Золото Монтесумы - Икста Майя Мюррей Страница 28

— Блазеж! Доменико! Помогите же мне! За что я вам плачу?!

Еще не договорив эту фразу, Марко повернул голову в сторону скелета в золотой маске, и его рука с пистолетом начала сильно дрожать, а глаза прямо выпучились от ужаса.

Позади нас с Эриком послышалось громкое гортанное клокотание, мы разом обернулись.

Доменико истерично вскрикнул.

Блазеж стоял рядом с гробом, уставясь куда-то вдаль невидящим взглядом. Он обливался потом и прерывисто дышал. Слезы струились у него из глаз, рот болезненно скривился, щеки запали. Порезанные пальцы, сжимавшие изумруд, почернели, а с губ стекала алая струя крови, скатываясь с подбородка на грудь. Все тело его содрогалось в жуткой пляске смерти, потом ноги под ним подогнулись. Он упал на бок, но из горла продолжали вырываться надсадные звуки.

Затем он судорожно вздохнул, из уголка рта его вылилась еще одна струя крови, и он затих.

— Блазеж!

Выронив фонарь, Доменико бросился к умершему. Лицо Блазежа съежилось и будто усохло, пальцы скрючились и почернели. Доменико склонился над своим другом и глухо зарыдал. Хотя я считала его самым слабоумным из шайки, у него хватило сообразительности не касаться обезображенного тела Блазежа. Горестно стеная, он раскачивался из стороны в сторону и бросал на Эрика взгляды, полные ненависти. Он больше не хотел оставаться в этом склепе, оказавшемся коварной западней.

— Марко!

Марко, не ответив, поднял голову, нервно кусая палец. Он выглядел совершенно разбитым.

— Марко! — выкрикнул Доменико. — Пора уходить.

Я как слепая подошла к Эрику. У Марко половина лица была темно-красной, придавая ему странное сходство с Арлекином.

— Зачем вы сделали это с нами? — спросила я.

— Я хочу… Я хочу…

— Что?

— Вернуть… мою… семью!

— Этого я не могу для вас сделать.

— Бежим! — закричал Доменико.

Он подхватил свой рюкзак и бросился вон из крипты.

Стало тихо, а мы, трое оставшихся, словно оцепенели, глядя друг на друга.

— Что мне теперь делать? — еле слышно пробормотал Марко, продолжая держать пистолет в безвольно опущенной руке.

— Помириться со мной, — сказала я, к своему огромному удивлению.

Он остановил на мне взгляд налитых кровью глаз.

— Мир.

— Хорошо. Я серьезно, Марко. Помиритесь со мной. Помните, сегодня вечером во дворце вы сказали, что дадите мне шанс? Так дайте же его. И забудем эту историю.

Губы его дрожали, так что я не поняла, смеялся он или плакал.

— Забыть моего отца? А вы знаете, что я увидел в его гробу? Безобразное тело, кое-как зашитое патологоанатомом. Это был не он! Как я могу выгнать такое из головы? Вот так, да? — Он стал бить себя по лбу кулаком, потом ударил себе в висок пистолетом. — Так, да? Как я могу, как я могу?!

— Что вам точно нужно делать — так это поскорее убраться отсюда! — строго заметил Эрик. Он стоял на четвереньках, глаза его были налиты кровью.

Марко тронул разбитую щеку, тупо уставился на пистолет. Потом взглянул на труп Блазежа, дернул головой и зажмурил глаза.

— Да, верно, — после долгой паузы сказал он, вставая. — Так будет лучше. — У него даже зубы были испачканы кровью. — Сегодня ваш день. Мне порядком досталось, а вам повезло, повезло…

И затем Марко просто бросил нас одних. Обхватив себя руками, словно испытывая озноб, он вышел нетвердой походкой и исчез в темноте. Было слышно, как вскоре он побежал по переходам склепа, окликая своего сообщника. Они выбрались из крипты, разбив где-то окно.

В часовне не осталось никого, кроме нас.

Свет фонарей метнулся по стенам, затем упал на пол, и мы, прильнув друг к другу в отчаянном поцелуе, оказались в центре сияющего круга.

— Ну, все, все! — забормотал Эрик, прервав поцелуй и крепко прижимая меня к себе. Было видно, что он еще никак не может успокоиться. — Ты не пострадала?

— Нет, нет.

— А я?

— Кажется, тоже.

— О Господи! Я готов был убить этого гада!

— Я знаю. Ты выглядел… на мгновение…

Он потрясал руками в воздухе, крича:

— О Боже! Да! Я сошел с ума. Ах! О Господи!

— Ты казался диким зверем.

Эрик провел руками по лицу и огляделся. Теперь он уже больше походил на самого себя.

— Мне нужно выпить, лучше всего кампари. Необходимо принять транквилизатор, иначе я сойду с ума. — Он коснулся своих висков. — Несчастные сторожа погибли!

— Да.

— Это я его убил. — Он повернулся и с ужасом уставился на тело Блазежа. — Я убил этого парня. Подвел его к гибели. Я знал об этом, об этом зеленом камне, изумруде. Я читал про грабителей этой усыпальницы. Они касались драгоценного камня и умирали. Я на это рассчитывал… и все так и вышло. Он его взял и — умер!

— И слава Богу!

Эрик закрыл лицо руками.

— Я думал, еще секунда, и мы погибли! О, спасибо тебе, Принстон! Спасибо и тебе, семинар по Медичи в нашем университете! — Он взглянул в направлении, в котором исчезли Марко и Доменико. — Не трогай мою женщину, мерзавец. Ибо я страшен во гневе. Я… — Он вдруг начал смеяться сквозь еще не просохшие слезы. — О Господи!

— Эрик, Марко убежал с письмом, — наконец удалось мне вставить слово.

— Ясно, но я не собираюсь догонять его и умолять вернуть нам письмо. Потому что я мерзок сам себе из-за того, что избил одного и убил другого человека!

— И еще… Кроме изумруда, в этом гробу есть еще кое-что.

Он помолчал, потом взглянул на меня из-под слипшихся от слез ресниц:

— Ты думаешь, я не видел?

— Я просто так говорю.

Мы замолчали. Глаза наши встретились. И хотя мы оба были покрыты кровью и находились в ужасном состоянии, к тому же рядом с наводящим дрожь трупом рыжего Блазежа, мы подумали об одном и том же.

— Оно в другой руке скелета, — прошептала я.

Мы отошли друг от друга. Казалось, в помещении стало еще холоднее. Разбитые мозаики с грифонами и львами тускло поблескивали в полумраке крипты. Мы медленно повернули головы и посмотрели на черный каменный гроб и на неподвижную фигуру, лежащую рядом с ним.

Гроб все еще хранил секрет первого ключа.

Я и Эрик двинулись к гробу, путь к которому преграждало тело Блазежа. Луч фонаря упал на его кожаные ботинки, на одном болтался развязавшийся шнурок. И вдруг из-за этой пустячной детали мертвый бандит показался мне маленьким несчастным ребенком. Голова его скатилась на белый воротник, лицо с искаженным в гримасе ртом и запавшими открытыми глазами сохраняло выражение безмерного ужаса. Пальцы, стискивающие изумруд, скорчились и почернели, будто обугленные.