Корсар пустыни - Карл Фалькенгорст Страница 3

Белая Борода с чувством посмотрел на старую негритянку.

— А что думают твои товарищи? — спросил он.

— Я говорила за всех нас! — ответила Тумба с сияющим лицом, так как была уверена, что Белая Борода начинает сдаваться.

Действительно, в нем происходила внутренняя борьба. Его караван состоял из негров с западного берега; это были люди, на которых нельзя было положиться и которые оставляли желать лучшего. Племя балубов было гораздо дельнее и могло бы образовать лучшее ядро его приближенных.

Счастье, таким образом, само шло ему в руки. Неужели он оттолкнет его?

И как раз теперь, когда он был совсем в чужой для него стране и каждую минуту мог ожидать неприятных столкновений со стороны местного населения, не отличавшегося миролюбивым характером! Было бы безумием оттолкнуть от себя истинных друзей как раз тогда, когда ему предстояло встретиться с врагами. Притом ведь они сами попросили у него, как особой милости, чтобы он оставил их и позволил им служить ему.

— Тумба, — проговорил он спустя некоторое время, — вы можете идти со мной дальше, но можете и вернуться назад, как только увидите, что были обмануты!

Негритянка радостно вскочила и бросилась навстречу каравану, который показался в это время у подножия холма: она хотела скорее сообщить своим сородичам радостную весть.

Скоро чернокожие густым кольцом окружили старую негритянку; раздались громкие крики радости, а затем один молодой негр отделился от толпы и побежал к Белой Бороде.

— Господин, — вскричал он с глазами, сияющими радостью, — правда ли, что балубы идут с вами?

— Да, Том, — ответил Белая Борода, — они сами этого хотели, и я позволил им.

— Это хорошо, господин, очень хорошо! — вскричал Том и убежал, чтобы присоединиться к балубам, которые все еще не могли успокоиться и оживленно беседовали друг с другом.

Белая Борода посмотрел вслед убежавшему негру, улыбнулся и покачал головой.

— Моего Тома точно подменили, — пробормотал он. — Сначала он ходил такой печальный и все стремился из этой глуши назад, в Занзибар, а теперь… Да, да, — продолжал он улыбаясь, — с тех пор, как с нами идет Галула, настроение юноши совсем изменилось. И то сказать, ему уже двадцать четыре года, а ей семнадцать: парочка как раз подходящая даже для Европы.

Через два часа наступила уже ночь, но караван расположился на ночлег еще до заката солнца. Палаток в нем не было видно: негры устроили хижины из ветвей, для чего воткнуты были в землю длинные колья, образовав форму сахарной головы, и покрыты ветвями, пальмовыми листьями и травой. В таких зеленых хижинах славно живется, потому что днем в них прохладно, а ночью они хорошо держат тепло. Таким образом, они удобнее для жаркого климата, чем палатки из полотна, которые не представляют достаточной защиты при разных переменах погоды.

Перед хижинами разведены были костры, около которых двигались темные фигуры, приготовляя ужин; главную роль в нем играл маниок, приготовленный из питательных кореньев, которые можно достать повсюду в саваннах. Мяса за ужином не было, так как в степях не на кого было охотиться. Но негры позаботились о том, чтобы вознаградить себя за недостаток дичи: один поймал ящерицу, другой набрал гусениц, перед третьим лежала целая коллекция пауков — все это было не только съедобно, но и очень вкусно, по понятиям чернокожих, и только Белая Борода и несколько цивилизованный Том не захотели отведать этих лакомств, которыми остальные наслаждались совершенно искренно.

Тома не было около костров. Он стоял в тени одной из хижин вместе со старой Тумбой и, казалось, горячо торговался с нею, часто показывая на молодую Галулу, которая усиленно стряпала что-то около огня, и, по-видимому, совершенно углубилась в свое занятие, не обращая ни на кого внимания; но внимательный наблюдатель заметил бы, что время от времени, она украдкой посматривала на мать, видимо сильно интересуясь разговором ее с негром. Цвет кожи ее был гораздо светлее, чем у Тумбы, а правильный нос с горбинкой, что встречается среди негров очень редко, придавал лицу молодой девушки совсем не негритянское, своеобразное выражение. Белая Борода называл ее про себя черной грацией за ту естественную грациозность, которой отличалось каждое движение молодой девушки.

Эта черная грация и представляла теперь предмет торга между Томом и Тумбой, и оба были так поглощены этим животрепещущим и важным вопросом, что не заметили, как Белая Борода подошел к ним настолько близко, что мог слышать каждое слово.

— Нет, — говорила старая негритянка, — за жену у балубов платят оружием, а так как мне оружие не нужно, то ты должен дать мне пять аршин материи и пестрый платок. Таков обычай у балубов, и я не отступлю от него.

— У меня только четыре аршина, Тумба! — отвечал с отчаянием Том, имевший самый жалкий вид.

— Тогда приходи в другой раз, когда заработаешь пятый аршин! — безжалостно возразила негритянка, твердо стоявшая на своем материнском праве.

— Но, Тумба, — вскричал Том, — ведь Галула хочет быть моей женой!

— Она мне дочь, — решительно заявила старуха, — и кто хочет взять ее себе в жены, тот должен исполнить то, чего требует обычай балубов. Это последнее мое слово, Том: пять аршин, а также не забудь и про пестрый платок!

— Том! — раздался вдруг голос Белой Бороды.

Молодой человек вздрогнул от неожиданности и подошел к своему хозяину, между тем как старуха быстро исчезла.

— Пойдем со мной, мне надо поговорить с тобой! — продолжал Белая Борода, удаляясь от жилья. — Что значил этот торг между тобой и Тумбой?

Том был застигнут врасплох и хотя и не мог покраснеть от смущения, но цвет его кожи стал на несколько тонов темнее; он молчал.

— Том! — мягко сказал Белая Борода. — Ты христианин. Разве ты так скоро забыл то, чему тебя учили? Неужели ты хочешь покупать себе жену, как какой-нибудь язычник?

— Поговорите вы с ней, господин! — вскричал Том, ободренный его ласковым тоном. — Поговорите с ней. Эта женщина твердо стоит за права балубов и слышать не хочет ни о каких уступках. Девушка же думает иначе и хочет после поехать со мной в миссию. Но раньше должен же я ее купить, потому что иначе кто-нибудь другой даст Тумбе пять аршин материи и цветной платок и по праву балубов отнимет у меня девушку!

— Ты не станешь ее покупать! — возразил твердо Белая Борода. — Представь Тумбе все доводы, которым тебя учили когда-то в миссионерской школе. Ведь ты же хорошо умеешь читать и писать, ты образованный молодой человек, Том, и сумеешь убедить негритянку, тем более, что она мать любимой тобою девушки.

— Да, Галула думает так же, как и мы, — сказал Том. — Но старая Тумба уж чересчур стара и не хочет учиться ничему новому!

— Ну, что ж, сделай еще пробу; если же тебе все-таки не удастся убедить ее, то пошли ее ко мне, и я поговорю с ней по душе.

Белая Борода замолк, потому что мимо них быстро промелькнула какая-то черная фигура и скрылась в темноте: то была Галула, которая бежала от общества людей, чтобы излить наедине свое первое горе. Около костра осталась одна только Тумба.