Святой и грешница - Ульрике Швайкерт Страница 28

Он недоверчиво покачал головой и, став на колени между ее ног, принялся за дело, бурно и немного грубо, но Элизабет другого и не ожидала.

Когда гости разошлись и девушки уже лежали под своими одеялами, погружаясь в сон, видение вернулось. Сначала Элизабет подумала, что это сон про темный коридор, полоску света из-под запертой двери и шепчущиеся голоса, потому что она бежала по каменному коридору. Однако платье не било ее по щиколоткам — на Элизабет были узкие штаны и сапоги, а голоса, которые она слышала, были не тихими и уж точно не шепчущимися.

Мужчины громко кричали друг на друга, женщины причитали, а дети плакали. Наконец она вышла на яркий солнечный свет. Пахло весной, на деревьях распускалась зелень, но настроение было нерадостным. Элизабет поспешила вверх по винтовой лестнице. Вокруг нее становилось все темнее, но затем ей в лицо ударил солнечный свет и она зажмурилась.

— В чем дело? — закричала она, но никто не ответил. Она заметила оруженосца, который показался ей знакомым, и схватила его за рукав. — Что здесь происходит?

— Жижке уже недостаточно захватить валы и рвы города. Посмотри с башни! Они нас окружили и хотят взять измором!

Элизабет почувствовала, что побледнела. Он вынудил ее спрятаться в крепости, оказавшейся теперь ловушкой? Как долго они смогут выдержать внутри без воды и пищи? В крепости было много людей: все немецкие семьи Праги, вовремя скрывшиеся от гнева натравленной толпы, гарнизон Ченека и солдаты императора. Их было много… Слишком много!

Оставалось только ждать. Командир не решался на вылазку, боясь дать гуситам возможность взять ворота. Пришлось установить ежедневные порции еды и воды. Элизабет беспокойно бродила по крепостной стене над городом, очутившимся в руках повстанцев-радикалов. Она быстро шагала вдоль старого рва, направляясь к Градшину, восточной части города, где располагалась одна из старейших крепостей. Где же он? Когда заберет ее? Он должен быть где-то снаружи, вместе с ее отцом!

Утром Элизабет проснулась в замешательстве.

«Я всматривалась не туда», — подумала она. Спасение пришло с запада. Император все же собрал войско, чтобы прорвать осадное кольцо. Что это были за сны? Такие яркие и подробные, что она могла слышать, ощущать запах и вкус. Могли ли это быть воспоминания? Но как это она попала в Прагу? Кто этот молодой рыцарь, чей голос она слышала снова и снова? И кем был ее отец, у которого она вымаливала спасение со стен Пражской крепости? Элизабет внимательно вслушивалась в наступающее утро, но оно не принесло ей ответа.

Спустя две недели военный поход против гуситов был окончен — по крайней мере, временно. Мужчины отправились обратно во Франконию, прихватив истории о приключениях и список убитых. К счастью, этот список был на удивление коротким, и по городу поползли слухи о бесславном походе против гуситов.

— Говорят, они даже до Праги не дошли! — сообщил палач, уютно устроившийся за столом у Эльзы.

— Его жена выставила его, чтобы устроить уборку. Я слышала, что на крестины собирается вся родня, — прошептала Жанель Элизабет, стараясь не засмеяться. Обе девушки расположились на скамье напротив, чтобы слышать, о чем он говорит.

Однорукий солдат Штефан Шписгеммер снова пожаловал в бордель.

— Никогда не думал, что новый поход может закончиться еще более бесславно, чем наш, — признался он, хотя, выпив, обычно любил хвастаться совершенными героическими поступками. — Они даже издали не увидели стены Праги, и за это войско крестоносцев поплатилось ста тысячами голов! — констатировал солдат.

— Да, возможно, это и было основной проблемой, — размышлял палач. — Я, конечно, ничего не понимаю в командовании войском, но слышал, что Фридрих Бранденбургский предупреждал об опасности и честно пытался не дробить силы и не тратить их впустую.

Двое вошедших мужчин, горячо поприветствовав однорукого солдата, подсели к нему. Казалось, их не смущает тот факт, что рядом за столом сидит палач.

— Вы говорите о нашем грандиозном походе в Богемию? — засмеялся гость, назвавшийся Гильгом Эгерером. Это был высокий неуклюжий мужчина с коротко подстриженными волосами и неаккуратной бородой. У него на боку висел меч, а поверх камзола он носил продырявленную кольчугу, повидавшую, несомненно, немало военных походов.

— Тогда мы пришли как раз вовремя, чтобы немного поведать из первых уст. Как считаешь, Гильг, за кувшин вина мы расскажем, что с нами произошло в Богемии? — спросил второй гость, мужчина пониже ростом, с темными волосами, одетый так же. Он воодушевленно улыбнулся присутствующим.

Девушки принесли табуреты и умоляюще посмотрели на мадам, скорчившую кислую мину. Дарение относилось к тем поступкам, которые она больше всего ненавидела. Однако ей тоже хотелось услышать историю от ее непосредственных участников.

— Эльза, ты точно не попадешь на небеса, потому что даже Иисусу у своей двери откажешь в куске хлеба, — сказал палач не то рассерженно, не то шутя.

— Во-первых, это самые обычные солдаты, а во-вторых, они потребовали мое вино!

— Тогда кувшин вина за мой счет, — засмеялся мейстер Тюрнер. — Я как раз говорил, что Фридриху Бранденбургскому не удалось предотвратить раздробления сил.

Черты лица мадам смягчились, она собственноручно принесла кувшин и наполнила мужчинам кубки. Взгляды присутствующих были прикованы к рассказчикам.

— Это правда, мейстер Тюрнер, — взял слово Йорг. — Фридрих Бранденбургский хотел сконцентрироваться на наступлении на Прагу, и я тоже считаю, что это было правильно. Я простой солдат и не знаю, что происходит в головах высокопоставленных господ, но они не стали назначать одного полководца. Четырьмя отрядами из Нюрнберга, Саксонии, Силезии и Австрии должен был командовать один человек, распределяя между ними задачи, но этого не произошло. Поговаривали о духовном и мирском командире, которого необходимо найти, однако никого так и не назначили. — Солдат вздохнул. — Я не знаю, как предводители представляли себе поход, если даже нам не говорили, куда мы направляемся и что должны атаковать!

— Значит, вы не участвовали в боях? — удивленно спросила Элизабет.

— Что же вы делали столько времени с весны? — поинтересовалась Грет. — Развлекались в лагере? Занимались развратом, играли в кости и напивались до бесчувствия?

Гильг поднял руку в знак протеста.

— О нет, это должна была быть священная война, и нам приказали вести себя соответствующим образом. В обозе отсутствовали женщины, игры и ругательства были запрещены под страхом позорного столба и порки. Один раз в неделю мы исповедовались и посещали мессу!

Девушки переглянулись и прыснули со смеху.

— Что здесь смешного? — возмутился Йорг.

Палач тоже ухмыльнулся:

— Веселенький поход!

— Не очень, — пробурчал Гильг. — Даже с вином они поскупились.

Штефан ударил себя по ноге оставшейся рукой и от души рассмеялся.