

Если она хвалила его веселый нрав и ум, он тут же отвечал:

— Да если бы граф де Шарполь не был дворянином, он бы стал поэтом. И в ход шли исторические имена, включая такие, как например Алкивиад, герой Афин.

— Я просто боюсь его теперь, — жаловалась Орфиза Леоноре.

— Но он же мужчина, влюбленный в вас, — отвечала принцесса. — Знаете, я сама наблюдала, как влюбленный заика переставал заикаться, рассыпаясь в комплиментах перед предметом своей страсти.

Орфиза слабо улыбнулась.

— В данном случае я предпочла бы обратное действие. Мне трудно поверить в искренность графа.

Однако упорство графа в своей предупредительности и корректности, наконец, сделало свое дело. Еще до приезда в Париж Орфиза призналась как-то подруге:

— Это второй Югэ. Воин стал пастушонком. Я чувствую себя почти виноватой в прежней резкости по отношению к нему.

— Немало мужчин делались благороднее от любви, — заметила на это принцесса, — впрочем, это видно не только у людей. Замечали ли вы, сколько благородства выражает поза петуха, когда он сзывает своих кур к найденному зернышку?

— У вас что-то уж очень прозаическое сравнение. — На сей раз улыбка Орфизы была видна явственнее, нежели в предыдущей беседе с принцессой.

— Знаете, мы, итальянцы, — любители крайностей, — ответила Мамьяни. — Мы создали оперу и неаполитанское пение — более божественного звучания вы нигде в мире не встретите, — но мы никогда не отказывались от природы.

Теперь уже Орфиза улыбнулась радостно и со смехом.

В этом настроении она и въехала в свой дом на Розовой улице, куда Шиврю получил право свободного доступа.

Как только он освободился от своих обязанностей по сопровождению Монлюсон и Мамьяни, он бросился в дом к графине Суассон. Они немедленно уединились в отдельной комнате.

— Нам не удалось достичь наших целей открытой силой, — произнесла Суассон, — поэтому будем действовать хитростью. Я подготовила почву. Король примет вас благосклонно. Намекните про вашу жертву — оставление армии накануне сражения, чтобы выполнить его волю. Я же ставлю от себя вам одно условие за свою помощь.

— Какое же?

— Служить мне.

— Каким образом я выполню эту приятную обязанность?

— Вы должны помогать мне во всем, что я буду делать, чтобы прогнать фаворитку короля.