Танец бабочки-королек - Сергей Михеенков Страница 33

Он отложил в сторону винтовку и нащупал под ногами бутылку с КС.

Танк приближался. Он забирал всё правее и правее. И старшина понял, что, когда он выскочит на линию окопов, то бутылку до него попросту не добросит. Там, на правом фланге, уже никто не стрелял из снежных окопов, никто не шевелился. Молчал и пулемёт. Все убиты, мелькнуло в его мозгу. Один я тут остался. Правее больше никого. Надо ползти. Перенимать его где-то возле воронок. Если успею…

Но воробей он был стреляный. Подхватил вторую бутылку и, пятясь назад, выбрался из окопа. И вместо того, чтобы сразу поползти впереймы, он пополз сперва назад.

– Ты куда, Кондрат? – закричал Калинкин.

– Прикрой! – зло оскалился в ответ Нелюбин, не надеясь, что тот услышит его, но пусть хотя бы услышит крик, а там догадается, что надо делать.

Он дополз до Серёгиного Т-26, встал, перебежал к другому борту, выглянул: танк на прежней скорости, подминая молоденький березняк, стремительно приближался по сходящейся косой. Работал, трепеща прерывистым пламенем, его башенный пулемёт. В какое-то мгновение пули стегнули и по броне Серёгиного танка. Следующая очередь ушла в березняк. Не видит, догадался старшина Нелюбин, палит напропалую. Для острастки стреляет, чтобы к нему не подобрались гранатомётчики.

В бутылках, которые он держал в руках, был состав горючей смеси, которая загоралась при соприкосновении с воздухом. Никаких фитилей, которые ещё попробуй зажги в такой горячке. Разбил бутылку, и – дело готово. Лишь бы не промахнуться.

Он выглянул из-за танка. Подумал: выскакивать перед ним опасно – срежет очередью и замахнуться не успею. Пусть проедет вперёд, пусть внимание переключит туда, прямо по курсу, на воронки бронебойщиков. Танк, взвихривая снежную пыль, быстро сближался с окопом, откуда всё ещё упорно хлопала одна из бронебоек.

Бронебойщики уже бросили свои ружья и вприпрыжку бежали к лесу. Один – в расстёгнутом полушубке, растирая по щеке кровавое пятно. Другой – волоча перебитую ногу и что-то крича своему товарищу. Двое других ползли на четвереньках, зачем-то забирая к нему, к Нелюбину, куда и мчался танк. Как будто бежали от другой опасности. Но один расчёт ПТР так и не покинул своего окопа и упорно продолжал вести огонь.

Стальная громадина, сотрясая мёрзлую землю, промчалась мимо Серёгиного танка. Всё, пора. Старшина Нелюбин выскочил на полянку и бросил первую бутылку, но она, кувыркаясь и описывая крутую траекторию, перелетела мимо и упала за танком. Промахнулся! Эх, как же это я! Одна ведь теперь осталась…

– Ах ты ж, ёктыть! – зло зарычал старшина Нелюбин и, сделав вперёд ещё несколько шагов и выбравшись на рыхлую колею, только что проделанную в глубоком снегу, спокойно примерился и метнул вторую бутылку. Он следил за её полётом так, словно сам готов был полететь следом.

Вторая мимо не пролетела. Она упала прямо на корму, и старшина успел увидеть, как тёмная жидкость, мгновенно подёрнувшись сверху синеватым прозрачным пламенем, разлилась по броне, затекая в моторную решётку, обмётанную снежной пылью. Через мгновение ослепительно-белое пламя вспыхнувшего фосфора окутало танк. Экипаж, видимо, ничего ещё не почувствовал, и Т-IV, не сбавляя хода, несся к спаренным воронкам, откуда всё стреляла бронебойка. Но вдруг он резко изменил направление и врезался в заросли черёмушника. Видимо, пытался сбить пламя. Но пожар уже начался внутри, и танк, развернувшись, остановился. Открылись люки. Старшина оглянулся на окоп Калинкина: тот сосредоточенно стрелял в поле, ему было не до танкистов. И тогда он выхватил из кармана одну из «фенек», выдернул кольцо и, не разжимая скобы, побежал прямо к разгорающемуся танку. Из него уже выпрыгивали танкисты в чёрных комбинезонах и таких же чёрных коротких куртках.

Немецкие танкисты, волоча под руки одного из своих товарищей, гурьбой выбежали из черёмушника прямо навстречу Нелюбину. Бежавший впереди дважды, навскидку, выстрелил в него из пистолета, но не попал. Старшина видел, как подпрыгивал в бледной руке танкиста пистолет после каждого выстрела. Он бросил гранату им под ноги и сунулся в сторону, в снег. Тут же достал из кармана другую. Взрыв! Послышались вопли и стоны раненых. Он поднял голову. Там, впереди, что-то чернело и двигалось. Он бросил ещё одну гранату. И пополз назад, к своему танку.

Лёжа под днищем танка, где пахло обгорелой землёй и металлом, старшина Нелюбин пытался понять, что происходит вокруг. Танки прошли через их окопы, даже не сбавив хода. Пехота залегла в поле и вела огонь из пулемётов и автоматов. Значит, взводу и стрелковой роте, которая занимала оборону левее, удалось выполнить свою задачу по отсечению пехоты. Старшина прополз вперёд и начал всматриваться в сторону своего окопа. На месте его ячейки зияла воронка. Рядом темнела глубокая борозда танкового следа. А левее её виднелась спина Калинкина. Калинкин всё так же лежал в своём окопе, вжимаясь в землю, и вёл огонь из винтовки. Двигался он неестественно медленно. После каждого выстрела подолгу отдыхал, роняя на приклад голову.

Старшина пополз к нему. Он полз по дну колеи, оставленной танковым траком, торопливо загребал руками рыхлый снег и не чувствовал его холода. Раздражало только одно: снег мешал передвигаться быстрее. Своей винтовки он нигде не увидел. Посмотрел по сторонам: может, отбросило взрывом? Но винтовки нигде не оказалось.

– Живой, Калиныч?

– Ранило меня, Кондрат. Сильно. Перевяжи. Пакет вот тут, в кармане.

Старшина перевалил Калинкина на спину. Расстегнул полушубок. Тот сразу обмяк. Пуля вошла косо, под правое ребро. Кровотечение уже прекратилось, но в запёкшейся лунке зыбал, как живой, багровый сгусток. Кровью залило весь бок, всю одежду и снег.

– Не бросай, браток, – шептал Калинкин деревенеющими, будто замерзающими губами, – один я тут пропаду. На морозе…

Старшина огляделся, взвалил Калинкина на плечо, подобрал винтовку и, пошатываясь из стороны в сторону, трюшком, кое-как побежал к Серёгиному танку. Другого укрытия поблизости не было. Он затащил Калинкина под танк и принялся за перевязку. Перевязав и устроив раненого возле катков, чтобы хоть как-то защитить от пуль, проверил его винтовку. В магазине ещё оставалось несколько патронов. Он расстегнул подсумок Калинкина, там было пусто. Вот молодец, подумал старшина, всё расстрелял.

Прорвавшиеся танки ушли в сторону Малых Семёнычей. Прорвалось их немного, может, с десяток. Почти столько же осталось здесь. И один из них поджёг он, старшина Нелюбин. Танки наверняка ушли к большаку. Там теперь громыхало. А пехоту они не пропустили. Вон она, ихняя пехота, вся в поле лежит. Молодцы миномётчики. Вовремя завели свои «самовары».

Но и миномётчикам, видать, досталось. Овраг, где они занимали позицию для стрельбы, дымился остатками начисто вырубленных деревьев. Всё там, на их позициях, было исхлёстано, исполосовано бороздами танковых гусениц.

Старшина подполз к каткам и сквозь обвислую ленту гусеницы стал всматриваться в дымящееся воронками пространство, где час назад лежали в снежных окопах не успевшие как следует окопаться курсанты. И подумал: а наших-то всех, видать, побило. И артдивизион тоже – вдребезги. Даже снег дымится.